Она судорожно сглатывает, оглядывая пустые окна и безлюдную улицу.

Неужели за ней и правда следят? Вряд ли. Дорога совершенно пуста. Сегодня День Мартина Лютера Кинга, все школы закрыты, соседи наслаждаются беззаботным утром. Писатель Скотт Фитцджеральд родился в соседнем квартале. Здесь тихо. Спокойно.

Вскочи на ноги, Мэгги. Закричи. Завопи. Просто вставай!

Она почти выпрямляется, когда в ее мыслях вихрем проносится воспоминание о той ужасной истории несколько лет назад. Одна женщина в соседнем Миннеаполисе позвонила 911, чтобы сообщить об изнасиловании, и была застрелена первым же прибывшим сотрудником. Этой промелькнувшей мысли достаточно, чтобы заставить Мэгги снова оказаться в снегу. Кажется, такое стало случаться сплошь и рядом. У копов так и чешутся руки нажать на спусковой крючок. Она должна все хорошенько обдумать. Взгляд возвращается к пустым окнам, отражающим мертвый зимний свет. Чувство, что за ней наблюдают, становится острее.

Звонок, доносящийся от ее дома, заставляет ее подпрыгнуть и посмотреть на «Додж». Один из офицеров нажимает на кнопку у входа. Ответа, естественно, нет.

Тем временем второй коп обходит здание по периметру. Он доходит до начала пожарной лестницы и останавливается, задрав голову.

— Эй, Стэн! Иди сюда.

Первый коп, Стэн, ниже ростом. Мэгги наблюдает за тем, как он двигается большими шагами, приземляясь на следы напарника.

Следы.

Она оглядывается назад на путь, которым шла. Как и следовало ожидать, жуткая цепочка следов ведет от порога здания к этому самому месту. Ей надо бежать. Вперед или назад? Сердце колотится. Это ад.

Полицейские переговариваются между собой:

— Там, наверху. На что это похоже, Стэн?

— Может быть, на флаг. Но не видно звезд. Красный и синий. Возможно, «Рэд Сокс»?

— В Сент-Поле? Не думаю. Если бы у тебя были дети, ты бы точно знал, что значат эти цвета.

— И что они значат?

— Человек-паук. По-моему, похоже на одеяло. Или покрывало.

— Что-то похожее на вещь, которая может быть у восьмилетнего парня, ты про это?

— Именно.

На мгновение воцаряется тишина.

— Стоит расспросить соседей.

К тому времени, когда Мэгги снова слышит звонок, она уже ползет на четвереньках за «Дождем». Руки у нее покраснели и онемели от холода. Она перебирается за соседнюю «Тойоту», а затем за «Хонду-Сивик». И наконец, выбираясь из укрытия, мчится на свободу. Опять спасается бегством. Она стремится на север, превозмогая острую боль в ногах, хрустя реагентом посередине проезжей части. Это самая открытая часть улицы, но по обеим сторонам дорога смертельно опасна из-за льда.

Копы не замечают ее бегства.

В конце квартала пролегает Селби-авеню, одна из главных улиц района. Слева на перекрестке — кофейня Nina’s. Она открыта. Мэгги останавливается. Она на короткой ноге со всеми здешними бариста. Можно притвориться, что захлопнула дверь квартиры. Можно попросить Синди одолжить пальто. И что потом? Увидев свое отражение в окне кофейни, она вздрагивает и отшатывается. Впервые за десять лет она вышла на улицу без макияжа. Синди ее не узнает. Да она сама себя с трудом узнает.

Прямо напротив Селби находится офис YWCA [Ассоциация молодых христианских женщин (прим. пер.).]. За ним — штаб-квартира организации по борьбе с домашним насилием. Мэгги понятия не имеет, как устроена их работа. Может ли она просто зайти и попросить джинсы? Скорее всего, она сломается, прежде чем произнесет хоть слово.

По Селби мчится машина, а Мэгги просто тупо стоит, будто окаменев. Машина проезжает мимо, забрызгивая стылой грязью ее голые ноги, и ей, полуобнаженной блондинке, одобрительно сигналит тучный водитель. Мэгги пораженно смотрит ему вслед. Ее малыш пропал, а этот ублюдок счастлив, как свинья в грязи. Ей надо уйти с улицы. Она чувствует, что еще немного, и она упадет в обморок.

На задворках кофейни Nina’s проходит узкий переулок. Мэгги прячется в тени, садится на корточки и начинает рыдать. Картинки в голове быстро сменяют одна другую, и каждая лишь усиливает ее агонию.

Джексон, ее мальчик, исчезнувший в темной и морозной ночи. Избитый. Раздетый. Мертвый.

Она наклоняется вперед, и ее рвет. Во рту остался кислый привкус «Саузен комфорт».

Кто это сделал? Кто смог такое сотворить? Один мужчина? Больше? Надо вернуться в полицию. Она должна это сделать, иначе порадует того ублюдка, который отправил ей сообщение. Ее страх дает похитителю время, но правда в том, что интернет — это одна огромная дорожка из хлебных крошек, ведь так? Мобильные телефоны — как отпечатки пальцев. Полиция штата может отследить сообщение и посадить урода — а она уверена, что это мужчину, — в течение часа. Федералы еще быстрее.

А если они узнают об алкоголе в крови Мэгги, то ее, скорее всего, вообще лишат любого доступа к сыну. Это разрывает ей сердце, но за безопасность Джексона цена невелика.

Она мысленно возвращается к сообщению, и боль в сердце на мгновение уступает место чему-то другому, яростному. Материнской любви. Она и так слишком часто подводила своего малыша, неужели накосячит и сейчас?

Нет. Кто бы это ни был, он заплатит за это. В конце концов, это Соединенные Штаты Америки.

Мэгги всегда может раздобыть пистолет.

Она достает телефон и, скорчившись на холоде, еще раз перечитывает правила.

7

Второй игрок

Застонав, Бретт тянется к прикроватной тумбочке. Сквозь пелену слипающимися глазами проверяет время на телефоне. Почти одиннадцать, сообщений нет. Швыряет телефон экраном вниз и снова стонет. Затем скулит. Башка раскалывается. Пробивающийся через жалюзи свет совершенно ни к чему. Он слышит в ушах невыносимо громкий шум собственного пульса.

В футболке «Рейнджерс» он скатывается с кровати и ползет в ванную, где его рвет. Желудок опустошается еще четыре раза, прежде чем рвотные позывы становятся сухими. Вчера он вырубился, не сняв контактных линз, так что еще несколько минут мучается, вынимая линзы из опухших глаз.

Весь сегодняшний день насмарку. Пока, воскресенье. На следующей неделе повезет больше.

Он находит Келли на кухне, сидящей за барной стойкой. Склонившись над своим iPad, она пьет свежесваренный латте. Келли поднимает на него взгляд и начинает хохотать.

— Давай смейся, — ворчит Бретт, заныривает в холодильник за апельсиновым соком и пьет прямо из пакета.

— Бедный малыш! — Келли подкрадывается к нему сзади, обнимает за талию и прижимается, собираясь поцеловать. Бретт резко отворачивает лицо.

— Ты не захочешь этого делать.

— Нет? — Она в шутку изображает, что ее тошнит, и отпускает его. — Тогда лучше воздержусь. Кто выиграл?

— «Рейнджерс», — не слишком уверенно отвечает он. В памяти после второго периода мало что осталось.

— Крейг наверняка чуть с ума не сошел от радости. Он что, опять был занозой в заднице?

Бретт неуверенно пожимает плечами и делает еще глоток.

Келли умная, амбициозная, иногда забавная. Природа одарила ее фигурой с аппетитными изгибами. У нее волнистые каштановые волосы и очки в роговой оправе, как у секретарши из порно. В метро как мужчины, так и женщины пялятся на ее большую грудь, не задумываясь о том, какую боль такой вес причиняет ее спине. Подростки с безопасного расстояния противоположных платформ часто кричат ей «милфа», чего она терпеть не может; она говорит, что это еще один способ назвать ее старой. Келли постоянно твердит Бретту, что он красивый, но он этого не чувствует. Никогда не чувствовал, а сейчас, когда близится сорокалетие и он уже семь месяцев не посещает спортзал, — и подавно. Келли — вторая женщина, с которой он когда-либо спал.

Бретт делает глубокий судорожный вдох.

— Слушай, насчет прошлой ночи. Я был пьян. Надрался в хлам, а ты же знаешь, как алкоголь на меня действует…

— Эй, все в порядке. Я все равно вчера была слишком уставшая. — Она сочувственно улыбается, и от этого ему становится только хуже. — Тебе просто придется сегодня остаться трезвым и вечером загладить передо мной свою вину, ладно?

— Думаю, с этим я справлюсь, — выдавливает он высокий, фальшивый смешок.

— Да? — Она делает еще один большой глоток кофе, прожигая тело Бретта взглядом, как солнечным лучом через лупу. — Не обещай того, что не сможешь выполнить, здоровяк.

Он улыбается и отворачивается к окну. На улице сегодня, похоже, похолодало. Его улыбка тает. Он вспоминает, как возвращался в Бруклин на Uber. Водитель слушал какое-то грохочущее техно, и к тому времени, как они съехали с моста, Бретт чувствовал тошноту, а ночные огни устроили вокруг него хоровод. Он помнит, как лег спать, как отбивался от Келли. Почему же не может вспомнить предыдущие часы? Там черная бездонная дыра, и где-то в этой бездне все пошло не так. Страшный разговор состоялся, он открыл Крейгу правду, но теперь это стало воспоминанием о воспоминании, превратилось в эмоции вместо реальных слов.

У него хрустнула челюсть, и под левым глазом Бретт почувствовал тупую боль. Неужели Крейг его ударил? Неужели все закончилось таким образом?

Не так. Пожалуйста, только не так.

Он все еще стоит, уставившись в сторону Проспект-парка, когда внезапно его зрение затуманивается от нахлынувшего жара. В груди появляется боль. Он уже забыл, какой сильной она может быть. Это боль одиночества и стыда.