— Так и думала, что это ты.
Я попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Глядя, как я кривлю заплаканное лицо, ребенок удивленно открыл рот. Он робко начал поглаживать свой живот — видимо, беспокоился о моем шраме.
— Прости, что напугала тебя. Все в порядке. Я просто плакала. Хотя мы с тобой всегда встречаемся, когда плачу.
Я с силой потерла руками лицо и улыбнулась. Мне показалось, что я выгляжу получше, однако, видимо, ненамного. Мальчик с обеспокоенным видом указал на мой живот.
— Нет-нет, живот не болит. Как бы тебе объяснить? Мне плохо, тяжело… нет, не так. Как бы сказать-то? Страшно! Да, мне страшно.
Мне ужасно страшно.
Мальчишка, наверное, подумал, что я чего-то испугалась. Он с опаской огляделся и даже заглянул мне за спину.
— Нет-нет, не в этом дело. Мне показалось, что меня бросили, что я заблудилась и осталась одна… Непонятно, да? Извини. А почему ты вообще пришел? — спросила я, и мальчик, все еще обеспокоенно хмурясь, оттянул на себе одежду.
Сегодня он был в заношенной белой футболке — она выглядела скорее как мужское нательное белье. Он оттянул подол обеими руками и продемонстрировал мне.
— Что-что? А! Ты, наверное, про ту футболку, которую я заставила тебя снять?
Мой гость, все так же держась за подол, несколько раз кивнул.
— Сейчас, погоди.
Я зашла в дом и вынесла футболку. На лице ребенка отразилось облегчение. Когда я отдала ему вещь, на его лице на миг проступила радость, но тут же он снова нахмурился.
— Хочешь сказать, что я зря это сделала?
Футболка так воняла, что я постирала ее.
Мальчик хмуро посмотрел на аккуратно сложенную вещь. Я-то думала, что от одной стирки ничего не случится, а вдруг его будут ругать? Ох, что же я наделала…
— Прости. Влезла не в свое дело, да? — поспешно сказала я, но он помотал головой, а потом, опустив голову, собрался уходить. Я схватила его за руку.
— Ты прости, что тогда пыталась тебя заставить. Не хочешь сладкого? Купила вараби-моти в интернет-магазине, кажется, они очень вкусные.
Он неловко замотал головой.
— Не любишь сладкое? Тогда, может, чипсы? У меня вкусов пять есть!
Он опять помотал головой. На лице его было отчаяние, и я сказала:
— Извини. Честно говоря, я просто хотела, чтобы ты побыл рядом. Мне сейчас до смерти одиноко.
При этих словах у меня по щеке опять скатилась слезинка. Я чуть сильнее сжала его руку в своей.
— Хотя бы чуть-чуть. Пожалуйста.
И чего я пристала к ребенку?! Мне ужасно хотелось ощутить рядом тепло хоть какого-то живого существа.
Напряжение вдруг оставило его тело. Я шмыгнула носом и свободной рукой вытерла лицо, взглянула на него — он сделал шажок ко мне и заглянул в глаза. Его глаза, похожие на игрушки из тонкого, слабоокрашенного стекла, уставились на меня, и что-то дрогнуло в их глубине.
На эту бессловесную доброту я ответила лишь:
— Спасибо.
Видимо, остерегаясь меня из-за того, что произошло в прошлый раз, ребенок не захотел входить в дом. Поэтому я вынесла на веранду низенький столик, которым обычно пользуюсь, и мы с ним поели карри. Когда я спросила его, завтракал ли он, и сказала, что у меня есть карри, у него в животе громко заурчало. Мальчишка покраснел и заволновался, на что я быстро отреагировала:
— Я еще не завтракала, давай поедим вместе!
Еда получилась острой, из-за чего я немного беспокоилась, но мальчик ел, не отрываясь.
Солнечные лучи были еще мягкими, дул ласковый ветерок, создавая ощущение, что у нас тут пикник. Мои растрепанные чувства под дуновением ветра тоже потихоньку успокаивались. Хорошо, что он зашел.
— Вкусно? — поинтересовалась я.
Мальчик, бросив быстрый взгляд на мое опухшее от долгого плача лицо, ответил большим кивком. Он съел свою порцию очень быстро, и я предложила ему добавки, на что получила еще один смущенный кивок.
— Ешь, сколько хочешь. Я ведь одна, так что даже собиралась заморозить остатки.
Поедая свою порцию карри, я украдкой наблюдала за мальчиком. Муранака говорил, что с ним невозможно общаться, что он буйный, но у меня совершенно не создалось такого ощущения. Наоборот, он выглядел как какое-то слабое существо, зайчонок или птенчик. Он выпил воды, выставив свою тоненькую шейку, и громко выдохнул. Щеки его чуть-чуть зарумянились, и он довольно сощурился. Я уже знала, что это парень, но он все равно казался мне нежным, словно девочка.
— Что хочешь на десерт? Давай после острого поедим сладенького. Я уже говорила, у меня есть вараби-моти. По радио сказали, что они о-о-очень вкусные, потому и заказала. В удобном мире живем, правда? Где бы ты ни был, можешь заказать все, что хочешь. Честно говоря, без телевизора и мобильного я еще могу обойтись, но интернет просто необходим! Так что я купила себе планшет.
Болтая так, я приготовила вараби-моти: посыпала их мукой, обильно полила сиропом и поставила перед мальчиком, и его глаза засверкали. Он вопросительно взглянул на меня, и я кивнула:
— Ешь.
Он совсем чуть-чуть замешкался, будто ему было неловко, но, видимо, все же не смог удержаться и быстро начал есть. Чуть-чуть задохнулся — похоже, вдохнул муки — и быстро запил водой. Глядя на то, с каким аппетитом ребенок глотал, я сообразила: наверное, он давно ничего не ел. Непохоже было, что мой гость пришел ко мне после завтрака. Я посмотрела на часы: чуть больше восьми. Обычно в это время он бы завтракал после радиозарядки. И тут мне в голову пришла такая мысль, что я даже невольно вскрикнула. Мальчик вопросительно взглянул на меня, и, чтобы не спугнуть, я засмеялась: «Не обращай внимания».
Точно, вполне возможно, что его бьет Синаги — родной дед. А чтобы скрыть синяки на теле, председатель окружающим врет, будто внук не любит переодеваться и принимать ванну и будто с ним невозможно справиться.
По спине пробежал неприятный холодок. Если это так, мальчик, который не умеет говорить, ни к кому не может обратиться за помощью. А поскольку его дед считается тут выдающейся личностью, пареньку никто не поверит, даже если он попробует о чем-то таком заявить.
Мальчик вдруг замер и огляделся — кажется, отреагировал на крик птицы в саду. Глядя на его поднятое к небу лицо с прищуренными глазами, я вспомнила, что Муранака говорил, будто он интересуется пением то ли птиц, то ли насекомых.
— Ты любишь птиц? — спросила я, и он утвердительно кивнул.
Я уже съела свою порцию, поэтому сходила за планшетом и открыла сайт с видео. Когда включила ролик с поющим соловьем, мальчик удивленно взглянул на экран. Он внимательно смотрел на сидящего на ветке и звонко распевающего соловья как на что-то до крайности удивительное. Дети его возраста обычно прекрасно знакомы с планшетами, а этот словно впервые видел такое устройство.
— Можешь посмотреть. Когда ролик закончится, коснись вот здесь. Тогда сможешь переключить на следующий.
Ребенок несколько раз кивнул и сразу оказался в плену у планшета. Сколько я к нему ни обращалась, он не реагировал. Я показала ему, как посмотреть ролик еще раз, как регулировать звук, и через час он уже прекрасно справлялся сам.
— Во дает!
Я восхитилась потрясающей способностью впитывать новое и одновременно усомнилась в том, что у мальчишки действительно есть какие-то проблемы с головой. Если не считать того, что он не говорит, вел он себя совершенно нормально. Конечно, я не общалась с ним тесно, так что не знаю, что там на самом деле, и все же я почему-то была уверена, что это совершенно обычный ребенок. Он просто по какой-то причине не разговаривает.
Мальчик протянул мне планшет. Кажется, случайно кликнул на рекламу. Его губы шевелились, будто он что-то говорил, но беззвучно.
— Смотри, в таком случае надо нажать вот сюда. А еще…
Я взяла в руки планшет и стала показывать, как с ним управляться. Прозрачные глаза мальчика следили за моими руками, и я осмелилась украдкой взглянуть на его лицо.
От него пахло так же, как от меня, — одиночеством и отсутствием родительской любви. Наверное, именно этот запах отнял у него дар речи. С этим запахом сложно бороться. Сколько ни мойся, он не исчезает. Запах одиночества впитывается не в кожу, не в плоть, а в душу. Если кто-то смог от него избавиться, значит, этот человек ни в чем больше не испытывает нужды. Так же, как растворяются и становятся невидимыми чернила, когда их выльешь в море, если в душе щедро, подобно огромному морю, разливается вода, то пропитавший душу запах одиночества растворяется и перестает быть заметным, и тогда человек становится счастлив. Но есть и такие люди, которые, хоть и устали от щекочущего ноздри запаха, живут с мутной водой внутри. Как я.
Из планшета снова донеслась птичья трель, и лицо мальчика просветлело. Глядя на него, я подумала, что хочу сделать его запах слабее, и одновременно у меня появилась мысль, что мне это не под силу. Я для себя-то не могу сделать все так, как хочу, куда уж мне спасать еще кого-то. Тебе одиноко, вот ты и хочешь взять котенка, расхохотался мой внутренний голос. Поэтому я разглядывала лицо мальчика, словно бы издалека.
С того дня он стал каждый день приходить ко мне. Полдничал со мной на веранде, иногда обедал и не отрывался от планшета. Похоже, его увлекало не только птичье пение, но и голоса животных. Он с таким интересом наблюдал за всем этим, что я могла только восхищаться его сосредоточенностью.