Несмотря на горечь, испытанную им после отказа Флоренс, Тревор, как ни странно, не стал ее ненавидеть. Она пользовалась успехом в обществе, славилась красотой, за нею ухаживали многие знатные молодые люди, и потому едва ли с ее стороны было разумно отдавать руку хромому инвалиду. И увы, винить приходится только самого себя. Ведь это он не разглядел в свое время, что за блеском ангельской внешности скрывается жестокое, расчетливое существо с ледяным сердцем. Поддавшись вожделению, он позволил страсти руководить своими поступками и теперь пожинает горькие плоды собственной недальновидности.

Флоренс его не любила, как, впрочем, и он ее. Но кто из женщин вообще способен теперь обратить внимание на изувеченного солдата? Что ж, по крайней мере впредь он будет умнее. Тревор завидовал своим родителям. Они нашли истинную, долгую любовь, любовь, которая прошла через множество испытаний…

Прищурившись, он взглянул на феску отца. До чего же все-таки нелепа эта дурацкая золотая кисточка! Если когда-нибудь ему и суждено встретить женщину, которая недвусмысленно ответит на его чувства, то он ни в коем случае не даст настолько заморочить свою несчастную голову, чтобы на старости лет напялить на нее идиотский колпак.

— Тебе надо подумать о дальнейшей жизни, — наставительно произнес отец.

— Я знаю.

— Твоя военная закалка тебе поможет, если только правильно выберешь путь.

Зажигая сигару, Тревор задумался над словами отца. Возможно, перемена мест даст ему необходимый стимул? К тому же Флорида находится достаточно далеко… Кто знает, быть может, хоть там удастся избежать понимающих взглядов и сочувственного шепота?

— Ты создан руководить другими, — продолжал Джон Прескотт, — и это отнимет у тебя всего несколько месяцев, сын. К тому же ты обязан помнить… Ведь именно Эдвард Стэнтон замолвил за тебя словечко при поступлении в Вест-Пойнт.

«Ривервинд»… Тревор почти физически ощутил сладчайшее благоухание южных растений, разносимое легким ветерком по теплому воздуху.

Ему вдруг захотелось поскорее покончить со всем этим и вернуться к себе в комнату. Криво улыбнувшись отцу, он проговорил:

— Я поеду во Флориду. Однако запомни: я делаю это лишь ради того, чтобы помочь Эдварду Стэнтону.

— Твоя капитуляция подписана и принята, — довольно улыбнулся Джон.

Опершись на трость, Тревор резко поднялся. Каждый раз, когда он вставал, от острой боли перехватывало дыхание. Когда-нибудь потом, позднее, нога будет только дрожать и ныть, но уже от одного этого можно свихнуться. Тревор посмотрел на отца:

— Кажется, ты веришь в меня больше, чем я сам.

— Ты еще скажешь мне спасибо.

— А вот это мы увидим, сэр.

Манати, западное побережье Флориды, 1851 год

Покидая борт шхуны «Мэри Энн», Тревор радовался возможности наконец-то ступить на твердь, которая не будет качаться и колыхаться под ногами. Пристань, к которой причалил корабль, была расположена в десяти милях от Мексиканского залива, на реке Манати. Прямо над головой в безоблачном небе нещадно палило южное солнце. Тревор надеялся, что мучившие его в течение всего путешествия тошнота и головная боль отступят, как только он сойдет на землю. Но не тут-то было: морская болезнь проходит не сразу.

Осторожно, чтобы не потерять равновесие, Тревор зажал между коленями трость, свободными руками снял сюртук и бросил его на чемоданы. Промокнув носовым платком потное лицо, Тревор сцепил зубы и принялся медленно, но энергично расхаживать по сырому дощатому настилу причала. В другое время он бы непременно полюбовался красотами, открывшимися его взору. Огромные дубы протянули свои ветви над искрящейся на солнце водой, даруя ей благодатную тень; карликовые пальмы, виноградная лоза и густой кустарник покрывали берега.

Он посмотрел в ту сторону, где капитан громко разговаривал с каким-то человеком, споря об оплате за перевезенный груз. Дождавшись окончания перебранки, он внушительно кашлянул, обозначая свое присутствие. Капитан Джебедиа Брандт выкрикнул несколько приказаний и обернулся к своему недавнему пассажиру.

— Посмотрите вон туда, мистер Прескотт. Люди Стэнтона уже здесь.

Тревор поискал глазами в том направлении, куда ему указали. В конце причала одновременно остановилось несколько запряженных мулами повозок. Там, где они только что прошли, клубилось облако пыли, укрывающее придорожные деревья и кусты. На каждой повозке сидели по два раба. Стройный всадник в широкополой соломенной шляпе, закрывавшей лицо, гарцевал между подводами на прекрасном кауром жеребце.

Ну если это и есть Эдвард Стэнтон, то он и впрямь тяжко болен… Тревору уже издалека показалось, что брюки как-то чересчур свободно облегают ноги всадника, а плечи и руки его едва виднеются под слишком просторной рубахой, прихваченной на совсем тонкой талии широким черным поясом.

Капитан Брандт слегка тронул Тревора за плечо:

— Если вам неохота трястись целых три мили на жесткой телеге, то почтовая лодка собирается в путь. Она довезет вас до частной пристани на плантации Стэнтона.

Тревор поглядел на маленькое суденышко и мысленно ухмыльнулся — даже все святые на небесах не смогли бы уговорить его продолжить путешествие по воде.

— Благодарю, но лучше я поеду со Стэнтоном. Как вы думаете, они долго еще провозятся здесь, на пристани?

Широко улыбнувшись, Брандт поскреб в своей густой седой бороде:

— Думаю, что они быстро погрузятся и сразу же направятся к усадьбе.

Мечтая поскорее укрыться от испепеляющего солнца под какой-нибудь прохладной крышей, Тревор подал руку капитану.

— Благодарю за гостеприимство и уют. — И зашагал своей медленной хромой походкой к краю причала, охватывая взглядом окрестности.

Вдали виднелись постройки из нетесаных бревен Возле самой реки под дубом усердно стучал по наковальне кузнец. Вокруг кузницы расхаживали люди, занятые своими разговорами. Тревор удивился: как они вообще могли услышать друг друга при непрестанном стуке молота? Ведя в поводу мула, на спину которого были навалены воловьи шкуры и кожи аллигаторов, к торжищу приблизились трое индейцев-семинолов в ярких одеждах, разукрашенные перьями и побрякивающие бусами. Самые разнообразные средства передвижения приготовились возле причала принять на себя роскошные товары, привезенные в Манати из Нью-Йорка сорокатонной шхуной капитана Брандта. Чем ближе он подходил к обозу, тем более убеждался в верности своего первого впечатления. Отец вовсе не преувеличивал, говоря ему о бедственном состоянии Эдварда Стэнтона. По сравнению с тем, каким его запомнил Тревор, бедняга по крайней мере вдвое уменьшился в размерах. Однако несмотря на изможденный вид, он не утратил способности распоряжаться людьми. Особенно поразило Тревора то, что слуги молниеносно исполняли приказания, еле слышно отдаваемые хозяином. Шестеро рабов укладывали товары в телегу, и лишь один из негров, настоящий великан, спокойно стоял возле своего господина. По сравнению с хрупким сложением самого Стэнтона внушительный вид раба казался еще более грандиозным.

Тревор приблизился к обозу незамеченным. Большой знаток и ценитель лошадей, Прескотт перевел взгляд с хрупкого всадника на жеребца под ним. Проведя рукой по теплому, гладкому боку животного, он насладился чудесными линиями его тела и лоснящейся шерстью.

Вдруг чисто интуитивно Тревор поднял взор и посмотрел в обрамленные густыми ресницами глаза цвета такого глубокого индиго, что можно было принять их за фиолетовые.

— Вы не Эдвард Стэнтон, — только и смог произнести гость.

Глава 2

Всадник снял соломенную шляпу, и золотисто-каштановые, длиной до пояса волосы рассыпались у него по плечам. У Тревора в одно мгновение пересохло в горле. Вся эта роскошь окутывала фигуру, нимало не напоминающую мужскую. Солнечные лучи, проливаясь на густое покрывало из шелковистых прядей, воспламеняли их своим ярким сиянием, и от этого они горели, подобно огненному закату. Окончательно убедившись в том, что перед ним вовсе не Эдвард Стэнтон, Тревор обратил внимание на перламутровый оттенок кожи, выдающиеся скулы и такие чудесные губы, которые отныне, подумалось майору, не дадут ему покоя…

Она была прекрасна Однако в ее пристальном взгляде было нечто настораживающее. Возможно, благодаря этим странным глазам темно-синего цвета, источающим неприязнь?

Девушка смотрела на него с нескрываемым вызовом Под юбкой для верховой езды угадывалась замечательная линия стройной ноги. Черные кожаные сапожки кончались у самого колена, а широкий пояс туго обхватывал талию, настолько тонкую, что казалось, ее можно заключить в кольцо из пальцев двух рук. И как его угораздило принять эту ошеломляющую женщину за Эдварда Стэнтона? Тревор уловил нежный аромат розы и, поняв, что благоухание исходит от нее, почувствовал, как все внутри у него пришло в трепет.

А она все не отводила взгляда. Очевидно, ее совершенно не смущало то, что незнакомый мужчина так бесцеремонно ее рассматривает. Он знал, что в общем-то южанки воспитываются в духе уважения к противоположному полу и гораздо стыдливее северянок, а потому не могут позволить себе непочтительность по отношению к мужчине. Но любопытство этой дамы оправданно — ведь она, как догадался Тревор, та самая влюбленная в плантацию племянница Стэнтона, которая, судя по всему, взвалила на себя нелегкие обязанности управляющего.

— Мы не ждали вас так скоро, — сказала девушка, протягивая приезжему руку, и представилась: — Леа Стэнтон. А вы, должно быть, майор Прескотт.

Тревор осторожно пожал руку, затянутую в лайковую перчатку. Ему неожиданно представилось, какова на ощупь ее обнаженная рука. Но он тут же одернул себя мыслью о том, что в «Ривервинд» он временно и ни о каких романтических похождениях не может быть и речи. Да и история с Флоренс Уорс напоминала, что женские чары отныне для него неопасны.

Леа наконец выдернула руку из ладони майора Прескотта, чье затянувшееся молчание ее немного смутило. Он оказался совсем не таким, как девушка себе представляла.

Он не просто хромал. Осунувшееся лицо и изможденность в облике говорили о долгих месяцах неподвижного образа жизни. И уж конечно, в нем не осталось и следа от бравой военной выправки. Темные непокорные волосы смешно торчали во все стороны, словно их взъерошил морской ветер. Но ширина плеч выдавала высокий рост, не очень заметный из-за того, что Леа смотрела на него сверху. К тому же он тяжело наваливался на инвалидную палку и потому стоял как-то неестественно изогнувшись всем телом. Зеленоватый оттенок лица напоминал о недавних невзгодах морского путешествия.

Забавно. Тот самый замечательный воин, которого пригласил дядюшка Эдвард для управления «Ривервинд», не успев добраться до места назначения, бесславно пал жертвой морской болезни…

В последнее время дядя чудил, и Леа никак не могла смириться с тем, что здоровье его уже давно пошатнулось. Все же решение Эдварда пригласить постороннего управлять имением застало ее врасплох и очень удивило. Она сочла, что этим шагом дядя Эдвард не принесет ничего хорошего ни себе, ни плантации. Да и чем в самом деле может помочь мужчина, не способный даже нормально стоять без своей трости?

Однако по совести говоря, этот майор Прескотт все же проделал длинный путь, и она не может поставить ему в вину благородные намерения. К тому же у него хватило мужества выдержать ее пристальный взгляд. А Леа знала, что обычно, когда она впервые встречалась с дядюшкиными деловыми партнерами или соседями по владению и вот так же испытующе разглядывала их, они поначалу робели и недоумевали, но неизменно расслаблялись и приходили в себя, увидев ее милую улыбку и услышав доброе слово. Однако мистер Прескотт, кажется, не из тех, кто тает при первом же проявлении дружеского участия… Что ж, пусть бы и так, но этот человек очень скоро и сам поймет, что физически не в состоянии руководить таким сложным хозяйством, как плантация «Ривервинд».

— Это Джордж Энтони, — сообщила Леа, указывая на огромного раба, которого уже успел приметить Тревор. — Он с радостью позаботится о вашем багаже.

Джордж Энтони, на лице которого отразилось все что угодно, только не радость, молча разглядывал приезжего. У Тревора едва не сорвалось с языка, что он не нуждается в опеке, но, к счастью, вовремя напомнила о себе раненая нога. Продемонстрировать слабость перед женщиной, какой бы природы ни была эта слабость, просто немыслимо. И, подавив в себе желание отказаться от помощи, он ответил:

— Благодарю, мисс Стэнтон, за вашу любезную заботу.

Враждебный, хмурый взор Джорджа Энтони приковал к себе его внимание. И этот раб, по словам отца, доволен своим гуманным хозяином? Что-то тут не так. Парень смотрит на белого человека словно на заклятого врага. Похоже, знойная Флорида не то место, где негры довольны своей жизнью.

Вдруг мисс Стэнтон подняла левую руку, и Тревор, заметив в ней кнут, чуть было не шагнул вперед. К превеликому его облегчению, Леа всего лишь указала на причал и, дружелюбно улыбнувшись, обратилась к рабу-великану:

— Пожалуйста, поторопись.

Затем она перевела глаза на Тревора. Господи, и что она только о нем подумала! Наверное, поняла, что он принял ее жест за намерение ударить Джорджа Энтони кнутом. Гость слегка выпрямился и, пытаясь скрыть смущение, достал из кармана платок, чтобы обтереть вспотевший лоб.

— Майор Прескотт, — произнесла девушка ласковым и озабоченным голосом, — вы неважно выглядите.

Это неожиданное внимание к его здоровью еще сильнее смутило Тревора. Расправив плечи, он убрал платок и попытался любезно улыбнуться. Если бы не проклятая головная боль и тошнота, которые внезапно вновь овладели им, то ему, возможно, и удалось бы изобразить полнейшую беззаботность.

Леа тут же пожалела о сказанном и поняла, что первое впечатление оказалось верным: майору не слишком нравится сочувствие к нему. И все-таки дядя ни за что не простит ей, если гостя в день приезда хватит солнечный удар. Подозвав к себе раба по имени Сэмюэл, она приказала подогнать поближе повозку, которую специально взяли с собой для особого случая.

— Но в этом нет необходимости, — вмешался Тревор. — Любая из ваших телег вполне подойдет для меня.

— Чепуха. В «Ривервинд» принято заботиться о гостях. Право же, это нас совсем не затруднит.

Правду она говорила или нет, но Тревор вынужден был согласиться: проторчи он под палящим солнцем еще хоть несколько минут, и гордость его была бы посрамлена. Если ему и суждено когда-нибудь упасть в позорный для мужчины обморок, то очень не хотелось бы рухнуть к ногам женщины, тем более если эта женщина — племянница Эдварда Стэнтона.

Из-под спасительного тента крытой повозки Тревор увидел, как Леа вновь скрутила волосы в тугой золотисто-каштановый узел и, удерживая его на макушке, водрузила сверху свою шляпу. Заметив, как натянулась на груди ее блузка, Тревор ощутил холодок где-то в области и без того взбудораженного желудка. Он не поверил бы в то, что тело его по-прежнему способно желать плотских наслаждений, да еще в столь неподходящий момент. Однако неоспоримое доказательство сексуальной жажды горделиво выпирало у него под брюками. Все это вкупе с дурным самочувствием серьезно угрожало самообладанию молодого человека. Вероятно, у него слишком долго не было женщины, подумал Тревор и, мысленно осудив ребя за неуместные фантазии, усилием воли справился со своими порывами.

Повозка скрипнула — за спиной у Прескотта устроился возница. Обоз тронулся в путь. Гость сидел привалившись спиной к какой-то корзине, не открывая глаз, прислушивался к окружающим звукам и полной грудью вдыхал запахи этой земли. Справа до него доносилось журчание реки, над головой, в ветвях густых деревьев, свистели и трещали птицы. Вдруг Тревора насторожил какой-то шелест под повозкой. Больше всего ему не хотелось, чтобы там оказалась змея, потому что он не выносил вида всяких ползучих тварей. Но все-таки эти звуки живой природы радовали его слух, тем паче что за последние полгода Тревор успел отвыкнуть от них. Вот пронеслась волна сладкого аромата, но тут же сменилась запахом влажной земли.

Голова внезапно и резко склонилась вправо и стукнулась о матерчатую стенку повозки. Он открыл глаза.

Караван как уже с милю отдалился от причала. Тревор знал: если смотреть на отдаленные предметы, то качка переносится легче. Учитывая, что весь организм был сильно взбудоражен морским путешествием и еще не отошел от него, этот навык оказался вовсе небесполезным. Следом за его подводой по ухабистой песчаной дороге тащились остальные телеги. Пробудившееся любопытство в конце концов заставило забыть о физических страданиях. Тревор попытался представить себе усадьбу Стэнтонов. Действительно ли это такое огромное строение, как говорил ему отец, или всего лишь причудливой архитектуры бревенчатый домишко?

Приблизительно через милю он смог получить, вернее увидеть, ответ на свой вопрос. Уже на подступах к усадьбе Тревору показалось, что «Ривервинд» приветствует гостя. Длинная подъездная аллея, обсаженная с обеих сторон кочанообразными пальмами, обещала впереди грандиозное зрелище И действительно, дом, выстроенный в стиле классицизма, выглядел впечатляюще. Всю постройку окружала поддерживающая крышу колоннада из восемнадцати стройных цилиндров около двадцати пяти футов высотой каждый. С первого этажа через две пары широких парадных дверей можно было выйти в роскошный сад. Такие же двери вели со второго этажа на балкон над центральным входом. И эти двери, и расположенные симметрично по сторонам от них окна были распахнуты освежающему бризу.

Подле самого дома не росло ни деревца, ни кустарника — видимо, чтобы не загораживать красоту его внешнего вида. Спереди и по бокам к нему примыкали террасы. К основному зданию специальным крытым переходом присоединялся флигель, похожий скорее на кухню. Поглядев на распахнутые высокие окна, Тревор мысленно предвкушал приближение спасительной ночи, овеянной легким ветром, который приносит с реки прохладу и нежно касается разгоряченного тела. Надо отдать должное Эдварду Стэнтону — сколько сил, средств, воли и труда надо было вложить, чтобы на этой дикой, неосвоенной земле создать такую роскошь!

Когда повозка приблизилась к парадному подъезду, Тревор обратил внимание на хижины рабов, стоящие поодаль от господского дома. Все они были крыты пальмовыми листьями, а некоторые выстроены из пальмовых стволов, словно напоминая о том, чьими трудами осуществились мечты Стэнтона. Это невольное свидетельство самого жестокого явления на земле — рабства вмиг омрачило настроение Тревора.

Выбравшись из повозки перед самым входом в усадьбу, он с помощью возницы надел сюргук Глянув назад, в направлении дороги, Тревор увидел, что остальные повозки потянулись куда-то дальше: то ли к амбару, то ли к кухне.

Племянница Эдварда исчезла, и Прескотт решил, что она отправилась к дяде сообщить ему о прибытии нового управляющего. «Временного управляющею», — мысленно поправил он себя. Пусть «Ривервинд» и превзошла все его ожидания, но он не собирался надолго оказаться в плену здешних красот, местных жителей или же предаваться чарам такой соблазнительной и необычной женщины, как племянница Стэнтона.