— Возможно, — медленно ответила она.
— Что?
Этайн оглянулась.
— Мы с Ньялом… в прошлом году были в Саттоне, на границе с Корнуоллом, готовились плыть с паломниками к франкским берегам. И мы не слышали ни о каких набегах, тем более в Уэссексе. Странно это, вот и все.
— Можешь спросить об этом первого попавшегося нам дана, — пробормотал Гримнир. — В дорогу. Мы успеем пройти еще много миль до темноты.
Он направился вперед по изрезанной колеями тропе, которая должна была вывести их к опушке. Этайн шагнула вслед за ним, но замешкалась. Она обернулась, взглянула на деревушку. К концу лета от нее останется лишь поросшая терновником и крапивой поляна. Деревянные балки сгниют на сыром воздухе, камни раскрошатся, церковь рухнет, похоронив под собой людские кости. Интересно, как называлась эта деревня. Она чем-то напоминала ее саму — сироту, отсеченную безжалостным кинжалом Судьбы от предков, от истории своего рода.
Молясь об упокоении душ погибших в этой резне людей, она развернулась и пошла за Гримниром.
Глава 2
Нельзя было сказать, где именно кончается Саллоу. Могучие старые древа уступали место молодым, а те рассыпались по тонущим в вереске и утеснике холмам. Хотя эти цветущие места казались мирными, Этайн замечала повсюду следы войны: сожженные, поломанные деревья и плетни, непаханые поля, обглоданные скелеты деревень и домов, разграбленных алчными мародерами. В нескольких милях от них, скрывая румяное лицо садившегося солнца за плотной черной вуалью, поднимался в небо темный столп дыма.
— Здесь что-то не так, — сказала Этайн, смотря на него из-под козырька ладони. — Это не похоже на обычный набег. Здесь пахнет войной — мы должны были услышать о ней в Саттоне. Дезертиры, беженцы — кто-нибудь да рассказал бы. Боже! О таком мы бы и в Дании узнали!
Лесная тропа влилась в бегущую с юга изъезженную дорогу; и ездили по ней не только колесницы, но и всадники — сложно было не узнать следы лошадиных подков.
— Да. И все же вокруг идут сражения, — Гримнир, слушавший на корточках дрожь земли, поднялся. — Пока не поймем, что здесь творится, на этой чертовой дороге нам лучше не появляться. А то еще поймаем грудью копье от кучки лошадников.
Гримнир осторожно, окольными путями повел ее туда, где клубился дым. Они обходили стороной открытые места и пригорки, держались покрытых сумерками низин, в которых уже собирался промозглый туман; шли вдоль каменистого берега быстрой глубокой реки, вздувшейся от стаявшего снега. Река текла в том же направлении, куда шли и они, — на северо-запад.
Промерзшая до костей Этайн плелась вслед за своим проводником. Разум оцепенел, ноги налились свинцом; в мокрой от пота накидке было холодно до дрожи, желудок сводило от голода — ей удалось только перехватить днем горстку ягод. Она держалась на ногах на одном упрямстве. Но и ему вскоре пришел конец. Этайн запнулась в темноте, тяжело привалилась к корявому дубу и, закашлявшись, опустилась на землю.
Она не знала, сколько времени просидела у подножия дерева. Может быть, лишь несколько минут, а может, и целый час. Гримниру на это было плевать, у нее над ухом вскоре раздался резкий шепот:
— Вставай, моя изнеженная тупица, — произнес он. — Не то ты место выбрала для сна. Я разведал вокруг. Еще немного, и я дам тебе отдохнуть.
Этайн кивнула и с трудом поднялась. Гримнир, придерживая ее за плечо, топал рядом, направляя, подталкивая, а иногда даже волоча ее на себе. Вскоре она с изумлением почувствовала, что идет почти по колено в ледяной воде. Сбросив оцепенение, она огляделась вокруг, пытаясь понять, как давно опустилась на землю ночь.
Мелкая вода плескала о каменистое дно. Гримнир почти на себе перенес ее по броду через речной поток. На дальнем берегу, освещенная ползущим по пологому склону холма рыжим заревом, стояла разрушенная мельница с давно прогнившим колесом; ее заложили в незапамятные времена, на камнях фундамента были видны следы инструментов давно умерших и забытых мастеров. Гримнир помог Этайн вылезти на берег неподалеку от мельницы.
Все здесь бурно поросло травой, над зарослями терновника и жимолости часовыми на посту возвышались ивы, мельничный ручей зарос камышом. От реки вела тропинка — к вершине холма, на котором виднелись в свете далекого огня развалины римской виллы. С другой стороны холма слышались сонмы людских голосов, лошадиное ржание, звуки медных рогов и гулкий стук барабанов, кто-то отдавал приказы, кто-то яростно кричал.
Гримнир подал Этайн знак идти за ним и ступил на тропу. Он осторожно обходил древние, отшлифованные временем влажные булыжники, которые прятались в траве. Тусклый свет выхватывал из тьмы то немногое, что осталось от виллы: несколько увитых плющом стен с трещинами и сломанные колонны, лет сто назад подпиравшие сгнившую теперь крышу. И все же кое-где на стенах были заметны следы добротной штукатурки, а на полу, под слоем грязи, веток и листьев мелькала на удивление яркая галечная мозаика. Под присмотром Гримнира Этайн прокралась по развалинам виллы к месту, где когда-то стояли главные ворота. Теперь же пустая арка вела в самое сердце Адского пекла.
В ночное небо поднимался дым ревущих костров. Сотни воинов стягивались к островному городу посередине неглубокой реки — в нее и впадала речушка, которую они с Гримниром перешли вброд. Скользкие берега острова защищали земляные укрепления и частокол, позади него стоял стеной второй такой же; за ним, вокруг сгоревшей церкви, виднелись покрытые свежей соломой дома и залы с остроконечными крышами. И мужчины, и женщины обороняли внешний частокол.
В небо взмыл град горящих стрел, метивших за оба частокола, прямо в дома. Занялась солома на крышах — запах дыма смешался с удушливой вонью грязи, немытых тел, крови, мочи и испражнений. Горожане ответили на залп нестройным потоком стрел и метательных копий.
— Знаешь это место? — покосился на Этайн Гримнир.
Она пожала плечами.
— Не уверена… — она напрягла память, пытаясь вспомнить название столь хорошо укрепленного островного города; на ум шло лишь одно. — Думаю, это Брод Нунны. Лес западнее и немного южнее нас.
Гримнир фыркнул.
— Бой почти закончен.
Осаждающие город воины были одеты в кольчуги и сражались под развевающимися знаменами — если Этайн не обманывали глаза, на черной ткани белела ива. Войско бросило все силы на ворота Брода Нунны. Несколько оголенных по пояс крепких мужчин подхватили таран из окованных железом бревен и пошли к воротам. Их товарищи укрывали их щитами, защищая от стрел горожан. Остальные толпились позади, готовые атаковать. С вершины пригорка Гримнир и Этайн видели, что и защитники города готовятся скрестить копья в последний раз.
Тут над гулом боя зазвучал женский голос. Нападавшие замерли, слушая ее песню — знакомую песню на привычном Этайн языке:
О, вижу я наших отцов и матерей.
О, вижу я наших братьев и сестер.
О, вот и мой муж, на пороге Вальгаллы.
Эйнхерии с ним вместе ждут Рагнарек.
Зовет он меня, не держите.
О, вижу валькирий, дочерей Одина!
На мгновение повисла тишина, а потом воздух снова наполнился шумом и лязгом осады.
— Это даны, — не веря самой себе, произнесла Этайн. — В Броде Нунны живут даны!
— В прошлом году приплыли, — произнесли позади.
Гримнир с ловкостью змеи обернулся и вытащил из ножен клинок, Этайн тут же различила рядом изможденного молодого сакса с бледным худым лицом. На его подбородке выбилось несколько пучков светлых волос. Юноша отскочил — то ли при виде обнаженного меча, то ли от сжимающего его воина с горящими красными глазами и клыками, торчащими изо рта.
— Боже милостивый! — успел пролепетать он, прежде чем Гримнир сомкнул пальцы на его горле.
Он впечатал юношу спиной в стену, самодельный нож из оленьего рога выпал у того из руки и со стуком упал на землю. Гримнир взглянул на него и снова вперился в сакса ненавидящим взглядом.
— Маленький тупица!
— Подожди! — воскликнула Этайн. Она подбежала к Гримниру. — Кто пришел в прошлом году? Дай ему сказать. Кто пришел в прошлом году?
Гримнир чуть ослабил хватку.
— Отвечай ей!
— Д-даны, — выдохнул сакс. — Армия Вилобородого. Пришли в прошлом году и скинули короля Этельреда. Эти вот заняли Брод Нунны, убили моего па и обесчестили мою ма. Сестер своих я с тех пор не видел.
— Свен Вилобородый? — переспросила Этайн. — Король данов? Это невозможно! В прошлом году он воевал с королем Норвегии!
— Ну и с королем Уэссекса тоже! — ответил юноша. — Он шибко разозлился, когда Этельред на день Святого Брайса пару лет назад убил его сестру и вырезал всех остальных сраных данов в Уэссексе. А я скажу, что многие из них по заслугам получили! Мерзкие ублюдки — и Вилобородый хуже их всех! Пропади он пропадом!
Конец ознакомительного фрагмента