Девушка уже была недалеко от дерева; заметив отдыхающих мужчин, она радостно улыбнулась, узнав в одном из них своего отца. Девушку звали Лея, она была дочерью Хецрона.

— Папа, папочка! — звонкий голос разбудил Хецрона.

Он узнал дочь, и счастливая улыбка осветила его лицо; отец приветливо помахал рукой девушке. Лея достала из своей корзинки небольшой глиняный кувшинчик и решила зачерпнуть чистой и свежей воды, чтобы напоить отца…

К зарослям тростника у водоёма, на другом берегу, мчался быстрый ослик; всадник, резко осадив животное, не дожидаясь, когда тот остановится, на ходу соскочил на землю и, не удержавшись на ногах, падая, несколько раз перевернулся. К счастью, не разбился, а лишь поранил руки и ноги; не обращая внимания на кровь, выступившую на ранах, с разбегу плюхнулся в воду. А животное, почувствовав лёгкость, помчалось дальше, вдоль водоёма, по узкой дорожке, ведущей в заросли тростника и камыша.

Погоня была ещё далеко; всадники и не подозревали, что их жертва придумает спрятаться под водой, не имея возможности укрыться в другом месте. Беглец рассчитывал, что увлечённые погоней преследователи промчатся мимо и, потеряв его след, увеличат шансы на спасение, а свобода станет новой реальностью его нелёгкой судьбы…

В корзинке у девушки, радостно ожидавшей встречи с отцом, было немного еды, приготовленной заботливой женой Хецрона; и, зачерпнув чистой воды, девушка спешила к нему, но, сделав всего лишь шаг, смертельно побледнела. Ядовитая змея выползла из-под жёлтого камня и неожиданно ужалила её в ногу. Тишину пронзил страшный крик.

Беглец, находясь по горло в воде, видел, как испуганные криком мужчины, вскочив на ноги, спешили на помощь, но не успели. Перед ними, как преграда, выросла фигура всадника — египетского надсмотрщика. Удивлённый отсутствием рабов, он решил немедленно выяснить причину столь непонятно долгой задержки. Увидев евреев, не занятых работой, египтянин рассвирепел:

— Грязные твари! Вот как вы работаете на благо государства! Кто разрешил уклоняться от дела?!

Хецрон как старший среди рабов попытался всё объяснить разъярённому надсмотрщику:

— Там Лея, моя дочь, с ней случилась беда!..

Надменный египтянин не принял объяснений; он был уверен: у еврейских рабов всегда найдутся отговорки, так и норовят обвести вокруг пальца доверчивых хозяев, требуя послаблений. Только кнут может вернуть их к реальности…

Кнут всегда был рядом, особенный, с железным наконечником. Этим кнутом он и отделал спину Хецрона, да так, что появились кровавые пятна, но египтянин не унимался: досталось и другим рабам. У несчастного обладателя страшного шрама появился ещё один след на лице, другой, молодой, прижимал ладонью подбитый глаз. Надсмотрщик привязал к лошади бесчувственного Хецрона, потащил за собой, а двоих заставил бежать за ними…

Вот и всадники появились — посланники шайки разбойников; не заметили беглеца, который нырнул, наблюдая до этого жестокую сцену расправы с рабами-евреями. Умчались в погоню за ослом, чтобы схватить и доставить дерзкого юношу главарю живым, иначе не сносить им головы за неисполнение приказа.

Наступила жуткая тишина после страшных душераздирающих событий. Мари, так звали юношу-беглеца, убедившись, что головорезы уже далеко, вылез из воды и поспешил к девушке, безжизненно лежавшей на земле. Мари уже встречался со многими змеями. Он не раз видел их в лесу, у источников воды, знал, какие смертельно опасны. От укуса этой змеи можно было спастись, но действовать приходилось решительно, так как яд распространялся по ноге. Сорвав кувшинку, он стеблем перетянул ногу девушки, а потом, наклонившись, стал осторожно высасывать змеиный яд, сплёвывая его вместе со слюной. К счастью, во рту и на губах ран не было. Место выбитого зуба, где когда-то была большая рана, затянулось.

О, этот выбитый зуб! Мари и сейчас помнил все мельчайшие подробности того злополучного дня; меньше года прошло с тех пор, когда он отправился собирать хворост в лесу, чтобы хоть немного согреться в маленькой хижине, где жил вместе с больным отцом. Все бедствия начались с того момента, когда их бросила мать. Она была ещё молода и красива. Мидьянитянки — особые женщины. Они любвеобильны и корыстны; больной отец больше не мог кормить, одевать и ублажать супругу, вот она и бросила их, не испытывая угрызений совести; прихватив нехитрые пожитки, просто ушла с караваном, направлявшимся в Египет.

Ведь эти люди отдыхали в тени деревьев возле их дома; она ещё выносила им студёную воду, расспрашивала об обычаях чужеземцев, о далёкой незнакомой стране. Хозяин каравана, важный полный мужчина в дорогом халате, посматривал на стройную, возбуждённую рассказами женщину, оценивая её длинные чёрные волосы и огненный взгляд. Он угостил собеседницу сладостями и крепким вином.

Вечером женщина не вернулась домой, но муж и сын догадались, куда исчезла жена и мать; состояние больного резко ухудшилось. Мари мог бы ещё потерпеть, но отца донимали холод и голод, а в доме было неуютно и пусто. Нужно развести огонь, чтобы приготовить еду и немного согреться. Нужда погнала юношу в лес в роковую для него минуту. Не чувствуя опасности, Мари углублялся в лесную чащу, собирая на ходу сухие ветки.

«Ещё немного соберу, — думал уставший юноша, — хватит на несколько дней». Он связал собранный хворост и уже собирался утащить охапку в свою хижину, но вдруг почувствовал, как его ногу обвила верёвка, точнее, нога попала в петлю, которую Мари не заметил; кто-то сильно дёрнул за конец верёвки, и нога юноши оказалась в плотном кольце, как лапа животного, пойманного арканом. Мари потерял равновесие и упал. К нему со смехом приближались незнакомые страшные люди…

— Какой молодой бычок нам попался, — скалил зубы ужасный бородатый человек с чёрной повязкой на левом глазу. — Хозяин будет доволен добычей!

— Вставай, козёл, чего разлёгся, — зарычал на Мари помощник Одноглазого и дёрнул за верёвку, да так сильно, что пленник застонал от боли, но попытался встать на ноги, что ему с трудом удалось.

Руки его связали, в рот всунули то ли тряпку, то ли деревяшку, чтобы не кричал и не звал на помощь; хорошо ещё, что мог дышать и думать о своей несчастной судьбе. От напряжения и страха Мари совсем позабыл об участи одинокого больного отца, оставшегося теперь не только без жены, но и без единственного сына, кормильца и помощника. Злодеи, пленившие юношу, тащили его за собой; ему готовили новую роль, старая — заботливого сына — уже была сыграна.

Мари, беспрекословно следуя за разбойниками, оказался на лесной опушке. Здесь был разбит походный лагерь; на огне жарилось мясо какой-то дичи; пьяные голодные люди ждали обеда или ужина и, как стая волков, набросились на еду, отрывая руками куски горячего мяса. Лучшие части жареной туши относили громадному толстому человеку, восседавшему на большом камне, покрытом бараньей шкурой, оказывая ему почтительное уважение. Он пил вино из большого кувшина и жадно пожирал куски сочного мяса…

Разбойники потащили испуганного Мари к своему главарю, желая похвастаться добычей.

— Вот, Хозяин, поймали молокососа, удачная охота. — Одноглазый грубо толкнул в спину юношу, и тот распластался у ног толстяка.

— Ну зачем так грозно?! — захохотал главный разбойник. — Не пугайте отрока. — Он приподнялся, достал из-за пояса нож и перерезал верёвку на руках пленника, затем ловким движением освободил его ногу.

Мари почувствовал небольшое облегчение, перевёл дух. Хозяин дал ему глоток вина и кусок жареного мяса, а затем, довольно похлопав юношу по плечу, сел на свой трон, приподнял толстую ногу, всем видом показывая пленнику, что он должен поцеловать её в благодарность за ужин.

Выхода не было: смириться или погибнуть. А умирать Мари не хотелось. Поборов гордость, он нагнулся и собирался прикоснуться губами к толстой ноге разбойника.

Удар страшной силы повалил его наземь; на какое-то мгновение юноша потерял сознание; попытался встать на ноги; дышать было трудно; изо рта ручьём текла кровь. Мари выплюнул на землю окровавленный выбитый зуб, его стошнило; весь аппетитно съеденный ужин, смешанный с кровью, превратился в жидкую массу, пятном распластался на примятой траве.

Юношу оглушил дикий животный смех и визг; пьяные разбойники, наблюдая ужасную сцену экзекуции, ликовали от восторга, очевидно привыкшие к подобным устрашающим выходкам; а громче всех гоготал главарь шайки, пританцовывал и кривлялся, как ребёнок; потом схватил за шиворот бледного испуганного пленника, оторвал его от земли, потряс, как куклу, в воздухе.

— Теперь ты мой раб навсегда! От меня не спрячешься и не убежишь!

Безумный страх сковал тело несчастного юноши; сквозь мутное сознание с трудом доходили пугающие страшные слова «раб навсегда», как заклинание, как губительное колдовство.

Хозяин отпустил Мари, швырнув его на землю; по приказу главаря юношу окатили кувшином воды; и он, полуживой, еле дыша, валялся на холодной земле, недалеко от повелителя, у его ног, не имея сил плакать или думать…

Тяжёлые воспоминания недавнего прошлого разбередили душу, но девушка нуждалась в помощи, и Мари наклонился над ней и дал немного воды; она с жадностью выпила воду и всё же была слаба, не разговаривала и закрывала глаза. «Что же делать?» — рассуждал взволнованный юноша, не зная, как действовать дальше; он не мог и не хотел оставлять беспомощную девушку одну, но как поступить с ней — не знал. Ему самому грозила страшная опасность: всадники, исчезнувшие вдали, могли вернуться в любую минуту, а девушка была настолько слаба, что сама идти не могла. Мари присел рядом и в замешательстве не знал, что ему делать дальше.