— Я стану оммёдзи и обязательно отблагодарю вас за доброту, — пообещал он.

И вот очередной пасмурный день прошел в непрерывном движении. Соломенные варадзи вновь пропитались водой из луж, низа простых крестьянских штанов сплошь покрывали брызги, и все же Кента чувствовал себя все лучше и лучше. До Лисьего леса, как сказали в деревне, оставалось недолго, а там уже дело за малым — отыскать ворота, ведущие в третью из великих школ оммёдо и экзорцизма. Правда, там же предупредили, что если в школе не захотят впускать, то ворот ему не видать как своих ушей, дескать, в Кёкан не гнушаются использовать силу ёкаев, чтобы распугивать неугодных. Но Кента не боялся: он не обижал ёкаев и жил с ними в мире, и Кёкан не из-за чего злиться на него.

Под сводами высоких деревьев Лисьего леса мелкий противный дождь, сопровождавший Кенту в последние дни, стал менее навязчивым, а потом и закончился вовсе. Встряхнув зонтик, он с тоской посмотрел на прореху — в школе первым делом нужно будет заняться починкой, ведь теперь Кента его хозяин и ответственен за него. Он аккуратно, боясь совсем испортить, сложил зонт и заткнул за узел на спине. Тропка петляла между деревьями, местами почти сухая, местами в ямках собирались лужи, и Кента, насвистывая себе под нос детскую песенку, которую выучил от деревенских ребятишек, легко перепрыгивал через препятствия.

А потом увидел развилку, на развилке — замшелый валун, а на валуне — сидящего человека.

Точнее, казалось, что на валуне сидит человек, в действительности, с какой стороны ни посмотри, это был самый что ни на есть ёкай — с бледной кожей и отливающими припыленной зеленью длинными волосами, собранными в высокий хвост алым шнурком. Ёкай кутался в красивое хаори цвета спелой сливы с узором из кленовых листьев, вытянув левую ногу в изящной гэта, словно она болела, и выглядел печально.

Кента остановился в нескольких шагах от него, потому что в этом месте тропу почти полностью затопило от проливных дождей и обойти ее можно было только по кустам и камням. И, запрокинув голову, посмотрел на хмурое небо, готовое вот-вот снова обрушить потоки воды.

— Разве это удачное место, чтобы переждать дождь? — спросил он у ёкая, раз уж тот не спешил начинать беседу первым.

— Похоже, что я собираюсь тут пережидать дождь? — проворчал тот. — Ты видишь крышу над моей головой?

Не успел Кента ответить, как дождь все-таки начался. Или продолжился? Казалось, он шел всегда и никогда уже не закончится. Ёкай вздохнул и посмотрел на Кенту с презрением, хотя могло и показаться — один глаз у него был карим, а другой желтым, и это немного отвлекало. Стоит ли его опасаться, Кента не знал. Пока их разделяла широкая лужа, но едва ли она была надежной защитой, окажись перед Кентой, к примеру, дзинко — лис-оборотень, который не прочь закусить незадачливыми путниками, а до того наиграться с ними вдоволь.

— Будь над тобой крыша, я бы спросил? — решился на дерзкий ответ Кента. — Отчего ты сидишь здесь один, как ёкай, поджидающий жертву? Ты не можешь идти?

— Не могу. Возьми меня с собой.

Кента покосился на него с сомнением. Всем известно, что многие ёкаи по природе оборотни и могут превращаться в людей, но даже самая удачная человеческая форма все равно имела изъяны. Подойти бы поближе. Прикинув так и эдак, Кента зашагал прямо по воде, рассудив, что и без того уже вымок насквозь и вряд ли еще одна лужа сейчас что-то решала.

Взгляд ёкая изменился, стал настороженным, почти враждебным, но с места он так и не сдвинулся. Кента присмотрелся к нему.

Он был странным. Ощущался человеком с головы до пят, но определенно им не являлся, уж в этом Кента худо-бедно разбирался. Он встал перед камнем, возвышаясь над сидящим, достал из-за спины зонт и раскрыл над их головами.

— Я не ищу попутчиков, — сказал он честно, — но если ты повредил ногу, я могу посмотреть. Я держу путь из святилища, где помогают больным и увечным, и кое-что смыслю в ранах и хворях. А после ты пойдешь туда, — он указал в сторону дороги, ведущей в ближайший к горе Тэнсэй город под названием Ямасита [Ямасита — в переводе с японского примерно означает «под горой».], — а я туда.

Он кивнул на тропу, что вела вглубь леса и должна была вывести его к воротам Кёкан.

Ёкай поднял голову, длинная челка сползла с лица, и на Кенту уставился желтый глаз с узким змеиным зрачком.

— А куда ты идёшь?

— В школу Кёкан.

— Кёкан? — протянул он. — Как интересно.

— Я собираюсь стать оммёдзи.

— О, я догадался! — оборвал его ёкай и недовольно зашипел, когда капли, просочившиеся сквозь дыру в зонте, попали ему за шиворот. — Зачем еще человеку идти в школу оммёдо?

— Чтобы просить о помощи? — неуверенно предположил Кента, немного растерянный этой странной беседой. — Ведь школы для того и придуманы.

— Глупый ты. Никто не ходит за помощью прямо туда, есть же управления, где принимают прошения. Так какого-нибудь плешивого крестьянина и пустили за ворота, ха!

— Кажется, ты не лучшего мнения о школах оммёдо, — заметил Кента. — Кто же ты сам такой и куда держишь путь?

— Я? Я обычный человек, который решил обучиться искусству оммёдо, — ответил ёкай не моргнув глазом. — Я такой же, как и ты, но иду в Дзисин. Почему бы нам обоим не отправиться туда, раз уж судьба свела нас вместе?

«Вот так неожиданность! — подумал Кента. — Ёкай, который хочет учиться изгонять ёкаев».

— Да ты, верно, шутишь, — не выдержал он.

— Кто же станет шутить такими вещами? И разве я чем-то не подхожу на роль ученика оммёдзи? Недостаточно юн, недостаточно образован? Уродлив или калечен? Нет. Так чем я хуже прочих?

«Тем, что ты не человек», — снова подумал Кента и устыдился своих мыслей. Нельзя судить о других поспешно. Даже у ёкая может быть причина поступать столь… необычно.

— Идем вместе, — тем временем принялся уговаривать ёкай. — Видишь, я знаю больше тебя, могу научить кое-чему. Ты, я смотрю, парнишка простой, таким среди детишек аристократов и чиновников ой как непросто приходится.

— Но я не хочу учиться в Дзисин. Да и тебе… — Кента осекся, не зная, выдать ли, что догадался об обмане, — стоит ли выбирать Дзисин?

Ёкай пожал плечами.

— Это величайшая из великих школ. По-моему, все очевидно.

Кента всмотрелся в его странные глаза и так и не смог понять, в чем подвох, а потому сказал:

— Я не изменю решения, поэтому наши пути разойдутся, и, если боги позволят, еще свидимся. Только скажи, как твое имя, чтобы я мог узнать тебя в будущем?

— Мацумото Хизаши.

— Мацумото как «корни сосны»?

— Верно. И Хизаши как «долговечный».

— Красивое имя, — искренне восхитился Кента. — Я из рода Куматани [Куматани — с японского можно трактовать как «Медвежья долина».], а звать меня Кента.

— Ты не очень-то похож на медведя.

— Моя семья служит в святилище Лунного медведя, ками нашей деревни, — пояснил Кента. — Так уж повелось.

Он отвернулся, намереваясь продолжить путь, но почти сразу заметил, что идет не один. Обернувшись, столкнулся с наглым разноглазым взглядом.

— Не так уж ты и болен, — усмехнулся Кента, глядя, как легко тот вышагивает, ничуть не хромая.

— Я исцелился, — ответил ёкай с улыбкой, но в ней Кента не ощутил тепла. — И подумал, отчего бы мне не попытать счастья в Кёкан? Пойду с тобой, вместе веселее.

Ростом он оказался выше Кенты, но уже в плечах, с прямой спиной и длинной шеей, его запястья, выглядывающие из широких рукавов хаори, были тонкими и хрупкими на вид, а бледные пальцы венчались аккуратными продолговатыми ногтями. Весь его облик — от гэта на высоких зубцах до заткнутого за пояс кимоно веера — выдавал благородное происхождение, и Кента даже малость усомнился, а верно ли все видит, правильно ли толкует?

— Я не могу запретить тебе идти со мной одной дорогой, — сказал он, — но разве твоя душа не должна сама выбрать учение, которое бы ты хотел постигать много лет? Если я скажу, что иду в Фусин, пойдешь со мной?

Желтый глаз угрожающе вспыхнул.

— Юный господин так мудр, — процедил Хизаши. — Он задает хорошие вопросы. А встречал ли он в своей жизни гадателей?

— Встречал. И что с того?

— А то, что мне нагадали, будто человек, который попадется мне до заката солнца в этот день, определит мою судьбу. Разве не очевидно, что идти против воли богов дурная затея? Ты — тот человек, который мне нужен.

Кента невольно поднял голову, чтобы убедиться — скоро вечер, так что едва ли Мацумото Хизаши успеет встретить в лесу кого-то еще.

— Предсказания не всегда столь буквальны, — сказал он словами своей матери, на что Хизаши невозмутимо пожал плечами.

— Не надо искать сложности там, где их нет, Куматани-кун. Мне суждено было встретить тебя, чтобы ты привел меня в школу оммёдо и экзорцизма.

Кента, и сам недавно шедший неведомо куда, а потом так же понадеявшийся на совет случайно встреченного старика, больше не знал, что возразить. Бывало, ёкаи цеплялись к людям, чтобы высасывать их жизненные силы, но слабее от разговора с Мацумото Кента себя пока не чувствовал.

Может, он все-таки ошибается, и перед ним просто очень необычный человек?

— Хорошо, — согласился он. — Тогда прекрати притворяться больным. Я хочу до темноты добраться до Кёкан, чтобы снова не ночевать под открытым небом, тем более в дождь.