Сначала принципы, а потом остальное.
Пока не успела передумать, я сделала шаг в его сторону. Потом двинулась быстрее. Внутри словно вырос барьер — закрыться, не приближаться к нему.
Тело все помнило и выдавало защитную реакцию.
Мои эмоции были громкими, как крик — Гром их почувствовал. Обернулся и посмотрел с интересом.
— У меня есть одна просьба. Прошу выслушать.
Я вытянулась по струнке, словно передо мной был капитан еще той, старой команды из детства, которого я боялась до трясучки. Но было одно отличие: Гром жив, а ни капитана, ни моих боевых товарищей давно уже нет.
— Слушаю, — произнес холодно.
Его голос заставил съежиться.
— Вы позволите отойти ненадолго?
— Зачем?
— Мне надо вознести молитвы под деревом шимме, — я указала пальцем направление. — Это совсем рядом. Я все время буду у вас на глазах.
Зря я это затеяла. Видно же, он не тот, кто оценит мои сентиментальные порывы. Он с трудом меня переносит, даже общая борьба с демонами этого не исправила.
Гром внезапно отмер и стал похож на живого человека. Непонимающе нахмурил брови:
— Дерево шимме?
— Его еще зовут древом желаний. Так вы меня отпустите?
— Никто не может препятствовать желанию человека помолиться богам. Это право есть даже у идущих на смерть, — сказал он, немного подумав. — Хорошо, госпожа Мирай.
И, когда я задержала дыхание от удивления, замешательства и еще какого-то странного чувства, он добавил:
— Но одну я вас не отпущу. Я пойду с вами.
Гром
— Вы будете сопровождать меня к месту молитвы, не доверив это дело никому из своих людей? Окажете такую честь?
Показалось, или в ее словах действительно мелькнул сарказм?
Не объяснять же, что я не могу ей доверять. Не маленькая, сама должна понимать.
Она смотрела на меня как-то зло и одновременно беспомощно. Эти эмоции укрывали ее, как броня. Старший брат говорил, что я ничего не понимаю в чувствах. Но то, что ощущала в этот момент Молния, я понимал прекрасно.
— Вы так опасны и непредсказуемы, что я никому не могу доверить столь тяжелую ношу, — решил подыграть я. — И вдруг мне тоже захочется помолиться?
— Благодарю.
Она подавила то ли фырк, то ли вздох, отвернулась и зашагала по склону холма. Не выдержала.
Ветер перебирал темные пряди, собранные в высокий хвост, теребил края черной накидки. По гладкой темной ткани скользили вышитые серебристые молнии — эта женщина не изменяла себе. Мы спустились и немного прошли по каменной насыпи, пока госпожа Мирай не остановилась у кряжистого дерева. Его ствол был сплетен из нескольких стволов, ветви тоже были перекручены.
Между мной и Молнией оставалось шагов пятнадцать. Ветви дерева шимме раскинулись во все стороны и укрывали нас, словно крыша.
Я застыл, сложив на груди руки. Какое-то время она просто стояла, глядя на толстый ствол с потрескавшейся корой. Потом бросила на меня взгляд из-под полуприкрытых век.
— Можете начинать.
— Спасибо, — отрезала она и опустилась на колени, сложив ладони в молитвенном жесте.
И сразу стала такой спокойной, а ведь мгновение назад глядела волком. Уверен, она знает, что я на нее смотрю. Внимательно, ни на миг не отводя взгляда.
Внутренне ожидаю подвоха?
Даже если она что-то задумала, я успею ее остановить.
Думаю об этом и понимаю, насколько это глупо. Насколько проросло во мне это все.
А она стояла на коленях под приземистым деревом. На ветви его, длинные и раскинутые в стороны, суеверные простолюдины повязали цветные ленты. Ветер колыхал их, выцветшие от дождя и солнца.
Меня кто-то окликнул, но я поднял руку, подавая знак не приближаться. Подождут.
Она стояла на коленях долго. Очень долго. Я уже начал терять терпение и еле сдерживался, чтобы не прервать госпожу Мирай. Она что, нарочно тянет время? О чем можно так долго просить? Даже приговоренные к смерти молятся быстрее.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что сам утратил счет времени. Просто провалился куда-то и, страшное дело, расслабился. То ли сказалась накопившаяся за долгие месяцы усталость и необходимость все время держать себя в напряжении. Плоть ведь нельзя истязать бесконечно, подпитывая стимуляторами и магией. Однажды наступает откат.
То ли сама атмосфера и тонкие, исходящие от дерева вибрации всему виной.
Молния открыла глаза и посмотрела на меня. Сейчас она казалась непривычно смиренной, тихой и по-своему красивой.
— Это священное дерево. Оно передает наши желания богам.
Зачем она это рассказывает? Тем более мне.
— Боги глухи к мольбам.
— Не говорите так.
— И сильно они вам помогли?
Взгляд спустился к ее животу. Под слоями темной ткани ничего не видно, но я представлял, что под ними скрывается. Растерянность на лице госпожи Мирай быстро сменилась раздражением и злостью.
— Вас это не касается, — огрызнулась она.
— Закончили? Солнце почти село.
— Почти. Осталось только повязать ленту на дерево.
Между нами как будто выросла стена из ледяных игл. Волна враждебности была плотной, как грозовое облако.
Она потянулась к волосам. Темный водопад рассыпался по плечам, когда Молния сняла удерживающую их алую ленту. Но ветер вырвал ее из женских пальцев и швырнул ко мне.
Надо было позволить кусочку ткани спланировать на землю. Но, до конца не осознавая, что делаю, я перехватил ленту и быстро, почти не глядя, повязал на ближайшей ветке.
— Все? Ритуал окончен?
Мне правда надоело ждать.
Госпожа Мирай открыла рот, потом закрыла, при этом смотря на меня чуть ли не с ужасом.
— Что вы наделали? Это же дерево шимме!
Я развернулся и зашагал прочь, надеясь, что она последует за мной.
— Это было мое желание!
Я обернулся, удивленный отчаянием, прозвеневшим в ее голосе. Сейчас Молния больше походила на обиженного ребенка, чем на боевого мага. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, слишком потрясенная моим поступком. Так, будто я совершил что-то недопустимое, посягнул на святыню.
Может, недаром брат называет меня бессердечной дубиной?
— Зачем вы это сделали? — прошептала она. — Зачем?
— Что именно я сделал?
Настолько глубоко чужих традиций я не знал. Да их сотни! И в каждой деревне разные. И мысли этой сумасшедшей я не читаю.
Раздражает. И она, и вера в дурацкие знаки.
Лицо госпожи Мирай стало пунцовым, даже шея и уши приобрели такой же оттенок.
— Уже не важно, — процедила она.
Не важно так не важно! Демон с ней. Что это значит, выясню позднее.
Глава 9. Озеро Тамзи
Гром
Мысли о древе желаний не покинули меня ни на следующий день, когда мы продолжили путь, ни еще через три. С Молнией мы с тех пор не разговаривали, она словно в невидимку превратилась.
Нутром я чуял, что был неправ, хотя обычно не обращал внимания на такие мелочи. Но сейчас в голове зудела эта заноза. Единственный способ унять зуд — выяснить, что за традицию я нарушил.
— Май, — я придержал лошадь, чтобы подождать мага земли.
Тот поднял на меня взгляд добрых светлых глаз.
— Слушаю, господин. Вы что-то хотели?
Я решил начать издалека.
— Ты ведь лучше меня разбираешься в растениях.
Тот скромно улыбнулся:
— Я люблю их с детства. Это моя родная стихия, моя кровь.
— Что ты знаешь о традициях, связанных с деревом шимме?
— О, их много, — он нахмурил лоб, вспоминая. — С чего мне начать, господин? Вас интересует что-то конкретное?
Перед глазами стояло лицо растерянное лицо госпожи Мирай, ее стремительно алеющие щеки. Обида и гнев во взоре.
— Что значит повязывание лент?
Май пустился в объяснения:
— Многие шиссаи верят, что если загадаешь желание и повяжешь ленту на дерево шимме, то боги непременно его исполнят. Сама же лента сгорает в лучах солнца, когда оно сбывается.
Это говорила и Молния. Звучит наивно, но разве можно винить людей в том, что они верят в сказки? А я, выходит, испортил ей весь ритуал. Отнял надежду на исполнение заветного желания.
— Есть и брачные обряды, — серьезно заявил Май.
— Правда? — я недоверчиво глянул в его сторону.
— Да, господин. Новобрачные приходят к дереву шимме, где невеста снимает с волос ленту и отдает жениху, а тот повязывает ее на ветке. Они загадывают, чтобы брак был долгим и счастливым, и чтобы их не разлучили ни люди, ни боги. Если к рассвету лента сгорит — так и будет. Важно только, чтобы лента принадлежала именно девушке, — маг земли наставительно поднял вверх указательный палец. — Чтобы она ее долго носила. И чтобы та была дорога ее сердцу.
Вот почему Молния так разозлилась! Я не только отнял ее желание. Все выглядело так, словно мы, как юные новобрачные, только что побывали в храме, а потом пришли к священному древу просить богов о милости. И все это, учитывая наши «высокие» отношения.
Глупо вышло, признаю.
— И что? Такие браки самые крепкие?
Май, кажется, что-то заподозрил, но тактично ответил:
— Знают только боги. Я тоже загадал желание под этим деревом и повязал на его ветвь ленту.
— Ты веришь, что дерево, растущее на вражеской земле, исполнит твое желание? — я скептически приподнял бровь.
Май есть Май. Все время витает в облаках, забывая о реальности.