То, что она чувствует потом, очень похоже на отключку из-за ее приступов гемофобии.

Такая же кратковременная невесомость, сюрреалистический отрыв от реальности. Это, откровенно говоря, абсурд.

На фотографии Ханна, одетая в ту же одежду, которую надевала на нее Сара этим утром, только она не в гостиной. Она сидит на замызганных одеялах на заднем сиденье незнакомой машины, что невозможно. Не может она находиться в двух местах одновременно. У нее на коленях лежит закрытая диснеевская книжка-раскраска с нераспечатанными восковыми мелками, прикрепленными к обложке, но девочка, похожая на Ханну, настороженно смотрит в камеру или на того, кто за ней находится. Без подходящего автокресла ремень опасно высоко обмотан у нее вокруг шеи. Сара замечает, что у девочки на фото нет обуви, и ненадолго задумывается, как ей удалось добраться до машины, не испачкав белые носочки. Странное, бессмысленное рассуждение.

Затем блаженство шока проходит, оставляя ее один на один с жестокой реальностью, и Сара Маллиган начинает кричать.

14

Четвертый игрок

— Эй! Cinq euros! [Пять евро (франц.).]

Ной, уже шагнувший одной ногой из такси, оборачивается и смотрит на водителя, который хмурится и протягивает к нему раскрытую ладонь. Ной понимает, что должен что-то сделать, но еще секунду стоит в оцепенении, силясь вспомнить, что именно.

— Tu comprends Français? [Ты понимаешь по-французски? (франц.).]— кричит водитель. — Пять! Пять евро!

— Ох! — Ной отнимает телефон от уха и достает из кармана пальто пачку скомканных бумажек. Рука у него дрожит так сильно, что яркие банкноты рассыпаются на заднем сиденье, а среди мятых евро в свете тусклой лампы в салоне машины мелькают маленькие прозрачные полиэтиленовые пакетики с грязно-бежевым порошком. Ной краснеет, собирает свои порционные пакетики и с мольбой в глазах сует десятку шокированному водителю.

Чаевые никак не улучшают настроение мужчины. Как только Ной выходит из машины, водитель опускает стекло и с отвращением выплевывает:

— Putain de dealer! [Гребаный барыга (франц.).] — И срывается с места.

На противоположной стороне дороги неоновая вывеска Harry’s New York Bar яростно полыхает на фоне ночи. К счастью, ругательств водителя не слышат ни курильщики на входе, ни швейцар.

Даже сейчас, в тяжелый январский понедельник, бар Harry’s заполнен до самых своих знаменитых салунных дверей. София обожает это местечко. Оно самое близкое к Большому яблоку [Самое известное прозвище Нью-Йорка.] из того, что она может позволить себе на данный момент. А может, вообще когда-нибудь.

Обычно Ной старается не подходить к этому зданию — не потому, что испытывает какую-то особенную неприязнь к туристам, а потому, что вообще опасается людской толпы, но сегодняшний день далек от обычного.

Пятнадцать минут прошло с тех пор, как он прочитал сообщение, присланное на английском.

Пятнадцать минут, которые больше похожи на пятьдесят часов.

Помимо пистолета, который все еще скрыт в недрах его пальто, у Ноя с собой два телефона для работы.

Продавать товар босса его научили именно так с самого начала, с подросткового возраста, и эту работу он столько раз бросал, а затем снова возвращался к ней, что уже сбился со счета. Последний раз это произошло после того, как София вошла в его жизнь, и он решил жить честно. Она не знала о наркотиках. Он решил, что она заслуживает лучшего. Возможно, он и на этот раз остался бы честным — продолжил бы собирать значки в Hard Rock Café, и, возможно, заслужил бы в ближайший год или два должность управляющего, если бы не заказал буквально только что непомерно дорогую свадьбу голливудского актера, или рок-звезды, или наркодилера. Сейчас у него снова два телефона, и он все это ненавидит.

Первый — его айфон — был выключен последние несколько ночей, в основном потому, что у него паранойя по поводу GPS-слежки, когда он торчит на улице, но еще из-за того, что написать ему может только София, а она верит, что телефон выключен и лежит в шкафчике в подсобке ресторана до самого утра.

Второй телефон — одноразовый — принимает заказы от клиентов в этом районе.

Из-за этой схемы Ной не видел ни сообщения, ни фотографии на своем айфоне, пока не включил его почти в одиннадцать часов. Пятнадцать минут назад. Каким-то образом, пока он бродил по пестро освещенной Пигаль в районе красных фонарей в поисках разбуянившихся холостяков и подвыпивших бэкпекеров, чтобы продать им товар, у него забрали невесту. Этот факт с трудом укладывается у него в голове. Он уже раз пятьдесят пытался дозвониться до нее, и единственное, что слышал в ответ — душераздирающий звук ее голоса на автоответчике:

— Бонжур, вы позвонили Софии. К сожалению, сейчас ответить не могу, но если вы…

— Бонжур, вы позвонили Софии…

— Бонжур, вы позвонили…

— Бонж…

Ему удается держать себя в руках, проходя мимо пары лысых вышибал на входе, и, оглядев посетителей наверху, Ной спускается вниз по лестнице в подвал, убеждая себя, что она здесь. Конечно, она здесь. Она будет сидеть со своим агентом Габриэлем, и щеки у нее будут розовыми от выпитого. Принимая во внимание то, что сейчас происходит в его душе, Ной действительно испытал бы облегчение, даже застукав ее целующейся с этим мерзким ублюдком. Во всяком случае, секундное облегчение.

Он старается не думать о фотографии, которую прислали с сообщением, но образ отпечатался в его сознании: высокая, изящная фигурка, которая так хорошо ему знакома, съежившаяся в слишком похожем на ее пальто, меховая отделка которого теперь оторвана и свисает с капюшона. Что-то темное натянуто на ее голову — мешок или наволочка, как у осужденного на виселицу. София сидит на голом матрасе в полутемном помещении. Ной стискивает зубы почти до хруста. Он — сторонний наблюдатель в кошмаре.

В баре внизу царит интимная атмосфера времен сухого закона: низкий потолок, тусклый свет, бордовый плюш, и здоровенный чернокожий парень играет в углу на пианино. Это местечко всегда напоминало Ною декорации из фильма Дэвида Линча, и сегодня вечером из-за того тихого ужаса, который творится, оно действительно становится таким.

На какую-то жалкую короткую долю секунды мир исправляется. Ной видит Габриэля и молодую женщину, сидящих вместе, и едва не тонет в океане облегчения. Затем глаза привыкают к полумраку, и он не узнает изгиб ее спины. Волосы перекинуты не на ту сторону, и у него внутри все переворачивается.

Женщина, прильнувшая к Габриэлю — не София, но это не останавливает Ноя от того, чтобы подбежать к ним и хлопнуть ладонью по столу. Бокалы подлетают в воздух. Бокал Габриэля падает, заливая дешевым шампанским визитку агента, лежащую на столе между ними, и люди за ближайшими столиками оборачиваются и пялятся на них.

— Где она? — спрашивает Ной на родном французском.

Габриэль даже не вздрагивает. У него светло-оранжевый загар, толстые потные ладони и лысеющая голова. Ему за пятьдесят. За прошедший год Габриэль встречался с Ноем четыре раза, но сейчас долго и мучительно не проявляет даже намека на узнавание. Он берет черную салфетку из держателя в центре стола и кладет ее на растекающееся шампанское.

— София, — произносит он, то ли отвечая, то ли спрашивая.

— Да, София!

Габриэль пожимает плечами.

— Последнее, что я слышал, — она была на пути сюда, но это было четыре или пять часов назад.

— Пять. Часов. — Несмотря на всю свою ярость, Ной опускает голову и понимает, что тянется на автомате вытереть со стола салфеткой пролитый напиток. Профессиональная привычка со времен работы. Он отдергивает руку. — Она так и не появилась, а ты даже и не думал беспокоиться?

— Мне некогда бегать за клиентами, — холодно отвечает Габриэль, но выгнутая бровь его выдает. На лице читается любопытство и волнение. Женщина за столом пожирает эту странную драму широко распахнутыми голодными глазами.

— Что последнее она сказала тебе? — спрашивает Ной. — Что именно это было? Слово в слово? Сообщение или телефонный звонок?

— Телефонный звонок. Она сказала, что в метро.

— Она сказала, что заходит или уже вышла?

Габриэль сглатывает.

— Я не знаю. Возможно, это было в шесть тридцать.

— Никаких возможно! — Ной слышит, как нарастает громкость его собственного голоса. Теперь он чувствует спиной, как к нему приковано внимание всего зала — барменов в белых кителях и всех любителей коктейлей. Голова у Ноя раскалывается. Скоро здесь появятся вышибалы. Пианино все еще играет, но мелодия как будто замедляется.

— Достань свой телефон и покажи мне! Я хочу увидеть звонок!

Габриэль лишь хлопает глазами.

— Что случилось?

— Что случилось? — лихорадочно вторит ему Ной, желая обрести большую уверенность, но его ярость слишком сильно напоминает мольбу, его злость слишком близка к слезам, и прежде чем он успевает остановиться, изо рта вырывается крик: — Где София?!

Пианист берет фальшивую ноту, и инструмент замолкает. На лестнице раздаются шаги.

Габриэль краснеет, смущенным взглядом обводит помещение и понижает голос:

— Ной, успокойся. Что бы ты ни думал…

Ной дергается вперед. От быстрого и неуклюжего движения стол между ними сдвигается в сторону, ударяя в живот гостью Габриэля. Ной хватает агента за грудки и поднимает с места.