— Какая разница, господин? Все мы дети одной земли.

У древесных и земляных магов особая философия. Эти стихии считались самыми миролюбивыми, как и люди, ими владеющие.

— Спасибо. Это было очень… познавательно.

Парень спрятал улыбку, низко наклонив голову.

— Обращайтесь, если что-то будет нужно. От наставника у меня нет секретов.

Меж тем мы приближались к южным границам Шиссая. Горы сменились равнинами и лесами, пейзаж стал более привычен глазу.

Впереди раскинулось озеро Тамзи — знаковое место для многих из нас. Чуть больше двух месяцев назад битва на его берегу унесла жизни двадцати молодых магов Сеттории.

А я впервые встретил Молнию.

* * *

Молния

— Чего такая задумчивая, сестренка? Что тебя гложет? — сзади, пожевывая травинку, подошел Искен.

— Я такая же, как всегда. И разве у меня не может быть причин для раздумий?

По правде говоря, причин этих — море. Но все так или иначе сводилось к одному и тому же человеку. Все нити вели к нему.

— Нет, — он помотал головой, — последние дни ты какая-то… грустная, что ли.

Взгляд брата светился заботой, и от этого на душе потеплело. Настроение портилось не только из-за того, что мы все ближе подбирались к границе. Меня беспокоил Гром.

То, что я чувствовала, не было простой ненавистью и страхом. Меня беспокоило грядущее. Пресловутая судьба.

Сначала наши отцы погибли в битве друг с другом. Мой нанес его отцу последний удар, но и сам не ушел с поля боя. Пал рядом со своим врагом.

Потом мы с Громом столкнулись на берегу озера, которое уже вот-вот покажется на глаза.

Теперь и древо желаний.

Было не слишком приятно молиться под пристальным взглядом холодных синих глаз. Казалось, меня со всех сторон окружили ледяные пики. Но стоило опустить веки, это чувство быстро ушло, и я потеряла счет времени. Не удивительно, что Гром разозлился.

В конце я попросила богов послать знак, смогу ли когда-нибудь стать счастливой. И они послали, о да. Просто взяли и посмеялись! Потому что этот человек поймал мою ленту и завязал на одной из ветвей.

Мир вокруг исчез, подернулся туманом, у меня даже перед глазами потемнело.

Гром ведь ничего не знал о традициях и обычаях Шиссая! Иначе никогда бы так не сделал. Это слишком интимное действо, которое проводят только молодожены. Женская лента и узел, который завязывает мужчина — как обещание любить друг друга вечно.

И тем карикатурней выглядел этот ритуал в нашем исполнении.

Так ведь глупец даже не понял, что сделал! Ему бы только мечом махать и разрушать все своими заклинаниями. Вот это у него хорошо получается.

Нет, мы, конечно, не поженились. Этого еще не хватало. Просто выглядели как два идиота. Пускай Гром и дальше пребывает в неведении. Если бы на его месте был кто-то другой, я бы отнеслась к этому спокойней.

Утром мы покидали место стоянки. Дерево шимме стояло чуть в стороне, но я не удержалась и стала искать взглядом свою ленту.

Ее не было.

Вот просто не было и все. Неужели она сгорела в лучах утреннего солнца?

С тех пор меня со страшной силой кидало то в жар, то в холод при приближении Грома. Словно господин Сандо стоял за спиной и толкал меня к этому человеку. Я отлично помнила его унизительное поручение, но вместе с тем голову щекотало чувство, что я забыла нечто очень важное. И чем глубже копала, тем меньше понимала, что со мной происходит.

Солнце играло на водной глади озера Тамзи. Его назвали так в честь богини Печали, которая оплакивала умершего возлюбленного.

Когда я была тут в прошлый раз, вокруг бушевала зима, а воды озера сковал толстый слой льда. Снежный ветер хлестал по лицу, выстуживая до костей. А сейчас берег был тихим и светлым, усыпанным мелкими белыми цветами. Ничто не напоминало о том, что творилось здесь чуть больше двух месяцев назад. Земля быстро затянула свои раны.

Еще недавно противоположный берег принадлежал Шиссаю, а сейчас там Сеттория. Остался последний рубеж, и я окажусь на территории врага.

Люди и лошади нуждались в отдыхе, мы и так несколько дней выжимали из себя последние силы. Сетторцы бегали к воде освежиться, наш лагерь стоял на берегу Тамзи. Раз им можно, то и мне тоже, да?

Ожидая, что в любой момент меня могут остановить, я медленно дошла до кромки. Полуденное солнце освещало озеро до самого дна, в толще воды резвились стаи мелких рыб.

— Все, что за нашими спинами, шиссаи сохранили благодаря вам, — раздался голос, который я меньше всего хотела услышать.

Он подошел сзади совсем неслышно. Как настоящий разведчик.

— Снова следите за мной? — скрестив руки на груди, я повернула голову и встала полубоком, чтобы видеть собеседника.

— Я ведь обещал, что отныне не спущу с вас глаз.

Гром, как обычно, был сосредоточен и хмур. А я не знала, что делать с руками и куда спрятать глаза. Присутствие этого человека давило.

— Мне льстит, что один из лучших боевых магов континента признает мои способности, — я невесело усмехнулась и пнула камешек носком ботинка. Он проскакал и плюхнулся в озеро, запустив серию кругов.

Мы стояли рядом и, могу поспорить, думали об одном и том же. Заново переживали день, который едва не стал для нас обоих последним.

— Может, вы просто следите, чтобы я не утопилась с горя?

Глубоко внутри сидело недостойное желание поддеть Грома. Физически и магически мне его не одолеть, остаются только слова.

— Сколько вам лет, госпожа Мирай? — спросил он вдруг, проигнорировав мой вопрос.

Я вскинула удивленный взгляд.

Хочет услышать ответ, а потом заявить, что я веду себя как глупая малолетка?

Ах, конечно, Гром спрашивает не из праздного любопытства. Всем известно, что магический источник растет до двадцати пяти. Грубо говоря, что ты успел наработать в молодости, с тем и живешь до старости. Вот и интересуется на всякий случай.

— Двадцать два.

А он взял и опять меня удивил:

— Это правда, что вас отправили на войну ребенком?

— А с вами разве не так было? Все мы… — я запнулась и поморщилась, будто от этих слов на языке разлилась горечь, — …все мы дети этой проклятой войны.

— Дети? — он невесело хмыкнул. — Я бы сказал, пасынки.

Гром меня понимает? Его тоже лишили детства и юности?

Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Как звери, которые еще мгновение назад скалились, а потом внезапно замолкли, учуяв родство.

Его левая бровь поползла выше, и шрам над ней стал более явным. На виске запульсировала голубая жилка, черты заострились, взгляд стал глубоким, как то озеро за нами.

— Пожалуйста, не нужно продолжать.

Не могу говорить с ним об этом. Говорить о себе и слышать о нем — ни к чему. Это лишнее. Ведь чем выше между нами стена, тем спокойней.

— Хорошо. Но я пришел к вам не за этим. Я признаю, что был не прав у древа желаний, и приношу свои извинения.

Я сперва решила, что он шутит, но в холодных глазах Грома не было ни капли веселья. Меня окатило горячей волной и стало трудно дышать. По щекам поползли предательские розовые пятна.

— Хорошо, что вы это признаете.

В таком духе я могла говорить с Искеном или Рэйдо, а вышестоящим дерзить не имела права. И от интонаций Грома стало не по себе.

— Если вы разговариваете подобным образом и с господином Сандо, то я не удивлен, что глава рода отдал вас без боя.

Прежний настрой его смазался. Гром скрестил руки на груди и взглянул на меня так, будто больше всего на свете мечтал открутить мне голову. Слова извинения дались ему нелегко. А я, вместо того чтобы принять их с распростертыми объятиями и слезами на глазах, огрызнулась.

И все-таки сейчас в его взгляде не было той ненависти и горячечной ярости, что испугала меня два месяца назад.

Но порой отступление — лучшая тактика.

— Вы злорадствуете над женщиной, которую бросили в стан врага?

Ага, отступление. Говорил же Искен: «Не нарывайся». Но жизнь меня ничему не учит. Если молния вскипела в крови, не успокоюсь, пока не выпущу весь пар.

— Вы почетный дипломат, а не пленница. Не стоит драматизировать.

«Заткнись, Мирай! Заткнись!» — завопил внутренний голос с интонациями Искена.

Я вперила взгляд в озеро, надеясь остыть, но и там увидела отражение Грома. Он стал моим личным проклятием. Его тень нависала надо мной, заслоняя солнце.

— Вам была дорога та лента?

Почему это его интересует? Откуда такие странные вопросы? Как будто на что-то намекает.

Я посмотрела на него искоса и осторожно ответила:

— Да.

— Откуда она у вас?

— Мне подарил ее дядя Комо. Для меня она была как талисман. А вы… — я запнулась и медленно опустила взгляд, но получилось, что оглядела Грома с головы до мысков сапог. Он снял нагрудник, и черная ткань прилегала к телу, не скрывая очертаний хорошо развитых мышц. — Вы казались мне менее общительным.

— Я спросил у Мая, что значил тот ритуал, — сообщил Гром бесстрастным тоном, даже не обратив внимания на мои слова.

Внутри все перевернулось, а потом съежилось от мучительного и болезненного стыда.

— Госпожа Мирай, — его голос стал капельку теплей. — Не переживайте, нам это не грозит.

И развернулся, чтобы уйти и оставить за собой последнее слово.