Станислав Востоков

Печной волк



Ничего себе!

Плохо у нас в деревне со стариками. Мало их. Один дед Иван в Овражьем тупике остался. А о стальные — старухи. И если у какой старухи ручка от сковородки отвалится или крыльцо от дома отойдёт, она сразу к деду Ивану бежит.

— Ничего себе! — говорит Иван. — Нашли заведующего хозяйственной частью!

Поворчит, поворчит, но всё же возьмёт инструмент и пойдёт исправлять поломку. Приладит на место ручку, выпрямит крыльцо, а потом старухе что-нибудь из своих поделок подарит: вырезанную из берёзы ложку или нож, выточенный из автомобильной рессоры.



Рядом с домом у него мастерская — навес, под которым стоит верстак и самодельный шкаф с полочками. Тут пилы, там топоры, по баночкам разложены гвозди разных размеров. А гайки и винтики — в спичечных коробках.

Однажды понадобились деду Ивану для чего-то старые оконные штапики с верхней полки. Забрался он на верстак, заглянул на полку, а оттуда вылетела трясогузка.

— Ничего себе! — удивился он.

Тут и другая вылетела. Бегают по ветке липы у навеса, пищат. Оказывается, они на той полке гнездо устроили.

— Ладно, — сказал дед Иван, — обойдёмся пока без штапиков.




На следующий день он старался громко не стучать, чтобы не пугать птиц. Подолгу сидел за старой школьной партой, которая была у него вместо второго верстака, наблюдал, как трясогузки таскают на верхнюю полку жучков и бабочек.

Решил он пока суд да дело старый чайник запаять. Сунулся в шкаф, где лежало всякое ожидавшее ремонта барахло, а в деда едва не ударилась птичка с красной грудкой.

Иван, щурясь, посмотрел в глубины шкафа.

Между картонной коробкой от мясорубки и старым чайником свила гнездо малиновка. Не боясь деда Ивана, она шныряла у его ног и то и дело юркала в шкаф.

Иван перестал заходить в мастерскую и теперь следил за птицами из-за старой парты.



Но это, как оказалось, было только начало.

Вечером пошёл дед за дровами и увидел новых гостей — на поленнице появилось гнездо осторожных чёрных дроздов. А на другой день в просторную кормушку на клёне заселились сойки.

Они скрипели, как сухие ветки, и деда не боялись — принимали от него выкопанных в палисаднике червяков. А вот дрозды Ивана не подпускали. Зато дрозд-отец красиво пел — будто кто-то задумчиво играл на флейте.

— Чистый зоопарк! — сказал дед Иван. — Ладно, пока поправлю наличники. А то всё другим, всё другим…



Потрескавшиеся от времени наличники смотрели на улицу, и эта работа птицам не мешала. Пока они выращивали птенцов, дед Иван поправил наличники, сделал новый козырек над крыльцом и заново выкрасил. А когда он уставал, садился за парту и наблюдал за птицами.

Первыми вылетели птенцы трясогузки, за ними — дрозды и малиновки. Дольше всех у мастерской оставались сойки.

«Наверное, потому что они самые большие, — решил дед. — Чем больше, тем, значит, и выращивать тяжелей!»

Наконец улетели и сойки, а дед снова с удовольствием стал пользоваться мастерской.

Но больше всех обрадовались старухи. В тот же день они выстроились у калитки в очередь со своими старыми вёдрами и поломанными приёмниками.

— Ничего себе! — сказал дед Иван. — Даже не знаю, кто меня больше любит, птицы или старухи! Ну ладно, кто там первая?

Крик ворона

Воро́ны могут каркать весело или раздражённо, могут бодро цокать и даже кудахтать. А крик во́рона всегда печален. Наши старухи его не любят. Как услышат во́рона, прячутся по домам и включают на полную мощность телевизоры.

А дед Иван во́рона любит.

— Не соловей, конечно, — говорит он, выстругивая в мастерской какую-то очередную штуковину. — Зато сколько благородства!

Потом дед ткнёт штуковиной в дом соседней бабки Лизаветы и скажет:

— А вам только воробьёв слушать — «чирик, чирик!»

Но пока над деревней летает ворон, воробьи молчат. А когда скрывается он за дальним полем, в деревню начинают возвращаться привычные звуки. Старухи выходят из домов и опасливо смотрят в небо. А дед Иван кладёт на верстак недоделанную, понятную только ему штуковину и идёт пить чай.

Салат

Посадила бабка Лизавета салат. Ела его всё лето и съела весь, кроме последнего куста. А на него уже сил нет.

Рос этот куст, рос и вырос к осени выше бабки.



Шёл дед Иван в магазин, увидел за забором странное растение и говорит:

— Что за кипарис?

— Салат! — отвечает Лизавета.

— Ничего себе! Что ж ты его не ешь?

— Не могу! Всё лето ела. Позеленела вся!

По смотрел на неё дед Иван и кивнул.

— Верно, есть в тебе, Лиза, какая-то прозелень.

Бабка обиделась, хотела уйти, но дед её остановил.

— Ты не трогай его, пусть растёт. Зимой нарядишь как ёлку!



— Иди отсюда! — закричала бабка. — Не мешай работать!

— Что ж ты работаешь?

— Чего надо, то и работаю!

Пошёл дед Иван дальше. А когда возвращался, салата уже не было. Со зла выполола его бабка Лизавета вместе с сорняками.

Внучка

Привезли к бабке Лизавете внучку Олю четырёх лет. Бабка Лизавета обрадовалась, накормила её пирогом.

— А теперь, — говорит Оля, — я тебя кормить буду.

— Чем же? — удивилась бабка.

— Пирожками. Я тебе их из песочка слеплю.

У бабки Лизаветы было ведро песка, чтобы там зимой морковь хранить. Вытащила его из сарая. Оля стала «жарить» пирожки, а бабка Лизавета «есть». Нахваливала, а песок потихоньку обратно в ведро ссыпа́ла. Где его зимой достанешь?

— Вкусно? — спросила Оля.

— Очень! — кивнула бабка.

— Ну вот, поели, а теперь пойдём на прогулку.

— Пойдём, — согласилась Лизавета.

— Стой, — сказала Оля, — гулять можно только парами. Где твоя пара?

Лизавета развела руками. Потом увидела за забором деда Ивана, который поправлял чучело на огороде.

— Иван! — кричит. — Будешь моей парой?

— Ты что, Лизавета? — удивился он. — Совсем тронулась? Какая я тебе пара?



— Да внучка гулять велит, а у них гулять можно только парами.

— Ничего себе внучка! — удивился дед Иван. — Ну хочешь, чучело возьми. Отличная для тебя пара!

Делать нечего. Взяла бабка Лизавета у деда Ивана огородное чучело и пошла с ним гулять парой.

Погуляли, Оля говорит:

— Теперь тихий час. Ложитесь спать.

Ну, это бабка Лизавета никогда не прочь. Легла на лавочку под окном, чучело рядом пристроила и сразу уснула. Но через пять минут внучка её разбудила.

— Ты, баба Лиза, неправильно спишь.

— А как правильно?

— Надо лечь на бочок, ручки под щёчку. И рот закрой.

— Он у меня во сне сам открывается.



— Надо тренироваться, — строго сказала Оля.

— Попробую, — вздохнула Лизавета.

Скрючилась на лавочке, жёсткие ладони сунула под щёку и рот закрыла. Неудобно, но всё-таки опять уснула. Через пять минут снова будит внучка.

— Подымаемся! Подымаемся!

— А теперь чего?

— Теперь играй.

— Во что?

— В дочки-матери.

— А с кем?

— С ним, — Оля показала на чучело. — Это же твоя дочка, не узнала?

— Моя дочка — твоя мама, — возразила Лизавета.

— Ты меня не путай! — рассердилась Оля. — Как это мама может быть дочкой? Ты или так или так!

У бабки Лизаветы не было сил спорить. Взяла чучело, стала его баюкать. Чуть сама опять не уснула.

— Ох ты и соня! — сказала Оля. — Пойдём теперь на вечернюю прогулку.

— Так ещё же обеда не было!

— Не спорь со старшими! — ответила Оля.

— Это кто старший? — опять удивилась Лизавета.

— Я, конечно, — ответила Оля. — Погуляешь парой, а потом за тобой и родители придут.

— За мной уже не придут, — вздохнула Лизавета.

Но всё-таки опять пошла с чучелом гулять.

Гуляли, пока за чучелом дед Иван не пришёл.

— Уморит она тебя, — сказал он. — Надолго привезли-то?

— На неделю.

— Я бы не выдержал, — сказал Иван и пошёл ставить чучело на место.

Смотрит Лизавета, а Оля сама уморилась, уснула на лавочке. Ручки в стороны, рот нараспашку.

— Вот и ладушки, — улыбнулась Лизавета. — Пойду покуда обед состряпаю.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.