Он улыбнулся ей — эта улыбка напомнила Кенди свет от лампы для искусственного загара. Джастин взял ее за руку. На мгновение ей показалось, что он сейчас поцелует ее, и Кенди всем существом рванулась убежать. Но он только слегка сжал ее пальцы своими, разглядывая ее с явным недоумением.

— Я весь внимание, — сказал он, едва заметно пожав плечами. — Ты меня заинтриговала.

Кенди тряхнула головой, чтобы отбросить распущенные волосы, и отступила на шаг — чем дальше от него, тем спокойнее. Он с пониманием наблюдал за ней и наконец жестом пригласил ее сесть на большую софу из черной кожи. Кенди с неохотой опустилась на нее.

Кенди чувствовала, как ее лицо начинает пылать. Что с ней происходит? Взгляд этих усталых пресыщенных глаз вызывал неприятную мысль, будто Джастин уже прекрасно обо всем знает. Она никак не могла придумать, с чего начать.

— Молодец, что зашла ко мне, — произнес наконец Джастин Ричмонд. — Что тебя привело?

Ну, слава Богу! Хоть нарушилось неловкое молчание.

Кенди опустила глаза и грустно сказала:

— Это не так легко объяснить. Я… я поняла только по дороге сюда. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня… Но не знаю, что предложить взамен.

Джастин вскинул брови.

— Ты очень откровенна. Так ты пришла, чтобы заключить со мной сделку. — (Он видит меня насквозь, подумала Кенди.) — Интересно. Элисон говорила, что и твой отец звонил сегодня утром. Здесь есть какая-то связь? Кенди вздохнула:

— Есть.

— Ах, так, — сказал он.

Кенди пыталась и никак не могла найти нужные слова. Снова наступило неловкое молчание.

— Это касается моей мамы, — выпалила она наконец.

Джастин слегка подался вперед, ошеломленный, но потом снова сел прямо.

— Один из твоих… — Кенди подыскивала нужное слово: «скандальный листок» не подойдет, «грязная газетенка» тоже, — одно твое издание получило интересную информацию про маму. Мой… мой отец… — она не могла продолжать.

Глаза Джастина сузились. Он смотрел на Кенди, но, как ей показалось, не видел. Его ум просеивал информацию, пока не добрался до правды.

— Представляю, — в конце концов ответил Джастин. — Так ты хочешь, чтобы я надавил на издателя?

Кенди покраснела.

— Можно сказать и так.

Джастин встал и отошел. Он смотрел из окна вниз — во двор, который находился двадцатью этажами ниже. Когда он снова заговорил, голос его звучал жестко.

— Дело плохо, — с убеждением произнес он. — В отличие от твоего отца я верю в свободу печати.

Кенди тоже в нее верила — теоретически. Сомнения терзали ее. Джастин заметил это.

— Почему бы тебе не рассказать обо всем? — осторожно предложил он.

И, к собственному удивлению, она рассказала. И об изменах отца, и о долгах матери. Даже о собственных долгих и частых отлучках. Когда она закончила, он не сказал ни слова.

— Скандал, да еще такого масштаба, ее доконает. Особенно сейчас. Она уверена, что старик бросит ее.

Он посмотрел на нее острым взглядом.

— А ты так не думаешь? Кенди покачала головой.

— Он уже долгие годы собирается — во всяком случае, он это утверждает.

Она пыталась говорить спокойно, но ее голос сорвался. Карие глаза сузились. На мгновение ей показалось, что он видит слезы и драки словно воочию. И видит Кенди, которая служит послом у обеих сторон и отчаянно пытается их помирить. Это походило на пленку, которую он по своему желанию мог пустить вперед или назад.

Она встряхнулась. Не может он быть так проницателен — она ведь только что познакомилась с ним.

— Я не знаю — да и он, наверное, тоже. Мне это все надоело. — Она с изумлением заметила, каким холодным и равнодушным был ее голос.

Джастин тоже заметил. Он склонил голову набок, а в его глазах зажегся интерес.

— Ты слишком цинична для своего возраста.

— Молодо, да не зелено, — ответила Кенди, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Да уж куда зеленее, — мягко возразил он. Она с возмущением подняла на него глаза.

— Неправда! Мне уже двадцать два года. Я ведь говорила тебе.

Его глаза заблестели, а Кенди вдруг засомневалась, стоило ли ей упоминать о прошлом вечере. Быть может, он предпочитал не вспоминать об этом, может, он сожалел о том, что произошло накануне.

— Я хотела сказать… Но он прервал ее.

— Никто тебе столько не даст, — спокойно сказал он.

В его голосе не было ни раскаяния, ни каких-то других эмоций. Неужели вчерашний вечер так мало для него значил? В сложном круговороте его жизни он вряд ли был чем-то запоминающимся. Кенди постаралась быть очень, очень спокойной.

— Я уже не ребенок. Я знаю, что к чему, — сказала она. — С такими родителями, как у меня, трудно этого не знать.

— Возможно, что-то ты и знаешь, — согласился он. Он сидел, откинувшись на стуле, и наблюдал за ней, вертя в руках авторучку. — Ты слыхала, что все продается и покупается. Ты ведь пришла ко мне, чтобы заключить сделку, не так ли?

— Э-э… Да.

Кенди в смущении запустила руки в волосы. Она чувствовала, что покраснела, и он это, конечно, тоже заметил.

— Что ты хочешь предложить? — тихо спросил он. — Ты убедишь отца, чтобы он отказался от слияния? Отдашь мне свои акции в «Прессе Нилсона», чтобы я смог оформить слияние на моих условиях?

Отец будет вне себя от ярости. У Кенди опять перехватило горло.

— Ты это имела в виду?

— Нет. — Она глубоко вздохнула. — Денег у тебя больше чем достаточно, так что все это не принесет тебе большой пользы.

— Больше чем достаточно, — с иронией согласился он.

— Я думаю, моя вечная благодарность тебе тоже не пригодится? — Она постаралась произнести это с легкостью, хотя ей было совсем не легко.

Его глаза задумчиво остановились на ней.

— Все зависит от того, как ты ее выразишь. Дальше последовало долгое, гнетущее молчание.

Кенди казалось, будто ее медленно растягивают, пока она не разорвется. Она хрипло сказала:

— Не верю, что ты это говоришь.

Он откинулся на спинку стула и рассмеялся.

— Так поверь.

Внезапно рассердившись, она вскочила на ноги.

— Это же безумие! Это средневековье! Ради Бога, ты же не какой-нибудь киношный набоб, возлежащий на ложе.

Казалось, ее слова забавляли Джастина все больше.

— Я имел в виду брак, — мягко пояснил он. Кенди почувствовала, как у нее непроизвольно открылся рот.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он с блеском в глазах, который доказывал, что все это — чистое издевательство.

У Кенди опять пересохло в горле, но она произнесла со всей невозмутимостью, на которую была способна в эти минуты:

— Это просто смешно. Джастин усмехнулся:

— Не очень-то вежливо.

Она пропустила это мимо ушей.

— Тебе ведь не хочется жениться, — сказала она.

Он улыбнулся еще шире.

— Откуда тебе знать? — И прежде чем она смогла ответить: — Да ведь и тебе тоже.

Она воскликнула:

— Не время для плоских шуток. Ты уже старый… то есть ты достаточно стар, чтобы давно быть женатым, если бы тебе этого хотелось.

— Во всяком случае, в отцы тебе я не гожусь, — бесстрастно констатировал он, заранее зная, что она собиралась сказать. — И я уже был женат. Мы с Марианной развелись несколько лет назад. Я думал, эксперимент не стоит того, чтобы его повторять. Думал так до сих пор.

Он умолчал о том, что может иметь столько женщин, сколько ему нужно, не предлагая им жениться на них. Это и так было понятно.

Кенди спросила:

— А что изменилось теперь?

Джастин очень долго не отвечал, и она уже начала думать, что он так и промолчит. Но он все-таки ответил и уже не смеялся:

— Потому что это слияние становится все более щекотливым делом. Я хочу, чтобы твой отец вместе со своими прихвостнями перестал допекать меня. Если мы заключим соглашение, закрепленное браком между двумя династиями, то можно будет предотвратить полное слияние. И я смогу заниматься своими делами, а мои акционеры не будут ежеминутно дергать меня.

— И ради этого ты пожертвуешь своей свободой? Разве этого достаточно?

Возникла небольшая пауза.

— А ты видишь дальше, чем кажется, — сказал Джастин. В его голосе было заметно недовольство. — Конечно, недостаточно.

У Кенди бешено забилось сердце. Ей показалось, что она задыхается. Но она пересилила себя и ровным голосом спросила:

— И что?

Джастин колебался. Веки были наполовину опущены над глубоко посаженными глазами, будто у судьи — или у императора, который со скукой решает, казнить подданного или оставить в живых, подумала Кенди. Ей стало не по себе. Воображение унесло ее слишком далеко.

Джастин сказал, глядя ей прямо в лицо:

— Наш вчерашний разговор произвел на меня впечатление. Ты серьезно воспринимаешь брак. Мне это нравится.

— Но мы совсем не знаем друг друга! — Это прозвучало почти как стон.

Он кивнул.

— Конечно, это рискованно.

Некоторое время оба молчали.

А потом, к ее изумлению, он произнес:

— И это мне нравится. Я всегда любил рисковать.

Сердце Кенди билось с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Она процедила сквозь зубы:

— Ты хочешь сказать — по-настоящему? Секс, дети и все такое?

Он улыбнулся улыбкой тигра, и его зубы блеснули. Он смеялся над ней.

— Что-то вроде того — хотя в Катехизисе об этом написано более сдержанно, — согласился он. — Весело будет, правда?

— Весело?!

— Конечно. Я так думаю. А ты — нет?

Должно быть, он предполагал, что одним взглядом заставит ее упасть перед ним на колени, подумала Кенди. Но она только дрожала от страха, и это показалось ему несправедливым. Его смеющиеся карие глаза спустились вниз по ее бледно-желтой блузке, а потом снова поднялись — туда, где так громко стучало сердце.

Кенди инстинктивно поправила накрахмаленный воротничок. Этот маленький жест полностью выдал ее, но она спохватилась слишком поздно. Если бы не ее жест, Джастин, возможно, не заметил бы ее волнения. Хотя вряд ли от него ускользнуло что-то существенное из их разговора.

Она упавшим голосом произнесла:

— Я… не знаю.

— Ну да, — согласился он. — Я понимаю, что ты не знаешь. Может, лучше не будем спешить? Пусть все идет своим чередом.

Кенди была совсем выбита из колеи.

— Я не собиралась выходить замуж… Я всегда… — Она не могла больше ничего сказать.

Джастин кивнул.

— Вполне понятно, особенно если принять во внимание, что перед глазами у тебя пример родителей. Но ты еще слишком молода, чтобы относиться к этому так уж отрицательно. — Он одарил ее почти нежной улыбкой. — Знаешь, ты просто боишься, но это поправимо.

— Ты говоришь так, будто на самом деле хочешь жениться на мне, — медленно произнесла Кенди.

Джастина невозможно было разгадать.

— Я и хочу. Разве я только что не сделал тебе предложение?

— Да, но…

Его власть над ней была почти осязаемой — как будто он набросил на нее лассо. Она почти физически ощущала, как ее тянет к нему — эти веселые, теплые глаза смотрели с непоколебимой решимостью.

Кенди ничего не понимала и не хотела понимать. Она лишь чувствовала неясную угрозу и боялась, что вот-вот потеряет над собой контроль.

Единственное, что можно было сделать в этом отчаянном положении, — сказать правду. Тем более ей все равно никто не верит.

— Ты угадал, — сказала она. А что ей еще оставалось? — Не знаю почему, но сама мысль о браке приводит меня в ужас. Должно быть, я вовсе не такая взрослая, как думала.

Джастин промолчал. У Кенди захватило дыхание. Она встретилась с ним взглядом и поняла, что ее тактика не возымела успеха. Джастин Ричмонд на самом деле ей поверил. Ей больше нечем было защищаться.

— Черт, — сказала она, чувствуя себя довольно-таки глупо.

Она ожидала, что он будет возражать, убеждать ее, может быть, даже насмехаться над ней. Но он молчал. В полном смущении она думала, ответит он или нет.

Но наконец он глубоко вздохнул и произнес:

— Поговорим об этом позже.

— Позже?! Но…

Он мило улыбнулся ей.

— Мне все-таки надо разобраться, что там придумали мои редакторы — насчет твоей матери. Но ведь я не диктую им, что публиковать, — просто иногда задаю пару вопросов. Например, сколько исков о моральном ущербе за клевету мы должны будем оплатить.

Кенди широко раскрыла глаза. Джастин засмеялся, наклонился вперед и легко коснулся губами ее туб.

Это почти ничего не значило — разве что небрежную ласку, — но выдавало в нем натуру собственника. Она и раньше чувствовала это в нем. А для него это, казалось, было вполне естественно. Неужели каждая женщина, к которой он прикасался, чувствовала себя его собственностью?

— Посмотрю, что можно сделать. Потом позвоню тебе, — непринужденно произнес он. — А ты все-таки подумай, хорошо?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Позже Кенди никак не могла вспомнить, что она делала, покинув небоскреб Ричмондов. Похоже, куда-то шла — она помнила холодные улицы и порывы ветра, особенно сильные на перекрестках. Но в ее памяти осталось только, что в конце концов она пришла в Благотворительный центр.

Единственное, о чем она тогда могла думать, был ровный голос с предательскими вспышками теплоты, спокойный взгляд и проявлявшийся время от времени юмор, который она никак не могла понять. И этот последний небрежный поцелуй, который как бы поставил печать на их еще не заключенном договоре.

Должно быть, Кенди ужасно выглядела. Когда она вошла, Элен, оторвавшись от пишущей машинки, взглянула на нее и вскочила.

— Ты совсем замерзла. Выпьешь кофе, — решила она, прикоснувшись к Кенди рукой. — Что с тобой случилось?

Кенди как в полусне покачала головой:

— Не знаю.

Что случилось? Джастин. Кенди вся дрожала. Она не понимала его. Она подозревала, что нужна ему, но он вел себя так странно, что это одновременно и льстило ей, и путало ее. Что же произошло с ней во время той встречи? Она понимала только, что Джастин выбивает у нее из-под ног с таким трудом завоеванную почву и снова погружает ее в зыбкие пески мучительных сомнений. Кенди взяла чашку с дымящимся кофе.

— Извини… Я и сама себя не понимаю. Элен не сразу решилась предложить:

— Может, поговорим? Кенди закрыла глаза.

— Пожалуй, я не смогу.

Как это будет? Во что выльется? Даже в самых затаенных мыслях она никогда не могла представить себя в постели с кем-то, похожим на Джастина. Она не представляла себя в постели даже с Дэйвом. Конечно, у нее были свои фантазии, но в основном они сводились к тому, как он спасает ее от неминуемой опасности, или наоборот — она его. Она никогда не позволяла своему воображению касаться плотских радостей. Но теперь, после веселого предложения Джастина, она уже не могла этого избежать.

Элен с беспокойством произнесла:

— Ты на чем-то зациклилась. Проблемы с родителями?

Элен знала, что Кенди хочет проводить в Центре полный рабочий день и ждет подходящего момента, чтобы сказать об этом своим домашним. Обычно сдержанная, Кенди не говорила, что дома будут какие-то трудности. Но Элен сделала свои выводы.

Поморщившись, Кенди сказала:

— Не то, что ты думаешь.

— Если хочешь поговорить… — снова предложила Элен.

Но единственное, в чем Джудит сходилась с мужем, было — ни с кем не обсуждать семейные дела. «Не тряси своим грязным бельем на людях», — любила говорить бабушка Нилсон. И Кенди привыкла молчать.

Она никому не рассказывала о скандалах, о враждебности, об обвинениях и упреках. И теперь она не могла вдруг поведать об этом доброй, чуткой Элен, тем более что сейчас-то ее волновало совсем другое. У Кенди никогда не было настоящих друзей, и она никогда никому не рассказывала о своей жизни — если не считать, с некоторым испугом поняла она, вчерашнего разговора с Джастином Ричмондом. Что же все-таки с ней произошло в тот вечер?

Она покачала головой:

— Я не привыкла откровенничать. Но все равно спасибо.

— Может, поговоришь с Дэйвом, — с сомнением в голосе произнесла Элен.

Кенди снова покачала головой — на этот раз энергичнее. Если бы Дэйв Трезилиан внял ее просьбе и пошел с ней на прием, ничего этого не случилось бы, немного разозлившись, подумала она. Впрочем, проступок Джудит и угрозы сэра Лесли остались бы. Но не будь она знакома с Джастином, он бы не предложил ей эту пугающую сделку.

Почему обязательно нужно жениться? В свое время брак превратил отца в тирана, а мать в рабыню. Кенди не хотела быть рабыней мужчины.

— Нет, — сказала она. — Только не с Дэйвом. Слушай, Элен, мне вправду нехорошо. Ты не можешь?..

— Иди домой и полежи, — сказала Элен. — Я все устрою, не волнуйся. На тебе лица нет.

— Спасибо.

Она вернулась в усадьбу «Мейфейр», но не для того, чтобы полежать. Мгновение она колебалась, а потом пошла в комнату к матери.

Джудит металась по будуару — бледно-серая под своим макияжем, с ввалившимися глазами. Сэр Лесли так и не позвонил.

— Дорогая, ради меня, может быть, ты позвонишь отцу? Скажи ему…

Кенди не могла вынести ее умоляющего, взволнованного тона. Все это и раньше повторялось много раз. Она взглянула на письменный стол Джудит — на нем лежала груда писем. В это тревожное утро Джудит даже не удосужилась вскрыть их.

— Мама, ну и что такого, если он уйдет? У него скверный характер, он грубиян и слишком много хочет. Ты его боишься, — добавила она, — так зачем удерживать его?

Джудит смотрела остановившимся взглядом.

— Он мой муж. Моя жизнь.

— Так найди себе что-нибудь другое, что лучше заполняло бы твою жизнь.

Но все было бесполезно. У Джудит начиналась истерика при одной мысли, что Лесли Нилсон покинет ее. В конце концов Кенди рассталась с матерью, так и не поделившись с ней собственной проблемой.

А меня выслушать некому, думала она. Я не могу служить курьером у папы с мамой всю оставшуюся жизнь. Но что же мне делать? И тут к ней прокралась мысль — не будь Джастин Ричмонд тем, кто он есть, она спросила бы его.

В конце концов она решила в общих чертах рассказать свою историю Дэйву Трезилиану. Они вдвоем дежурили у телефонов, а остальные отправились по улицам раздавать горячий суп и кофе.

Телефоны на некоторое время затихли, и Кенди, присев на краешек стола Дэйва, рассказала ему все. То есть, конечно, не все, но большую часть, хотя и не упомянула о Джастине. Она почему-то думала, что если расскажет о предложении Джастина, то Дэйв перестанет ей сострадать.

— Как ты думаешь, что мне делать?

Дэйв откинулся назад вместе со стулом и запустил пальцы в свои рыжие волосы. Это был высокий, внушительный мужчина с телосложением борца и глазами проповедника. Во всяком случае, так считала Кенди. Из-за него комната казалась меньше.

Он внимательно слушал ее, поглаживая рыжую бороду.

— Твоя мать совсем расстроилась?

Кенди вздохнула.

— Похоже, она думает, что все кончено, — хотя ей нужно бы радоваться любой возможности избавиться от этого брака.

Дэйв с едва заметным раздражением взглянул на нее.

— Твой отец очень богат.

Кенди удивленно посмотрела на него. Он отвел глаза, а потом жестко сказал:

— Послушай, легко говорить, что деньги ничего не значат, если у тебя их много. Когда не знаешь, что будешь есть и где будешь спать, все по-другому.

Кенди была потрясена. Она медленно произнесла:

— Дэйв, а при чем тут мама?

Он покраснел, что ему совсем не шло.

— Я подумал… Я надеялся… Просто я не понимаю, почему бы твоему отцу не помочь нам. Ведь для тебя это важно, и ты — его единственный ребенок. А нам так нужна новая ночлежка.

— Отец?!

Она и не представляла, что Дэйв знал о ее отце. Когда она в первый раз пришла в Благотворительный центр, там спросили номер ее телефона — на всякий случай — и фамилию. Но ведь она никогда не говорила о родителях. Никогда.