Софья Ролдугина

Ключ от всех дверей

Старики в одной деревне решили поделиться с внуками мудростью. Созвали молодежь и стали рассказывать.

«Помните, дети, — вещал тот из них, кто всю жизнь провоевал. — Много у вас на пути преград будет, много крепостных стен, но сдаваться нельзя. Всякую дверь откроют упорство и сила».

«Это для тех, кого духи разумом обделили, — посмеивался тот, кто торговал. — Я же скажу вот что: много мне довелось поездить по городам и селам, и часто меня гнали, но любую дверь открывают хитрость и лестное слово».

«Любую дверь открывает знание», — уверенно возразил старый колдун.

«Талант, только талант», — покачал седой головой бард.

«Власть», — твердо ответил староста.

А малявки на сходке заскучали… Еще бы — в душной избе, в темной, только свечи и горят.

Не стали детки терпеть — прошмыгнули, будто мышки, на улицу.

Дверь-то открыта была.

Глава первая,

в которой шут ее величества совершает героический поступок, а также обучает Мило премудростям ремесла

Одиночество не может длиться слишком долго. Год, два, а потом ты либо привыкаешь, либо тихо сходишь с ума. Это аксиома.

Я так и не привыкла.

Конечно, на первых порах помешательство было незаметным, необременительным. Оно начиналось с мелочей. Рассеянность, отстраненность, безразличие к деталям… Подумаешь — надела разные чулки. Под платьем все равно никто не видит. И расчесываться каждый день вовсе не обязательно, ведь некому оценить усилия. Разговаривать с собой вслух… А почему бы и нет? Кто осудит? Это было даже удобно — плевать на всех, не чувствовать ничего, кроме боли, ставшей уже глухой и привычной… Так продолжалось, пока однажды я не заглянула в зеркало — и не ужаснулась.

Ах, разумеется, я пыталась бороться с подступающим безумием, с онемением души. Цеплялась за каждый всплеск эмоций, как утопающий за соломинку. Если смеялась — то до колик, до спазмов в груди и сведенных судорогой губ. Если злилась — то с криком, до сорванного горла, до разноцветных пятен в глазах, топая ногами и колотя хрусталь. Если плакала…

Впрочем, нет. Чего тогда не было, так это слез.

У меня появились новые ритуалы. Я заплетала волосы в сотню тонких косичек — не потому, что мне нравилась такая прическа, просто она отнимала достаточно много времени и не требовала посторонней помощи. Наносила на лицо краску — нарочито яркую, броскую. Сегодня — черные губы, назавтра — белые ресницы, а через неделю — могло мне прийти в голову нарисовать золотой и алой тушью перо на виске, занавесив вторую половину лица неровно отстриженными прядями.

Еще смешнее, еще необычнее — лишь бы они не просто смотрели на меня, а видели.

Спустя некоторое время я начала замечать взгляды. Разные — от осуждающих и сочувственных до завистливых и восхищенных. Но безразлично отвернуться не мог уже никто.

Я ликовала. Не одна!

А потом однажды в спину, как плевок, долетело брезгливое — «сумасшедшая». И почему-то это наполнило меня гордостью. И злостью. Что ж, хотите увидеть одержимую — пожалуйста. Получайте, с печатью и вензелем королевского дома. Я украсила косички бубенцами, сожгла ненавистные юбки. Моей излюбленной одеждой стали бриджи и чулки до колен — теперь уже намеренно разные. Белые блузы с пышными воротниками, жилеты, разноцветные пояса и шейные платки — что ж, теперь меня не спутают с добропорядочной горожанкой. Долгих пять лет общество милосердно терпело мои возмутительные костюмы, смех не ко времени, безрассудные выходки и жестокие розыгрыши. А потом меня просто перестали приглашать в свет. Нет, никто не высказывал осуждения открыто — Хранительница ключа, как-никак! — но постные лица, но опасливые шепотки… Я стала затворницей в собственном имении.

А еще через год из королевского дворца пришла бумага, украшенная теми самыми печатями и вензелями. Меня приглашали ко двору и «жаловали» званием шута… и еще кое-каким титулом, о котором простому люду знать было необязательно.

Так я стала одной из карт в раскладе Дома Камней и Снов.

* * *

— Госпожа! Госпожа, просыпайтесь, прошу вас. Ее величество настаивает на вашем присутствии во время беседы с послами Дома Раковин и Песка.

Голос был мальчишеский, звонкий, а тон — просительный, опасливый и самую чуточку восхищенный. Иногда проскальзывали в нем покровительственные нотки. Как же, что бы делала госпожа без помощи этого… этого… гм.

К слову, знакомьтесь. Мило Авантюрин, мой, страшно сказать, ученик. Так, впрочем, только говорят придворные. На деле же милый мой Мило — нянька, комендант и прислуга в одном лице.

— А госпожа настаивает на спокойном сне — по меньшей мере, до полудня, Мило, — ядовито откликнулась я, не открывая глаз. Хорошо быть знатного рода — и самый дурной нрав простят, коли предки у тебя не простые.

— Так время уже к закату, — вкрадчиво заметил мальчик, раздвигая шторы.

Даже сквозь веки я ощутила ало-золотой солнечный жар. Кончается день — начинается жизнь. Во дворце это так.

— И когда же ожидается прибытие послов?

— Через час, госпожа Опал.

— Что?! Не мог разбудить хозяйку раньше, лентяй?

Меня подкинуло на кровати. Одеяло отлетело, как пушинка. Тяжелая, набитая ароматными травами подушка врезалась в стену на ладонь выше головы ученика. Мимо, увы… Старею.

Мило невозмутимо наклонился, подбирая «смертоносный снаряд».

— Госпожа изволит вставать?

— Изволит, изволит.

— Подать завтрак в спальню или в кабинет?

— Никакого завтрака, Мило, — проказливо усмехнулась я, поднимаясь и потягиваясь. — Запомни, розыгрыши тогда будут злее и язвительнее, когда шут голоден и крепко не выспался.

— Запомню, госпожа, — серьезно кивнул ученик, накидывая на мои плечи фланелевое покрывало.

Я благодарно потрепала мальчишку по светлым вихрам, хоть для этого мне и пришлось встать на цыпочки, и, зевая, отправилась в купальню.

Горячая, исходящая паром, непрозрачная вода темно-синего цвета восхитительно пахла ландышами. То, что нужно, чтобы прийти в себя. Я села на дно бассейна, притянув колени к подбородку, а потом откинула голову на край. Тяжелый резной ключ на цепочке никак не хотел теплеть и куском льда льнул к разогретой коже. Впрочем, от этого холода не спасали даже корсеты, в те времена, когда я их носила… Спустя положенные по этикету пять минут дверь застенчиво скрипнула. Звякнули о камень пола стеклянные флаконы и шкатулка из черненого серебра. Прохладные пальцы осторожно оттянули мои волосы.

Шею обдало сквозняком. Я поежилась, сползая в воду почти до подбородка. Мальчишка что-то недовольно проворчал, осторожно разделяя непослушные пряди щеткой.

— Разбудишь меня, когда закончишь, Мило. — Я смежила веки.

— Да, госпожа.

Разумеется, спать я не собиралась. Просто мне необходимо было обдумать предстоящую встречу с послами, вспомнить все, что известно о Доме Раковин и Песка… А еще, когда притворяешься задремавшей, гораздо меньше вероятность, что раскроется постыдная тайна: королевский шут, первейшая язва двора, наводящая страх на высший свет, девятая в раскладе и шестая в совете, Хранительница ключа и просто уважаемая дама Лале Опал… стесняется слуг.

Позор на мои седины. Видимо, плебейские замашки не изжить и за две сотни лет.

— Две сотни и девять лет, госпожа, — педантично поправил бессовестный ученик.

— Нахал. Не будет у тебя возлюбленной, пока не отучишься напоминать даме о ее возрасте или о постылом муже.

— Госпожа изволила говорить вслух.

И эту привычку, увы, не искоренить.

Впрочем, не столь важно. Верность Мило сомнению не подлежала, а потому я могла быть уверена, что ни единое слово не покинет пределов этой комнаты. А коли так — почему бы не позволить себе стать ненадолго собой и не задуматься о деле?

Дом Раковин и Песка… Что же я знаю о нем? Небольшое королевство с обычным для этих мест правящим триумвиратом — монарх, совет и ратная служба. Расположено на побережье, в заливе, богатом жемчужницами и рыбой разных видов. Граничит с четырьмя Домами и с одним из них, Домом Волн и Парусов, обменивается чаще ударами, нежели реверансами. С тремя оставшимися успешно торгует — перлами, дарами моря, пурпурной краской и редкими алхимическими компонентами. Чтобы добраться до побережья из нашей благословенной столицы, придется преодолеть таможенные заставы еще двух государств… Словом, это весьма отдаленное, мирное и едва ли имеющее политический вес королевство. Если бы не экспорт пурпура и кое-каких ценных ингредиентов, то вряд ли бы кто-нибудь вспомнил, что оно вообще существует.

Вроде бы все. Или…

Ах да. Недавно там ушла в прошлое очередная правящая династия. Сменилась она мирно — последний король почил, не оставив наследника, и на престол возвели одного из юных родственников его покойной супруги, обладающего достаточной силой, чтобы стать первым в раскладе.

Гм. Что может заставить монарха, едва приступившего к обязанностям, отправить посольство в весьма влиятельную и воинственную страну, находящуюся на значительном расстоянии от его собственных границ?

— Как ты думаешь, Мило, почему Дом Раковин и Песка решил наладить дипломатические отношения с нашим двором? — озвучила я вопрос.

Руки, заплетающие косичку, на мгновение замерли.

— Не знаю, госпожа, — ровно отозвался мальчик. — Могу ли я услышать ваше мнение? — спросил он с предупредительностью, слишком подчеркнутой для естественной.

— А куда ты денешься, — хмыкнула я, открывая глаза.

Волосы уже были вымыты, высушены, а прическа — почти закончена. Оставалось только закрепить на концах полутора сотен тонких косичек звонкие медные бубенцы.

Всего полчаса прошло. Мило становится настоящим умельцем. Интересно, а справился бы он с этой задачей, не прибегая к волшебству?

— Мое мнение, мальчик, что у побережников на носу война.

Звяк, звяк, звяк — волшебство разбросало бубенчики по местам. Я поморщилась. Несколько прядей дернуло слишком сильно.

— Простите, наставница, — повинился Мило. — А почему именно война?

— Не знаю даже. — Вылезать из воды не хотелось, но время уже поджимало. А опаздывать, разочаровывая ее величество, было бы весьма недальновидно — увы, характером она пошла не в мать, а в отца. — Посуди сам. Государство слабое, а сейчас ослаблено еще больше из-за смены династии. Один постоянный конфликт имеется. Армии, напротив, нет. Наш Дом же славится своими мечниками и стрелками, а также Башней, где обучают седые старцы юношей тайнам волшебства…

— Но слава наша не громче, чем у Дома Осени, — возразил мальчик, укутывая меня полотенцем. — А у них даже есть общие границы с побережниками. Почему тогда дипломатов послали к нам?

— Потому и послали, что у нас совместных границ нет, глупый. Дабы мы не воспользовались оказией и не присоединили к своим землям лакомый кусочек… «Дополнительная гарантия» — вот как это зовется среди людей образованных. К тому же Осенние в давней дружбе с Парусами и Волнами, пусть и неофициально. А с нами — в столь же давней вражде. Интересы пересекаются, сталкиваются… Мило, чулки одинаковые.

— Зато восхитительно полосатые, — улыбнулся лукаво ученик. — Уверяю, это будет выглядеть смешно, госпожа. В нынешнем сезоне в моде цветочные узоры, так что вряд ли кто-то наденет такие же чулки, как у вас. Ох, вы столько знаете о политике… Я многое понял только сейчас.

— Плохо, что так поздно, — вздохнула я, застегивая ботинки. Конечно, одевать хозяйку — забота слуги, но мне легче самой справиться. — Шут обязан разбираться и в мировой политике, и в семейных неурядицах самого распоследнего аристократа в стране, не говоря уже о чаяниях простых горожан. Как иначе он сможет делать свою работу? Выходки должны быть смешными, злободневными, остроумными, своевременными и не выходящими за границы дозволенного. А без высокой степени осведомленности от природного чувства юмора мало толку. Еще стравишь по неопытности два государства… Придворному дураку, конечно, многое прощают, но рисковать не стоит. Голова-то одна…

Мальчик кивнул и задумчиво сощурился. Когда его мысли занимало что-то по-настоящему интересное, эти глаза принимали совершенно невероятный оттенок. Темно-карие, в фиолетовый отлив, с россыпью колючих золотых искр — словно драгоценный авантюрин на солнце. Именно из-за этого волшебного, фантастического взгляда я и выручила некогда Мило из неприятностей, в которые он вляпался по неопытности.

Давно это было… Десять, двадцать лет назад? Уже и не помню.

Кисточка порхала от одной баночки к другой, не забывая ластиться к коже, все еще румяной после горячей купальни. Шут — это не придворная модница, которая за румянами и белилами прячет следы бессонной ночи. Нет, для нашего брата расцветить себе лицо — все равно что королю венец надеть.

Обведенные медной краской глаза, прозрачные «капельки» на ресницах, хрустальная «слеза» на левой скуле… Я придирчиво оглядела результат в зеркале и осталась довольна. Черно-белые полосатые чулки, ботинки с огромными пряжками, серые атласные банты под коленями, удерживающие штанины, жилет цвета сажи с серебряным шитьем и пепельная рубашка с высоким горлом — то, что надо.

— Гм, наставница… Время, — ненавязчиво кашлянул мальчик.

Я недовольно тряхнула головой, пробуя звон бубенцов на вкус. Безупречно. А вот горе-ученичок… Мои пальцы быстро распустили бант на коленке. Если закрутить ленту помудренее и приколоть ему на воротник — вполне сойдет. А еще — добавить руну «печаль» на виске алой краской… Вот так. Надо бы ему уши проколоть, а то позор — мальчику четвертый десяток пошел, а все как ребенок, ни единого украшения.

— Знаю, Мило. — Я отступила на шаг, любуясь результатом. Ну вот, так ты уже больше похож на шута. — Идем. Как раз успеваем.

— Но до зала приемов идти не меньше четверти часа!

Я выпростала из-под рубашки цепочку и подкинула ключ на ладони. Тяжесть приятно оттягивала руку.

— Ты же помнишь, Мило, я всегда знаю короткую дорогу.

Узорчатый металл легко вошел в скважину, будто был создан для нее. Вход в купальню, или перегородка кареты, или просто стенной шкаф — не важно, что за дверью, которую мне вздумалось открыть. Я всегда попадаю именно туда, куда надо.

Это мой дар и моя ноша.

Я — Лале Опал, советник ее величества, королевский шут и Хранитель ключа от всех дверей.

— …с величайшим к вам почтением вручаю эти верительные грамоты от государя нашего Ларры Ночного Бриза!

Как замечательно, что за троном есть потайная дверца! Можно не спеша высунуть нос, оглядеться, просчитать ситуацию…

— Почему так долго, Лале? — Ее величество кокетливо прикрыла губы веером, улыбаясь послу глазами. Слова, произнесенные шипящим шепотом, даже мне нелегко было расслышать. — Церемония подходит к концу. Или ты не собираешься исполнять свои обязанности?

О, этот тон… Иногда манерой поведения она сильно напоминала своего отца — и не с лучшей стороны. Впрочем, пора начинать представление.

— Ах, не рассказать ли мне байку? — радостно пропела я, выкатываясь колесом из-за трона. Тихо, скороговоркой, королеве: — Ваше величество, каких пор вы именно это подразумеваете под моими обязанностями? А как же служба безопасности? Ведь я — только шут… — громко и весело, послам: — Ба, да у нас гости! О, моя госпожа! Почему вы хранили это в тайне? Я бы хоть подготовилась… — удрученно. — А так даже ленту свою не отыскала… Вы ее не видели? — Я вытянула вверх ногу, демонстрируя хлопающую штанину.

Взгляды послов метнулись сначала к моим чулкам, потом к банту под коленкой, потом к серой ленте, ярко выделяющейся на фоне алого камзола Мило. Вежливо-каменное выражение не сходило с лиц. Пф!

— Опал, как смеешь ты врываться во время приема! — гневно выпрямилась на троне королева. Надо сказать, что это выглядело весьма внушительно. Все-таки росту в ней почти два метра… — Лале, я не могу отдать приказ обыскать послов. Это будет дипломатический скандал, — еле заметно шевельнулись губы. — Да и когда была ты простым шутом? При моей прабабке?

Я пала ниц, расстилаясь на каменных плитках.

— О, простите свою ничтожную слугу, миледи! — В моем голосе появился надрыв, словно у брошенной супруги из старинного спектакля. — Но мне так хотелось посмотреть на гостей! Прошу вас, не гневайтесь!

Обучиться умению сыграть любую роль, от потешной и до трагической, вызывающей неподдельное сочувствие, отнюдь не сложно. Нашлось бы время. У меня его было предостаточно. Даже многоопытных дипломатов проняло… По меньшей мере один из них смотрел с состраданием. Совсем еще мальчишка, наверное, первая его миссия… На фоне остальных застывших истуканами послов он выглядел потрясающе искренним и живым.

Гм… А дипломат ли он вообще? Больше похож на провинциального аристократа, впервые попавшего в свет. Надо бы взглянуть при случае поближе…

— Ах, Лале, Лале, — «смягчилась» ее величество, скрывая веером довольную улыбку. Что ж, такие грубые представления, вроде того, что я разыграла сейчас, были как раз в ее вкусе. — Прошу простить меня, господа. — Она, извиняясь, улыбнулась дипломатам. — Леди Опал служила еще моему прадеду, поэтому ей дозволяется чуть больше, нежели остальным подданным. Она бывает порою не в себе — годы были жестоки к ней… К тому же бремя, которое она несет…

Я тем временем уже уютно устроилась на ступеньках, ведущих к трону, поджав под себя ноги и нацепив на лицо счастливую слабоумную улыбку. Ключ на цепочке застенчиво поблескивал на угольно-черном атласе жилета.

— Как вам угодно, — отвесил учтивый поклон глава миссии, пожилой мужчина в пышном парике, украшенном жемчугом. — Если вы доверяете госпоже… Лале… то и нам не остается ничего иного, как последовать вашему примеру.

— Доверяю, как себе, — вежливо улыбнулась та, что носила имя Тирле Обманчивый Сон. Моих ушей коснулся тишайший шепот: — Действуй, Лале… — и громкое: — Итак, Опал, можешь остаться, но не слишком докучай господам посланникам.

— О, моя королева! Вы — самая великодушная королева из всех, что я знала, а поверьте, мне есть с чем сравнивать! — патетически воскликнула я, вновь падая ниц. — А… можно на них поближе посмотреть? О, прошу вас! — Мои глаза увлажнились.

— Да, Лале, конечно, — благожелательно ответила Тирле и быстро переглянулась с дипломатами.

Те наверняка были недовольны — как же, нарушение протокола! — но промолчали, не подав и виду. Во-первых, как я и говорила, дуракам прощается многое… А во-вторых, побережники все-таки крайне нуждались в нашей помощи, раз терпели подобное обращение. И грех этим не воспользоваться.

— Как интересно… — пробормотала я, широко распахнув глаза. В подобные минуты становилось жаль, что провидение наделило меня темно-серыми, почти черными глазами, — сложно с такими сыграть наивность. Густые трогательно-рыжие ресницы частично возмещали это, как и невинный завиток, падающий на лоб, но общее впечатление все равно было тяжелым, опасным: по-лисьи острые черты лица, порывистые жесты пораженной безумием, млечно-белая кожа. Из-за маленького роста меня часто путали с ребенком, особенно в последнее время, когда трон заполучила Тирле Обманчивый Сон.

Нынешняя королева была очень стройной, высокой женщиной, пожалуй, даже красивой, если не принимать в расчет слишком большую голову и скверную привычку поджимать губы, складывая их в тонкую линию. С воцарением Тирле в моду стремительно вошли туфли на высоких каблуках и объемные короткие прически. Я не собиралась меняться, подстраиваясь под временные течения, — сколько их уже было на моем веку, а сколько еще будет! Но, появляясь в свете, начинала чувствовать себя нелепой среди рослых дам с пышно взбитыми волосами.