Битва

ХСIХ

Племянник Марсилия (имя его Аэльрот)
Скачет первым впереди войска
У него прекрасное оружие, сильный и борзый
                                                   конь.
Нашим французам бранное молвит слово:
«Коварные французы, сегодня вы померитесь
                                                  с нами.
Ваш защитник предал вас,
Безумец король покинул вас в ущельях:
Милая Франция свою утратит славу,
А Карл Великий — свою правую руку.
«Наконец-то Испания обретет покой!»
Когда Роланд услыхал это, Боже, как он возмутился!
Пришпорив коня золотыми шпорами,
Граф разит (язычника) со всей силы.
Он разрубает его щит, рассекает кольчугу,
Пронзает тело его своим длинным мечом,
Распарывает грудь, раздробляет кости,
Отделяет крестец спины
И своим копьем исторгает душу из тела.
Удар был лих, пошатнулось тело,
С размаху он сбросил его мертвым с коня,
Шея язычника была рассечена надвое.
А тот не преминул еще ему сказать:
«Прочь, негодный! Карл не безумец вовсе,
А предательства всегда не любил.
Оставив нас в ущельях, он поступил отважно,
И Франция сегодня не утратит своей славы.
Бейте их, франки! За нами первый удар,
За нами право — хищники виновны».

С

Там есть герцог по имени Фальзарон;
Он брат короля Марсилия.
Он владеет землею Дафана и Авирона,
Под небом нет человека наглей и коварней.
Меж глаз у него — громадный лоб,
Мерою с добрых полпяди.
При виде своего убитого племянника он вне себя
                                                   от горя
Выходит из толпы, бросается вперед
И испускает обычный клич неверных
В бешенстве на французов:
«Сегодня милая Франция утратит свою честь!»
Оливьер услыхал его и воспылал великим гневом:
Золотыми шпорами он язвит коня
И разит, как истый барон.
Он расшибает его щит и рассекает панцирь,
Вонзает в тело его древко значка
И с размаху выбивает его мертвым из седла.
Смотрит на землю и, видя распростертого
                                                  хищника,
Гордо молвит слова:
«О ваших угрозах, злодей, я не забочусь.
Бейте их, франки, мы победим отлично!
Монжуа! — крикнул он. — Это Карлово знамя».

СI

Там есть король по имени Корсаблис;
Он из Барбарии, далекой страны.
Вот он взывает к остальным сарацинам:
«Мы легко можем выдержать битву,
Ибо французов так мало!
Те, что пред нами, совсем ничтожны:
Карлу тут ничем не помочь,
Так что сегодня им не миновать смерти».
Услыхал его архиепископ Турпин —
Под небом нет столь ненавистного ему человека.
Пришпорив своего коня золотыми шпорами,
Он нанес (Корсаблису) жестокий удар.
Щит разнесен в куски, панцирь изорван;
Он вонзил ему копье в середину тела.
Удар так силен, что тот пошатнулся;
С размаху он свалил его мертвым на дорогу.
Смотрит на землю — видит хищника
                                                  распростертым.
Не дав промолвить тому, он сказал:
«Подлый язычник, вы солгали!
Карл, мой повелитель, — всегдашний наш оплот,
Французы же наши неспособны бежать.
Ваших товарищей мы здесь заставим остаться,
А вы претерпите еще новую смерть [По мнению Турпина, Корсаблиса как язычника ожидает еще смерть души за гробом.].
Бейте, французы, и не забывайте своего долга!
Слава Богу, за нами первый удар!
Монжуа!» — крикнул он, чтобы удержать за собою
                                                                 поле.

СII

А Жерен ударил на Мальпримия Бригальского —
Добрый щит не послужил тому нимало;
Хрустальное навершье разбито [Щит, состоявший из досок, обтянутых кожей, с разноцветными полями, имел посредине хрустальное либо золотое навершье. Он был так велик, что закрывал воина с головы до ног. При походе его вешали на шею.],
И половина его свалилась на землю.
Панцирь его он пробил до самого тела
И пронзил его насквозь своим добрым копьем.
От одного удара язычник свалился наземь;
Сатана забрал его душу.

СIII

А товарищ его, Жерье, поразил Амирафля;
Он разбивает его щит и рассекает панцирь,
Пронзает сердце добрым своим копьем;
Ударил так, что тот пробит насквозь
И мертвым свален на землю, с размаху.
Молвил Оливьер: «Прекрасна наша битва!»

CIV

Герцог Самсон устремляется на Альмасура;
Он разбивает ему щит, золотой, в жемчугах.
Добрый панцирь ему не защита —
Пронзает его сердце, печень и легкое
И мертвым кидает — кто пожалеет, кто нет.
Сказал архиепископ: «Вот это баронский удар!»

CV

Ансеис пустил своего коня
И устремился на Тургиса-из-Тортозы.
Под золотым навершьем он разбивает ему щит,
Разрывает подкладку двойного панциря,
Вонзает в тело доброе копье —
И ударил так, что пронзает ею насквозь,
С размаху валит мертвым наземь.
И сказал Роланд: «Вот молодецкий удар!»

CVI

И Анжелье, гасконец бордоский,
Пришпорил коня, опустил повода
И ударил на Эскремиса из Вальтиерры,
Раздробил ему щит на шее,
Прорвал кольчугу панциря,
Поразил в грудь между плеч
И с размаху мертвым выбил из седла.
Затем промолвил: «Всем вам погибель!»

СVII

И огонь поразил язычника Эсторгана
В переднюю обшивку щита
И снес с него цвета — алый и белый;
Разнес его в клочья
И в тело вогнал свое доброе острое копье,
Мертвым свалив с ускакавшего коня.
И он молвил: «Вам не будет защиты».

CVIII

И Беранжье поразил Эстрамариса:
Расшиб его щит и панцирь разорвал,
Пронзил его тело своим могучим копьем
И свалил мертвым посреди тысячи сарацин.
Из двенадцати пэров (язычников) десять уже
                                                  убиты;
Двое лишь остались в живых:
Шернублий и граф Маргарис.

СIХ

Маргарис — очень храбрый рыцарь,
И красив, и силен, и легок, и быстр;
Он пришпорил коня и ударил на Оливьера.
Под навершьем из чистого золота он разбил его щит
И копьем нацелился в бок.
Бог спас (Оливьера) — удар его не коснулся:
Копье, скользнув, ничего не задело.
Тот проскакал беспрепятственно дальше.
Затрубил в рог, чтобы собрать своих.

СХ

Битва чудовищная, общая свалка:
Граф Роланд не боится опасности,
Он разит копьем, пока цело древко;
От пятнадцати ударов расшиблось оно и разбилось —
Он обнажает Дюрандаль, свой добрый меч,
Шпорит коня и устремляется на Шернублия —
Крушит его шлем, блиставший каменьями,
Рассекает надвое тулью и волоса;
И рассекает глаза и лицо,
Белый панцирь из тонких чешуек
И все тело до самого низу,
До седла с золотым узором.
Меч врезался в тело коня,
Рассек как попало хребет —
И на густую траву свалил мертвыми обоих.
После сказал: «Презренный, некстати пожаловал ты.
Магомет не придет уж к тебе на помощь —
Не такому хищнику одержать победу!»

CXI

По полю битвы мчится граф Роланд,
Держит он Дюрандаль, что ловко сечет и рубит, —
Чрез то сарацинам великий урон.
Кто бы видел, как он бросал одного мертвеца
                                                  на другого,
И чистая кровь струилась по земле.
Весь он красен от крови, и панцирь его, и руки,
Плечи и шея его доброго коня.
И Оливьер не отстает в нанесении ударов.
Двенадцать пэров также нельзя упрекнуть,
И французы разят и дерутся.
Неверные гибнут или обмирают от страха.
Сказал архиепископ: «Молодцы наши бароны!
Монжуа! — крикнул он. — То — знамя Карла!»

СХII

И Оливьер мчится по полю битвы;
Древко его копья разбито, в руке лишь обломок его.
И наносит он удар язычнику Мальзарону.
Разбивает его щит, золотой в жемчугах,
Вырывает оба глаза из головы,
И мозг его падает к его ногам.
Он свалил его мертвым, вместе с семьюстами его
                                                  (единоплеменников).
Затем он убил Тюргина и Эсторгуса;
Копье его раздробилось до самой рукояти.
И молвит Роланд: «Товарищ, что вы делаете?
Для битвы такой не палка нужна —
Пригодны тут будут лишь сталь да железо.
Где же меч ваш, что зовется Альтклэром? [Меч этот выкован был кузнецом Веландом, а по другим сказаниям — Мунификантом и принадлежал некогда римскому императору Клозамонту, который потерял его в лесу. Затем он найден был косарями, которые принесли его папе. От него он перешел к Нинину, который подарил его какому-то герцогу, а последний продал еврею. Еврей же уступил этот меч Оливьеру как раз перед поединком его с Роландом под стенами Вены.]
Дужки у него золотые, а вершина рукоятки
                                                  хрустальная?»
«Некогда извлечь его, — отвечает Оливьер. —
                                    Нужно разить и разить!»

CXIII

Граф Оливьер обнажил добрый свой меч,
О котором просил его товарищ,
И, как истый рыцарь, явил его.
Он поразил язычника Юстина из Валь-Феррэ —
Haдвое разрубил ему голову,
Рассек тело и расшитый панцирь,
Доброе седло в золоте и каменьях,
И рассек он также спину коня;
Свалил мертвыми обоих на луг.
Роланд молвил ему: «Отныне я с вами братаюсь.
За такие-то удары нас любит император».
Отовсюду понесся клик: «Монжуа!»

СХIV

Граф Жерен сидит на коне Сореле,
И товарищ eгo Жерье — на Пасс-Серфе;
Они опустили поводья и лихо пришпорили коней.
Оба ударили на язычника Тимозеля:
Один разил по щиту, другой — по кольчуге.
Оба копья свои сломили в его теле —
И вмиг свалили его мертвым посреди поля.
Не знаю, никогда не слышал,
Кто из двух действовал тут проворней.
Был там Эсперверис, сын Бореля —
Его убил Анжелье бордоский.
А архиепископ убил Сиглореля,
Чародея, побывавшего уже в аду,
Посредством колдовства свел его (туда) Юпитер.
И сказал Турпин: «Вот истый злодей».
Роланд же отвечал: «Сражен презренный!
Брат Оливьер, любы мне такие удары».

СХV

Битва становилась все ожесточенней:
Франки и язычники обменивались лихими ударами.
Одни нападают, другие защищаются.
Сколько сломанных и окровавленных копий!
Сколько знамен и значков разбито!
Сколько добрых французов сгубило тут свою
                                                  молодость!
Не увидеть им уже более своих матерей и жен,
Ни тех из Франции, что ждут их в ущельях.
Карл Великий плачет по ним и скорбит…
Увы, к чему? Им не будет подмоги.
Ганелон оказал им плохую услугу
В тот день, когда пошел в Сарагоссу продать
                                                  свою родню.
Потом погубил он и жизнь свою, и тело:
На суде в Ахене его приговорили к повешению,
А с ним и тридцать его родичей,
Которых не избавили от смерти.

СХVI

Король Альмарис со своей дружиной
Узким и жутким проходом
Приблизился к Гвальтьеру, охранявшему гору
И ущелья с испанской стороны.
«Изменник Ганелон, — сказал вождь Гвальтьер, —
Совершил прискорбную торговлю нами».

CXVII

Король Альмарис явился на гору,
И с ним шестьдесят тысяч язычников
Яростно напали на французов.
В великом гневе они разили их,
Сметали всех, умерщвляли, избивали.
Гвальтьер освирепел более всех остальных:
Он выхватывает меч, прижимает щит к себе,
Рысью выезжает к первому ряду язычников —
Равняясь с ними, шлет недобрый привет.

CXVIII

Едва Гвальтьер поравнялся с ними,
Язычники напали на него со всех сторон.
Крепкий щит его разбит и расшиблен,
Белый панцирь разорван и ободран.
Сам он пронзен четырьмя копьями:
Он не может терпеть и четыре раза обомлевает.
Волею-неволею надо покинуть поле битвы;
Как может, сползает с горы
И зовет Роланда: «Сюда, барон, ко мне на помощь!»

СХIХ

Битва чудовищна и тяжка:
Оливьер и Роланд разят усердно,
Архиепископ раздает тысячи ударов,
Не отстают oт них и двенадцать пэров.
Все французы дерутся сообща.
Гибнут язычники тысячей и сотней.
Кто не бежит, не ускользнет oт смерти.
Волей-неволей все здесь кончают свой век —
Французы теряют лучшую свою оборону:
Крепкие копья и острые пики,
И значки — синие, алые, белые;
Клинки их мечей зазубрились,
И сколько погибло у них храбрых рыцарей!
Не увидят ни отцов, ни семей,
Ни Карла Великого, что ждет их в ущелье.


Во Франции, меж тем, ужасное бедствие:
Буря, ветер и гром,
Дождь и град безмерный,
Молнии повсюду и часты,
И землетрясение было взаправду.
Oт Сен-Мишель-дю-Периль и до Сен-Кельна,
От Безансона до пристани Виссантской [Виссан — деревня между Булонью и Калэ.]
Нет дома, где бы не треснули стены.
В полдень настал великий мрак;
Проясняется, лишь когда разверзается небо.
Кто видел — боялся ужасно,
И многие молвят: «То конец света,
Исход века ныне пред нами».
Не знают они, говорят неправду.
То великая скорбь по смерти Роланда.

СХХ

Ужасны знамения и страшна гроза;
Во Франции было множество предвещаний:
С полудня и до вечернего часа —
Темная ночь и мрак.
Ни солнце, ни луна не бросают света.
Все, что видят это, боятся за жизнь.
Но поистине можно быть в таком горе,
Когда умирает Роланд, который вел всех других.
Лучше его не было еще на земле.
Чтобы побеждать язычников и покорять царства.

СХХI

Ожесточенная, лютая битва!
Французы разят острыми мечами, —
Нет никого, кто не был бы окровавлен.
Кричат: монжуа! — знаменитый призыв.
Язычники бегут повсюду.
Франки, люди святой земли, преследуют их.
Видят они теперь, как битва жестока.

CXXII

Неверные, с горем и яростью в сердце,
Бросают поле сражения и обращаются в бегство.
Их преследуют, хотят их настичь.
Вся долина покрыта бойцами:
Столько сарацин полегло на густой траве,
Столько белых панцирей, блестящих броней,
Столько изломанных копий и знамен в лоскутьях!
В этой битве победили французы:
Боже! Как тягость для них растет!
Карл потеряет в них свою опору и гордость.
Велика скорбь, ожидающая Францию!

СХХIII

Французы дерутся лихо и усердно,
Неверные гибнут тысячами, тьмами.
Из ста тысяч не осталось в живых и две.
Говорит архиепископ: «Наши воины храбры!
Под небом нет царя, имеющего лучших».
В летописях [La geste Francur. Одна из предполагаемых хроник, на которую охотно ссылается французский эпос. Дело идет, несомненно, о более древней песне либо устном предании.] Франции написано:
«Так должно быть по праву в великой стране,
Чтобы нашему императору служили добрые вассалы».
Идут они по долине, отыскивают своих.
Плачут их очи от горя и жалости,
Из сердечной любви к их родичам.
Вот пред ними покажется Марсилий с великой
                                                                ратью.

СХХIV

Граф Роланд — добрый рыцарь,
И Оливьер, и все двенадцать пэров,
Да и французы действуют весьма похвально.
Язычникам смерть приносит их доблесть.
Из ста тысяч один лишь спасся —
То Маргарис, да и тот бежит.
Но хоть он и бежит, его нельзя упрекнуть:
Он явит на теле его великие знаки (храбрости) —
Он пронзен четырьмя ударами копья.
Он возвращается в Испанию
Рассказать обо всем королю Марсилию.

CXXV

Король Маргарис отправился один.
Копье его сломано; разбитого щита
Под навершьем не длиннее полупяди осталось.
Сталь его меча окровавлена,
Панцирь пробит и растерзан,
Сам он пронзен четырьмя копьями.
Так возвращается он с поля битвы, где лихо
                                                  сражались.
Боже! Что это за барон, будь он христианин!
Он все возвещает королю Марсилию,
И внезапно падает к его ногам,
И молвит: «Государь, скорей на коня!
Вы застанете франков из Франции утомленными.
Так они били и мучили наших.
Их копья и пики утрачены,
Большая часть их перебита;
Оставшиеся в живых сильно ослабели,
Множество раненых, обагренных кровью,
И у них нет оружия для защиты!
Вы без труда отмстите за наших.
Хорошо будет их победить, государь,
                                                  знайте это».
Французы зовут Роланда и Оливьера:
«Двенадцать пэров, к нам на помощь!»
Архиепископ первый им ответствовал:
«Божьи люди, будьте добры и храбры;
Сегодня примете венцы на чело,
И вам уготован святой рай».
Горе и жалость охватили их тогда.
Один оплакивает другого по дружбе,
Все обменялись поцелуем любовно.
Роланд воскликнул: «Бароны, теперь на коней!
Вот Марсилий и с ним сто тысяч рыцарей».

СХХVI

Долиной едет Марсилий
С великим войском, которое он собрал
И разделил на двенадцать отрядов.
Сверкают каменья и золото шлемов,
И копья, и знамена,
И щиты, и узорные брони.
Семь тысяч рогов трубят наступленье.
Какой шум по всей стране!
И молвит Роланд: «Оливьер, товарищ, брат,
Ганелон-изменник поклялся в нашей смерти.
Его предательство теперь очевидно.
Но жестоко отмстит ему император.
Будет сильная и жаркая битва:
Ибо никогда еще не видано такой встречи.
Я буду рубить моим Дюрандалем,
А вы, товарищ, рубите Альтклэром.
По многим землям мы обнажали их;
Столько побед одержано ими!
Пусть же не поют про нас недобрых песен».

СХХVII

Когда французы увидали столько язычников,
Что все поле повсюду покрыто ими,
Стали звать Оливьера и Роланда
И двенадцать пэров, чтобы те их защитили.
Архиепископ сказал им тогда свое мненье:
«Синьоры бароны, не смущайтесь
Ради Бога, не побегите,
Чтобы добрые люди не пели плохого.
Лучше умереть, сражаясь.
Весьма возможно, что нас ожидает смерть.
Дольше этого дня нам уже не прожить.
Но за одно я могу вам поручиться:
Святой рай будет вам отверст,
Завтра вы воссядете там среди Невинных» [Разумеются младенцы, избитые Иродом, особо чтимые в Средневековье, как первые мученики за Христа; к ним приравнивались христианские воины, на брани убиенные.].
После этих слов франки приободрились.
Они пришпорили вперед быстрых коней
И воскликнули все разом: «Монжуа!»

СХХVIII

Король Марсилий — коварный король.
Он молвил язычникам: «Послушайте меня:
Граф Роланд чудовищной силы,
Кто захочет его одолеть — потрудится много:
Для победы, я думаю, мало двух битв.
Если вы согласны, дадим ему три битвы.
Десять наших отрядов станут против французов.
Другие же десять останутся со мною.
Вот тут-то Карл потеряет могущество
И увидит Францию покрытой великим позором!»
Он передал Грандонию златокованое знамя,
Чтобы вести его воинов против французов:
«Он облек его королевскою властью».

СХХIХ

Король Марсилий остался наверху горы,
Грандоний же спустился вниз, на долину:
Значок его прибит тремя златыми гвоздями.
Крикнул он: «На коней, бароны!»
Тысячи рогов затрубили звонкогласных.
Сказали французы: «Господи Отче, что нам делать?
На горе пришлось нам увидеть Ганелона!
Это он нас изменнически продал.
К нам на помощь, двенадцать пэров!»
Тогда архиепископ ответил им:
«Добрые рыцари, сегодня вы получите честь —
Бог даст вам венки и цветы
В раю посреди блаженных.
Но трусам не будет там места».
Французы отвечали: «Мы исполним все.
Скорее помрем, чем станем изменниками».
Они подогнали коней золотыми шпорами
И устремились на проклятых злодеев.

СХХХ

Король Марсилий разделил свое войско:
Десять отрядов оставил при себе,
И вот остальные десять несутся в бой.
Французы говорят: «Боже! нам будет гибель!
Что станется с двенадцатью пэрами?»
Архиепископ Турпин отвечает им первый:
«Добрые рыцари, вы угодны Богу,
Ныне украситесь вы венками и цветами;
Упокоитесь на святых цветах рая.
Но трусам же вовеки не войти туда».
Французы отвечают: «Мы не отступим.
Если на то воля Божия, да будет так.
Мы станем сражаться с врагами.
Мало нас, но отваги в нас много».
И, пришпорив коней, грянули на язычников —
И вот французы и сарацины в схватке.

СХХХI

Был там некий сарацин из Сарагоссы —
Полгорода ему принадлежит.
To Климорин, но он совсем не витязь.
Он принял клятвы графа Ганелона,
По дружбе лобызал его за то в уста;
Он даже дал ему свой меч и карбункул.
«Великая страна, — сказал он, — покроется позором:
У императора отнимется венец».
Он сидит на коне, что зовется Барбамуш,
Что несется быстрее сокола и ласточки.
Он пришпорил его, опустил повода
И наносит удар Анжелье-гасконцу.
Ни броня, ни щит не могли его защитить:
Вонзилось ему в тело копье
С такою силой, что острие прошло насквозь.
С размаху он мертвым кинул его наземь.
Потом кричит: «Ловко их побеждать:
Бейте, язычники, прорвите их строй».
Сказали французы: «Боже, как жаль храбреца!»

CXXXII

Граф Роланд взывает к Оливьеру:
«Товарищ, вот и погиб Анжелье.
У нас не было рыцаря храбрее».
Оливьер отвечает: «Дай мне Бог отмстить за него!»
Он язвит коня шпорами чистого золота,
Держит Альтклэр с окровавленным клинком,
Со всей силы разит язычника.
Раcсекает тело, убивает коня.
Размахивается еще раз — и сарацин падает,
Душу его уносят бесы.
Потом он убил герцога Альфайана,
Обезглавил Эскабаба
И выбил из седла семь арабов:
Им уже никогда не придется воевать.
И Роланд говорит: «Товарищ мой разъярен,
По-моему, действует он похвально.
За такие удары Карл нас больше полюбит».
И воскликнул: «Разите их, рыцари!»

СХХХIII

С другой стороны — язычник Вальдабрун,
Что посвящал в рыцари короля Марсилия.
Он владелец четырехсот кораблей на море.
Нет моряка, что не гордился бы им;
Он изменой завладел Иерусалимом [В 1012 году калиф Гакем, преследуя христиан, разрушил большой храм в Иерусалиме и велел выколоть глаза патриарху Иеремии. Слух об этих злодеяниях распространился по всей Европе и, может быть, вдохновил автора песни о Роланде или одного из его предшественников.];
Разрушил там храм Соломона
И перед купелью умертвил патриарха.
Он-то принял уверение от графа Ганелона —
И подарил ему свой меч и тысячу мангунов.
Он сидит на коне, что зовется Грамимонд:
Сокол не быстрее его.
Он язвит коня острыми шпорами —
И ударил могучего герцога Самсона.
Расшибает его щит, разрывает кольчугу,
Вонзает в тело древко значка
И с размаху выбивает его, мертвого, из седла.
Кричит он: «Злодеи, все вы погибнете!
Разите, язычники, мы их одолеем отлично».
Французы сказали: «Боже! как жаль барона!»

СХХХIV

Когда граф Роланд увидел Самсона мертвым,
Подумайте, какое было ему великое горе.
Он пришпорил коня и помчался во весь опор.
В руке его Дюрандаль, драгоценнее чистого злата.
Он разит язычника со всей силы
По шлему, украшенному золотом и каменьями.
Рассекает голову, и броню, и тело,
Седло с золотым узором
И глубоко спину коня.
Оба убиты (в похвалу иль в укор).
Молвят язычники: «Жестокий удар нанес
                                                  он нам!»
Отвечает Роланд: «Не терплю я ваших:
                           В вас и гордыня, и вина».

СХХХV

Там есть африканец, пришедший из Африки:
То Малкидан, сын короля Малкуда.
Все оружие его из кованого золота
И ярче всех сверкает на солнце.
Сидит он на коне, что зовут Сальт-Пердю, —
Нет животного, чтоб его осилило в беге.
Он пришпорил его острыми шпорами
И ударил по щиту Ансенса —
И отбил с него позолоту и лазурь;
Разорвал ему полы кольчуги
И вонзает ему в тело острие и древко.
Умер граф — век его миновал.
Сказали французы: «Барон, какое несчастье!»

СХХХVI

По полю битвы носится архиепископ Турпин;
Не бывало священника, чтобы пел обедню
И выказывал такую удаль и телесную ловкость.
Молвит язычнику: «Будь ты проклят Богом!
Ты убил того, о ком сердце мое скорбит».
Затем он, припустив доброго коня,
Наносит (Мулкидану) удар по толедскому щиту
И мертвым сбивает на зеленую траву.
Говорят французы: «Лихо разит наш
                                               архиепископ!»

CXXXVII

С другой стороны — Грандоний, язычник,
Сын Капуэля, короля Каппадокии.
Он сидит на коне, что Марморием зовется:
Птица на лету не быстрее его.
Пустил поводья, пришпорил коня
И всею силою обрушился на Жерена;
Он рассек щит его и нанес ему жестокий удар:
Разрубил его панцирь
И вонзил ему в тело весь свой синий значок —
Свалился мертвым на вершине скалы.
Еще он убил его товарища Жервье,
И Беранжье, и Гюи из Сент-Антуана;
Затем напал на Остория, богатого герцога,
Что владеет на Роне (областью) Валенцией.
Он сразил и его — язычники в радости великой,
А французы говорят: «Много наших гибнет!»

СХХХVIII

Граф Роланд держит окровавленный меч,
Повсюду вздымая и являя его.
Но услыхал он жалобы французов.
Так велико его горе, что сердце разрывается;
Молвит язычнику: «Бог попутал тебя,
Что убил ты того, за кого поплатишься дорого».
Он пришпорил коня и понесся.
Кто кого победит? Но они сошлись.

СХХХIХ

Грандоний был умен и отважен,
И доблестный воин в бою.
На пути своем он повстречал Роланда:
Никогда не видал он его, но признал тотчас
По гордому челу, по красивому стану,
По осанке его и по взгляду.
Он видит кровавую сталь Дюрандаля, —
Невольно робеет.
Он хочет бежать — увы! ни к чему.
Граф разит его столь жестоко:
Разрубает шлем до наносницы [Наносница — часть шлема, пластинка, защищающая нос.],
Рассекает нос, рот, зубы,
Рассекает тело, и чешуйчатый панцирь,
И серебряную луку золотого седла,
И глубоко (разрубает) спину коня —
Убивает наповал того и другого.
Выходцы из Испании испускают крики горя.
Молвят французы: «Лихо разит наш витязь!»

CXL.

Чудовищна битва и жарка.
Французы разят могуче и яростно:
Рубят руки, бока, спины,
Одежду до живого тела.
Боже! сколько рассеченных голов,
Сколько разрубленных панцирей, рваных
                                                  броней!
Пo зеленой траве струится чистая кровь.
Молвят язычники: «Нам не вытерпеть!
О великая страна, да проклянет тебя Магомет,
Твой народ из всех самый отважный!»
Не было (сарацина), что не кричал бы:
                                                   «Марсилий!
Скачи, король! Мы нуждаемся в помощи».

CXLI

Чудовищна, неимоверна битва.
Французы разят копьями из черненой стали.
Там можно было увидеть великое человеческое
                                                  страдание.
Столько людей раненых, окровавленных,
                                                  мертвых.
Один лежит на другом: то навзничь, то ниц.
Столько добрых коней, несущихся по полю
И волокущих за собой висящие поводья.
Сарацины не могут более держаться;
Волею-неволею покидают поле,
Французы живо преследуют по пятам,
До самого Марсилия гонят их, избивая.

CXLII

Роланд дерется, как мощный рыцарь;
Своим не дает он ни отдыху, ни сроку.
И французы быстро несутся на конях —
По пятам язычников, бегущих рысью, галопом.
Они по пояс в алой крови.
Их стальные клинки покривлены, иззубрены,
У них нет уже оружия для защиты своей.
Когда вспоминают они о своих рогах и трубах,
Каждый чувствует себя бодрее.
Язычники кричат: «На горе пришли мы в ущелье:
Великий потерпим мы урон!»
Покидают поле, кажут нам тыл —
Французы жестоко разят их мечами,
Ряд мертвых тянется до Марсилия.

CXLIII

Марсилий видит избиение своего народа:
Он велит трубить в рога и трубы;
Потом помчался со своей ратью.
Во главе едет сарацин Абизм —
Среди дружины нет коварнее его.
Он запятнан пороками, великим коварством,
Не верит в Бога, Сына святой Марии;
Он черен, как растопленная смола;
Измену и вероломство он предпочитает
Золоту всей Галисии;
Никто никогда не видал у него шутки иль смеха;
Он отважен и безумно храбр —
За то он и мил коварному королю Марсилию.
Он несет Дракона — знамя его дружины.
Невзлюбил этого язычника архиепископ.
Едва завидел его, как возжаждал его поразить —
И весьма покойно сказал себе:
«Этот сарацин, кажется мне, великий еретик;
Всегда не по душе мне были трусы и трусость —
Жив сам не буду, а уж убью его».

CXLIV

Архиепископ начал битву.
Он сидит на коне, отнятом некогда у Гроссаля —
То был король, убитый им в Дании.
Конь легок и статен для бега;
У него точеные копыта, стройные ноги,
Короткое бедро, широкий круп,
Длинные бока и крутая спина,
До самой глотки статная шея;
Хвост белый и желтая грива,
Маленькие уши и рыжая голова.
Ни одно животное не сравнится с ним [Тип коня, общий эпической поэзии.].
Архиепископ так отважно пришпорил его,
Отпустив золотые удила и уздечку,
Что не замедлил напасть на Абизма:
Ударяет в его чудный щит,
Что весь в камнях, аметистах, топазах,
Хрусталях и рудных карбункулах;
Он получил его от эмира Галафра:
Дьявол дал щит ему на Валь-Метасе.
Турпин разит его — ему несдобровать.
После такого удара щит этот не стоит денье.
Рассекает тело его на куски
И валит его мертвым на месте пустом.
«Монжуа!» — восклицает; то Карла клич!
Французы молвят: «Лихой вассал.
Этот архиепископ сумеет защитить свой посох.
Пошли Бог Карлу побольше таких!»

CXLV

Граф Роланд зовет Оливьера:
«Товарищ, согласны ли вы со мною?
Архиепископ — превосходный рыцарь,
Нет лучшего на земле под небом.
Ловко разит он копьем и пикой!»
Граф отвечает: «Пойдем, подсобим ему!»
С этими словами приударили французы.
Жестоки удары, схватка жаркая.
Много мук терпят тут христиане.

CXLVI

Франки из Франции утратили свое оружие,
Но у них уцелело еще триста обнаженных
                                                  мечей.
Они знай разят да рубят по блестящим шлемам.
Боже! сколько рассеченных пополам голов!
Сколько разрубленных панцирей, изломанных лат!
Режут ноги, руки, лицо.
И говорят язычники: «Французы нас калечат.
Кто не защищается, тому жизнь не дорога».
Прямо к Марсилию держат путь,
Кричат ему: «Добрый король, к нам
                                                  на помощь!»
И молвит Марсилий, вняв своему народу:
«Великая земля, да истребит тебя Магомет,
Племя твое одолело наших!
Столько сокрушили и отобрали они у нас
                                                  городов,
Что теперь в руках седобородого Карла?
Он завоевал Рим, захватил Калабрию,
Константинополь и могучую Саксонию.
Лучше смерть, чем бегство перед французами.
Разите, язычники, не щадите себя.
Если Роланд погибнет, Карл утратит свое
                                                  подспорье:
А останется жив — несдобровать нам!»

CXLVII

Коварные сарацины разят копьями
По щитам, по шлемам, сверкающим на солнце.
Только и слышен лязг железа да стали —
Искры от них летят к самому небу.
Кто б видел, как кровь и мозг проливались!
У графа Роланда скорбь и тягость
При виде гибели стольких добрых вассалов,
                                                  вождей,
И припоминается ему Французская земля,
И дядя его, добрый король Карл Великий.
И мысли эти волей-неволей надрывают все его
                                                   сердце.

CXLVIII

Граф Роланд врезался в средину схватки
И без устали наносит удары.
Держит он Дюрандаль, меч, извлеченный из ножен.
Он пронизает им панцири, расшибает шлемы,
Сечет тела, руки, головы,
Бросает на землю сотни неверных,
Считавших себя добрыми вассалами.

CXLIX

На другой стороне — Оливьер.
Он лихо разит и теснит.
Выхватывает он свой любимый Альтклэр:
Кроме Дюрандаля нет лучше его под небом.
Граф держит его и храбро дерется.
По локоть он залит алою кровью.
«Боже, — молвит Роланд, — что это за лихой вассал!
Эх, благородный граф, столь доблестный
                                                  и храбрый,
Сегодня настанет конец нашей дружбе,
Сегодня ждет нас горестная разлука.
А императору не увидеть нас более.
Никогда не бывало еще такого горя в милой
                                                  Франции.
Нет француза, который не молился бы за нас
И не справлял священных служб по монастырям.
Души наши упокоятся в раю».
Оливьер услыхал его, пришпорил коня
И сквозь сечу пробрался поближе к Роланду:
«Товарищ, идите-ка сюда, — сказали они друг
                                                  другу. —
Мы не умрем один без другого, если даст Бог!»

CL

Кто б видел, как Роланд и Оливьер
Сражаются, разя мечами!
Архиепископ разит копьем.
Можно и счесть перебитых ими:
Число их записано в хартиях и грамотах,
И летопись говорит, что было их более четырех
                                                   тысяч.
Четыре первые схватки прошли удачно
                                                  для французов,
Но пятая оказалась пагубной и тяжкой:
Все рыцари Франции полегли в ней,
И шестьдесят только избавил Бог,
Но те уж дорого продадут свою жизнь.