— Да, я подумаю, — еле слышно, одними губами промямлил я и, оставив Томми в замешательстве, заковылял к автобусу так быстро, как только мог. Какие-то три месяца назад я был готов пойти на всё ради Томми Лорда и нашей команды. Теперь же я выставил себя перед ним чуть ли не ненормальным, избегающим серьёзного разговора. Правда заключалась в том, что я испугался встречи с подстреленным призраком, если только он вообще существовал.

Собрав волю в кулак, я оглянулся напоследок. Изрешечённый пулями уборщик стоял, опираясь на призрачную швабру, и улыбался.

Глава четвёртая

Я плюхнулся на свой любимый стул и с упоением втянул ноздрями дразнящие ароматы завтрака: тёплых блинчиков и кленового сиропа. Моё первое субботнее утро дома после аварии. Больше никакой больничной еды. Отец приготовил панкейки, и Джейсон заявился к нам в пижаме, как он делал почти каждую субботу до всего этого кошмара. Я вспомнил, как в детстве мы вместе завтракали в забавных пижамах-комбинезонах, и у Джея пижама была зелёная с танцующими обезьянками. Наверное, я рассмеялся бы, если бы мог: если бы мама была жива, если бы я не видел призраков. Сначала миссис Уилсон, теперь уборщик. А может, они всё же мне померещились? Если бы мама была жива, я бы обо всём ей рассказал, и она бы знала, что делать. Но её нет, мне не с кем поделиться: ни с папой, ни с его сёстрами.

Настоящая или нет, миссис Уилсон витала в паре метров от меня, лениво паря́ под потолком и напевая что-то себе под нос. Папа и Джейсон упорно её не замечали. Она должна быть плодом моей фантазии — мне двенадцать, в таком возрасте уже не становятся экстрасенсами. Никогда.

— Как первый день Алекса в школе? — поинтересовался отец у Джейсона, откусывая хрустящий ломтик бекона.

Друг запихнул в рот огромную порцию блинов, показал папе большой палец вверх и забубнил с набитыми щеками:

— Он прошто молодеш, миштер Ленард.

— Я жив, как видишь, — избегая папиного взгляда, я слизнул с уголка губ капельку сиропа.

Отец преувеличенно громко опустил чашку с кофе на стол:

— Уверен, ребята в команде тебе обрадовались.

Я поёрзал на стуле под его настойчивым вопросительным взглядом:

— В команде всё круто. Но брось, пап. Мы оба знаем, что я уже не буду играть в духобол, — я отправил в рот кусочек панкейка, но едва ощутил его вкус.

— Этого мы как раз не знаем, — папа отложил вилку и посмотрел на меня. — Врачи говорят — «не сейчас», но это не значит, что «никогда».

Я отодвинул от себя блинчики:

— Я не хочу играть.

Глаза у папы ошарашенно округлились, он явно не знал, что сказать.

— Ты? Не хочешь играть? Ты шутишь, что ли? — Джейсон чуть не подавился.

— Нет. Не шучу. Духобол слишком о многом мне напоминает… — Я проглотил комок в горле. — Всё меняется.

Я изменился. Я больше не хотел быть всеобщим любимцем. Не теперь.

Папа смотрел на меня, я чувствовал это, но не поднимал глаз от тарелки, желая, чтобы Джейсон разрядил обстановку какой-нибудь шуткой. Сироп призывно растекался по стопке блинов, но мне совершенно расхотелось есть. Раньше субботние блины всегда готовила мама, и папа решил, что продолжит традицию. У него получалось почти так же хорошо, как у неё. Почти.

Папа доел свою порцию, но облизывать вилку от сиропа, как всегда делал раньше, не стал:

— Что ж, возможно, мы ещё вернёмся к этому разговору после следующего обследования. Не исключено, что ты передумаешь.

— Возможно, — ответил я, твёрдо зная, что всё уже решил наверняка.

Отец прочистил горло:

— А что насчёт тебя, Джейсон? Ты ещё в команде?

Настала очередь Джея ёрзать под пристальным папиным взглядом:

— Эмм… Ну… Нет.

— Ясно. — Папу явно расстроило, что он не сможет использовать Джейсона в качестве мотивации для моего возвращения в команду. Он перевёл взгляд на меня. — Надеюсь, хотя бы сегодня вы повеселитесь.

— Повеселимся? — спросили мы с Джейсоном хором.

— День рождения Ханны, помнишь? — Он встал из-за стола и стал копаться в пакете у плиты. — Понятия не имею, что нравится двенадцатилетним девочкам, поэтому спросил у продавца. — Отец достал большую розовую плюшевую шиншиллу с галстуком-бабочкой в горошек.

Джейсон снова едва не подавился блинами, а я постарался скрыть отвращение.

Папа держал игрушку на вытянутых руках:

— Ну как? Думаешь, ей не понравится? — Он осмотрел зверя. — Наверное, стоило посоветоваться с Труди, — пробормотал он.

В этот момент рядом со мной возникла миссис Уилсон и пристально уставилась на шиншиллу:

— О, какая прелесть! Девочка будет в восторге!

— Да, не, мистер Ленард, отличный подарок, — у Джейсона от еле сдерживаемого смеха чуть вся еда не вылетела изо рта.

Стараясь не обращать внимания на пухленькую миссис Уилсон и Джейсона, я как ни в чём не бывало продолжил разговор с папой:

— Даже не знаю. Я плохо знаю Ханну. И она довольно сильно изменилась. Но, уверен, не стоит волноваться. — Шиншилла отлично впишется в её новый имидж.

— Следи за своим тоном, юноша. Ты с отцом разговариваешь. — Мне стоило изрядных усилий не засмеяться над её надутыми щеками и сложенными на поясе руками, но я не собирался уделять ей внимание. Даже если она и правда настоящая.

— Ну, будь у нас больше времени, я бы дал тебе самому выбрать что-нибудь. — Отец посмотрел на кухонные часы. — А так у нас осталась всего пара часов.

— Все соберутся в полдень? — Мне совершенно не хотелось идти на праздник двоюродной сестры, возомнившей себя охотницей.

— У-у-у-у, вечеринка. Звучит заманчиво. — Джейсон закатил глаза, поддел вилкой последний блинчик и запихнул его в рот. — Потом расскажешь. — Он посмотрел на часы. — Я не пойду, извини. Мне надо помогать отцу. — Друг широко улыбнулся и помахал мне рукой, после чего исчез через заднюю дверь, которая со скрипом закрылась.

Папа кивнул:

— Что ж, поторопимся. Иди, закинь бельё в стиралку, прими душ, сделай всё, что тебе нужно, и собирайся.

Я сунул в рот последний крупный кусок блина и пожалел, что не достаточно серьёзно болен, чтобы пропустить эту вечеринку.

* * *

Белые перила крыльца старого викторианского дома Ханны встретили нас дымчато-серыми лентами серпантина, а входная дверь — белыми и серебряными воздушными шарами. Я оказался здесь впервые после того, как папина родня переехала два месяца назад.

На веранде показалась изящная голова с волнистыми каштановыми волосами. Тётя Елена. Я не виделся с ней с восьми лет. Папа говорил, что тёти приходили навестить меня в больнице, но я этого не помнил. Елена сидела прямо на полу, выводя кистью на старых половицах большую защитную печать. С цепочки на её шее свисал Третий пентакль Юпитера и ещё несколько незнакомых мне печатей Соломона.

Когда мы приблизились к двери, она отложила кисть:

— Крис, Алекс, — она поприветствовала нас так тихо, что я невольно задумался, а не показалось ли мне, может, это просто прошелестел ветер. — Извините за краску. Лишняя предосторожность никогда не повредит, особенно с сигилами.

— Верно, — согласился отец, даже не потрудившись обнять сестру. Я его не винил. Кем надо быть, чтобы рисовать сигилы перед домом во время празднования дня рождения?

Она устремила на меня пронзительный взгляд зелёных глаз:

— Боже, Алекс, как ты вырос!

По спине у меня побежали мурашки, и я безотчётно отступил назад, наполовину спрятавшись за отца, мечтая оказаться подальше отсюда.

Папа поспешил позвонить в дверь.

— Привет! — Из дома послышался весёлый голос, и дверь распахнула рыжеволосая тётя Труди. Последний раз мы виделись около двух лет назад, волосы тогда были каштановыми, совсем как у папы и тёти Елены. Наверное, когда дядя Дэвид ушёл от неё, ей захотелось что-то поменять. Её новый облик мне не очень понравился.

Она обняла папу, словно не видела его много лет:

— Я так рада, что ты пришёл, Крис! — Она улыбнулась мне. — Привет, Алекс! Ты очень хорошо выглядишь.

— Эээ, спасибо, — отозвался я, гадая, видела ли она меня в больнице, когда я был на обезболивающих. Мне показалось, что я помню, как она разговаривала там с папой.

Тётя Труди провела нас внутрь. Я не очень хорошо знал наших прошлых соседей и в этом доме прежде не был, поэтому сгорал от любопытства. Первое, что мы увидели прямо с порога — длинная деревянная лестница, а сразу за ней — тускло освещённая гостиная, соединённая с кухней и столовой, в которой несколько седовласых людей о чём-то тихо переговаривались между собой, обступив миску с пуншем. Это больше походило на похороны, чем на день рождения девочки-подростка.

— Кхм… — Каждый нерв в моём теле требовал, чтобы я куда-нибудь сбежал.

— Привет! — Из пучины седых голов вынырнуло улыбающееся лицо Ханны с огромными совиными глазами. — Я так рада, что ты пришёл!

Как бы я ни хотел уйти, я не мог отделаться от чувства жалости к Ханне. Кому вообще нужен такой день рождения? И где другие дети? Ну и что, что ей двенадцать, а не десять?! Наверное, никто не пришёл, потому что она новенькая здесь, и ей просто некого позвать.

Отец передал Ханне большой пакет с подарком:

— С днём рождения!