Станислав Востоков
Печной волк
Ничего себе!
Плохо у нас в деревне со стариками. Мало их. Один дед Иван в Овражьем тупике остался. А о стальные — старухи. И если у какой старухи ручка от сковородки отвалится или крыльцо от дома отойдёт, она сразу к деду Ивану бежит.
— Ничего себе! — говорит Иван. — Нашли заведующего хозяйственной частью!
Поворчит, поворчит, но всё же возьмёт инструмент и пойдёт исправлять поломку. Приладит на место ручку, выпрямит крыльцо, а потом старухе что-нибудь из своих поделок подарит: вырезанную из берёзы ложку или нож, выточенный из автомобильной рессоры.
Рядом с домом у него мастерская — навес, под которым стоит верстак и самодельный шкаф с полочками. Тут пилы, там топоры, по баночкам разложены гвозди разных размеров. А гайки и винтики — в спичечных коробках.
Однажды понадобились деду Ивану для чего-то старые оконные штапики с верхней полки. Забрался он на верстак, заглянул на полку, а оттуда вылетела трясогузка.
— Ничего себе! — удивился он.
Тут и другая вылетела. Бегают по ветке липы у навеса, пищат. Оказывается, они на той полке гнездо устроили.
— Ладно, — сказал дед Иван, — обойдёмся пока без штапиков.
На следующий день он старался громко не стучать, чтобы не пугать птиц. Подолгу сидел за старой школьной партой, которая была у него вместо второго верстака, наблюдал, как трясогузки таскают на верхнюю полку жучков и бабочек.
Решил он пока суд да дело старый чайник запаять. Сунулся в шкаф, где лежало всякое ожидавшее ремонта барахло, а в деда едва не ударилась птичка с красной грудкой.
Иван, щурясь, посмотрел в глубины шкафа.
Между картонной коробкой от мясорубки и старым чайником свила гнездо малиновка. Не боясь деда Ивана, она шныряла у его ног и то и дело юркала в шкаф.
Иван перестал заходить в мастерскую и теперь следил за птицами из-за старой парты.
Но это, как оказалось, было только начало.
Вечером пошёл дед за дровами и увидел новых гостей — на поленнице появилось гнездо осторожных чёрных дроздов. А на другой день в просторную кормушку на клёне заселились сойки.
Они скрипели, как сухие ветки, и деда не боялись — принимали от него выкопанных в палисаднике червяков. А вот дрозды Ивана не подпускали. Зато дрозд-отец красиво пел — будто кто-то задумчиво играл на флейте.
— Чистый зоопарк! — сказал дед Иван. — Ладно, пока поправлю наличники. А то всё другим, всё другим…
Потрескавшиеся от времени наличники смотрели на улицу, и эта работа птицам не мешала. Пока они выращивали птенцов, дед Иван поправил наличники, сделал новый козырек над крыльцом и заново выкрасил. А когда он уставал, садился за парту и наблюдал за птицами.
Первыми вылетели птенцы трясогузки, за ними — дрозды и малиновки. Дольше всех у мастерской оставались сойки.
«Наверное, потому что они самые большие, — решил дед. — Чем больше, тем, значит, и выращивать тяжелей!»
Наконец улетели и сойки, а дед снова с удовольствием стал пользоваться мастерской.
Но больше всех обрадовались старухи. В тот же день они выстроились у калитки в очередь со своими старыми вёдрами и поломанными приёмниками.
— Ничего себе! — сказал дед Иван. — Даже не знаю, кто меня больше любит, птицы или старухи! Ну ладно, кто там первая?
Крик ворона
Воро́ны могут каркать весело или раздражённо, могут бодро цокать и даже кудахтать. А крик во́рона всегда печален. Наши старухи его не любят. Как услышат во́рона, прячутся по домам и включают на полную мощность телевизоры.
А дед Иван во́рона любит.
— Не соловей, конечно, — говорит он, выстругивая в мастерской какую-то очередную штуковину. — Зато сколько благородства!
Потом дед ткнёт штуковиной в дом соседней бабки Лизаветы и скажет:
— А вам только воробьёв слушать — «чирик, чирик!»
Но пока над деревней летает ворон, воробьи молчат. А когда скрывается он за дальним полем, в деревню начинают возвращаться привычные звуки. Старухи выходят из домов и опасливо смотрят в небо. А дед Иван кладёт на верстак недоделанную, понятную только ему штуковину и идёт пить чай.
Салат
Посадила бабка Лизавета салат. Ела его всё лето и съела весь, кроме последнего куста. А на него уже сил нет.
Рос этот куст, рос и вырос к осени выше бабки.
Шёл дед Иван в магазин, увидел за забором странное растение и говорит:
— Что за кипарис?
— Салат! — отвечает Лизавета.
— Ничего себе! Что ж ты его не ешь?
— Не могу! Всё лето ела. Позеленела вся!
По смотрел на неё дед Иван и кивнул.
— Верно, есть в тебе, Лиза, какая-то прозелень.
Бабка обиделась, хотела уйти, но дед её остановил.
— Ты не трогай его, пусть растёт. Зимой нарядишь как ёлку!
— Иди отсюда! — закричала бабка. — Не мешай работать!
— Что ж ты работаешь?
— Чего надо, то и работаю!
Пошёл дед Иван дальше. А когда возвращался, салата уже не было. Со зла выполола его бабка Лизавета вместе с сорняками.
Внучка
Привезли к бабке Лизавете внучку Олю четырёх лет. Бабка Лизавета обрадовалась, накормила её пирогом.
— А теперь, — говорит Оля, — я тебя кормить буду.
— Чем же? — удивилась бабка.
— Пирожками. Я тебе их из песочка слеплю.
У бабки Лизаветы было ведро песка, чтобы там зимой морковь хранить. Вытащила его из сарая. Оля стала «жарить» пирожки, а бабка Лизавета «есть». Нахваливала, а песок потихоньку обратно в ведро ссыпа́ла. Где его зимой достанешь?
— Вкусно? — спросила Оля.
— Очень! — кивнула бабка.
— Ну вот, поели, а теперь пойдём на прогулку.
— Пойдём, — согласилась Лизавета.
— Стой, — сказала Оля, — гулять можно только парами. Где твоя пара?
Лизавета развела руками. Потом увидела за забором деда Ивана, который поправлял чучело на огороде.
— Иван! — кричит. — Будешь моей парой?
— Ты что, Лизавета? — удивился он. — Совсем тронулась? Какая я тебе пара?
— Да внучка гулять велит, а у них гулять можно только парами.
— Ничего себе внучка! — удивился дед Иван. — Ну хочешь, чучело возьми. Отличная для тебя пара!
Делать нечего. Взяла бабка Лизавета у деда Ивана огородное чучело и пошла с ним гулять парой.
Погуляли, Оля говорит:
— Теперь тихий час. Ложитесь спать.
Ну, это бабка Лизавета никогда не прочь. Легла на лавочку под окном, чучело рядом пристроила и сразу уснула. Но через пять минут внучка её разбудила.
— Ты, баба Лиза, неправильно спишь.
— А как правильно?
— Надо лечь на бочок, ручки под щёчку. И рот закрой.
— Он у меня во сне сам открывается.
— Надо тренироваться, — строго сказала Оля.
— Попробую, — вздохнула Лизавета.
Скрючилась на лавочке, жёсткие ладони сунула под щёку и рот закрыла. Неудобно, но всё-таки опять уснула. Через пять минут снова будит внучка.
— Подымаемся! Подымаемся!
— А теперь чего?
— Теперь играй.
— Во что?
— В дочки-матери.
— А с кем?
— С ним, — Оля показала на чучело. — Это же твоя дочка, не узнала?
— Моя дочка — твоя мама, — возразила Лизавета.
— Ты меня не путай! — рассердилась Оля. — Как это мама может быть дочкой? Ты или так или так!
У бабки Лизаветы не было сил спорить. Взяла чучело, стала его баюкать. Чуть сама опять не уснула.
— Ох ты и соня! — сказала Оля. — Пойдём теперь на вечернюю прогулку.
— Так ещё же обеда не было!
— Не спорь со старшими! — ответила Оля.
— Это кто старший? — опять удивилась Лизавета.
— Я, конечно, — ответила Оля. — Погуляешь парой, а потом за тобой и родители придут.
— За мной уже не придут, — вздохнула Лизавета.
Но всё-таки опять пошла с чучелом гулять.
Гуляли, пока за чучелом дед Иван не пришёл.
— Уморит она тебя, — сказал он. — Надолго привезли-то?
— На неделю.
— Я бы не выдержал, — сказал Иван и пошёл ставить чучело на место.
Смотрит Лизавета, а Оля сама уморилась, уснула на лавочке. Ручки в стороны, рот нараспашку.
— Вот и ладушки, — улыбнулась Лизавета. — Пойду покуда обед состряпаю.
Конец ознакомительного фрагмента