Слушая няню, Андрей суетливо ощупал голову сына — на затылке действительно стремительно росла огромная шишка.
— Всё! Всё! Провалитесь вы все! Сумасшедшая семейка! — прижимая к груди покалеченную сумку, разрыдалась Нина Тимофеевна. — И расчёта мне вашего не надо! Ничего не надо! Ни видеть вас, ни слышать не хочу! Сумасшедшие! — и с силой, так что зазвенели стёкла в окнах, хлопнула входной дверью.
И Андрей остался один-на-один с восьмилетним извивающимся в панике сыном на руках, и почти одиннадцатилетней запершейся в туалете дочкой.
Успокоить Тёмку не удалось даже через полчаса. Он уже хрипел от крика, и Андрею начало казаться, что дело не в испуге, а в шишке… Черепномозговая. Легко!
— Марин, выходи! Ну давай, дочь! — перекрикивая сына, подёргал ручку на двери. — Надо с Тёмкой в больницу ехать! Выходи!
Но она даже не отозвалась, и теперь Андрею уже начало казаться, что с ней тоже что-то не так…
Метнулся в зал, опустив орущего сына на пол, вызвал «скорую» Снова попытался выманить Маринку. Не получилось, но теперь он хотя бы расслышал, как она там шмыгает носом. Понятно. Боится наказания за нянькину сумку…
— Марин, ну выходи! Я не буду ругаться, обещаю!
Бесполезно.
Вернувшись в зал, суетливо разделся до трусов, схватил из шкафа первые попавшиеся треники, и снова к туалету. Но на полпути его остановил звонок в дверь. В полной уверенности, что это «скорая» кинулся открывать… И замер, скрючившись с одной ногой в штанине.
Впрочем, с Красновой тоже было что-то не то, но сейчас Андрею было настолько не до неё, что он просто, на ходу надевая вторую штанину, оставил дверь открытой и побежал в комнату к сыну.
— Тёмыч, ну хорош уже, ну! — пытаясь взять на руки, строго увещевал он его, но Артём, похоже, даже не слышал.
— Что вы делаете! — раздалось за спиной. — Вы что не видите, что только ещё больше раздражаете его?! Сейчас же выйдите отсюда!
— Чего-о-о? — обалдело обернулся Андрей. — А вы не… — это было просто феерией происходящего дурдома. Как будто конец света всё-таки настал. — Вы не… Не… — Ну, во всяком случае, дар речи у Андрея точно пропал.
И всё же, несмотря на ударившее в голову возмущение и жгучую потребность поставить эту… Краснову на место, было в её требовательно уставленном на дверь пальце что-то такое, отчего Андрей подчинился.
Слушая истерику сына теперь уже из-за закрытой двери комнаты, оделся и снова пошёл упрашивать Марину. Она не реагировала, а вот Тёмка, хотя и не сразу, но затихал.
В итоге, подъехавшая «скорая» нашла лишь всхлипывающего после истерики мальчика с небольшим порезом на пальце и шишкой на голове, и предложила на всякий случай отвезти их в травмпункт, сделать снимок.
— Я могу съездить с вами, — вызвалась вдруг Краснова, и тут же, вспыхнув, потупилась. — Если хотите, конечно.
И Андрей вдруг понял, что с ней сегодня не так: она была похожа на что-то из разряда Леночки Гончаровой, стоящей на трассе в чулочках. С той лишь разницей, что та была на оперативной работе под прикрытием, а эта… Она что, по улицам так ходит?
Короткая обтягивающая юбка, высоченные каблуки, маечка какая-то дурацкая с глубоким вырезом. Хорошо хоть поверх всего этого был накинут удлинённый пиджак. Но и он не особо спасал — стоило Красновой сменить позу, как тут же создавалось впечатление, что под пиджаком ничего нет. Вообще. Ну, кроме тела, естественно. Голого.
А ноги стройные, «от ушей», и такие… «Так, стоп! Чёрт!» — спохватился Андрей и резко отвернулся.
— Нет, Оксана ээ… — вышибло не только отчество, но и в принципе всё, что собирался сказать. — Ээ…
— Можно просто Оксана. Если хотите, конечно!
Очнулся. Тряхнув головой, нахмурился.
— Оксана Васильевна, со мной ехать не надо, но вы не могли бы какое-то время побыть здесь? Просто, у меня там, в туалете, дочка.
— Ей плохо? — встревожилась Краснова.
— Нет. Она… она просто не хочет выходить.
— Ааа… — с тактичной понятливостью отвела Краснова взгляд, но Андрею почему-то вдруг стало неловко. — Да, конечно. Я побуду, не переживайте.
В «травме» пробыли часа три, точно. Опять летел к чертям весь запланированный на день объём работ, но, при удачном раскладе, ещё можно было бы успеть на планёрку.
Нужно было успеть!
Из автомата в фойе больницы дозвонился на опорный пункт. Дежурящий там Петров доложил, что принял две новые бытовые жалобы от населения, и что дебошир так не явился для дачи объяснений. Отправив помощника разбираться по жалобам, Андрей поспешил домой.
Дверь ему открыла дочка — уже хорошо!
— Привет! — как можно обыденнее улыбнулся он ей. — Как дела? Чем занимаешься?
— Нормально! Рисую.
— Рисуешь, это хорошо… — сняв с Тёмки сандалии, потрепал Андрей Маринку по голове, и поспешил в комнату, переодеваться.
И замер на пороге: Краснова утюжила его китель!
— Стоять! — слёту выдернул он его из-под утюга. — Ну что вы снова лезете, куда не просят?! Нельзя гладить, там пятно и… — И замер. Непонимающе повертел китель в руках. — Пятно. Вот здесь…
Краснова испуганно прижала к груди марлю, через которую утюжила:
— Так я его вывела.
— В смысле…
— Ну, в смысле, над чайником. Па́ром! Но вы не переживайте, я сначала на подвороте проверила — не линяет.
— А… — От неожиданности мысли Андрея разбежались. — Тогда ладно.
Вернул китель на гладильную доску.
— Тут немного осталось, — подхватила его Краснова. — Рукав чуть-чуть. Я сейчас!
— Да, конечно.
Взгляд упал на брюки и рубашку, которые он в суматохе швырнул, как придётся. Теперь же они, аккуратно выглаженные, висели на зацепленных за дверцу шифоньера плечиках. Стало вдруг мучительно неловко.
Глянул украдкой на Краснову, на этот её нелепый прикид — лохматую причёску, боевой раскрас и остальное: юбчонку, едва прикрывающую задницу и обтягивающую маечку. Сейчас, без пиджака, было отчётливо видно, что под майкой нет лифчика. Вторя движениям утюга, высокая грудь упруго колыхалась и…
…Сжать крепко — до испуганного от неожиданности всхлипа, до дрожащих, полуприкрытых ресниц…
Ч-ч-чёрт! Отвернулся. Выдохнул, отгоняя наваждение.
— Вот, готово!
— Спасибо, — не глядя, выхватил он китель из её рук.
— Обедать будете? Хотя, скорее, ужинать уже. Я посмотрела, там суп свежий на плите, Нина Тимофеевна, наверное, сварила. Подогреть?
— Нет, не успеваю. — Замялся. — Оксана… вы не могли бы выйти? Мне нужно переодеться.
— Да, конечно, извините! — испуганно спохватилась она.
И вот она упорхнула, а её запах остался. И он, в отличие от неё самой, был свежий, нежный и чистый, как воздух после весенней грозы. Висел в комнате, едва уловимо струился с побывавшей в её руках рубашки. И действовал на Андрея как-то… ненормально.
И только потом, уже в автобусе, он понял, что по запарке всё-таки назвал её просто Оксаной.
Хреновый знак.
Глава 4
После планёрки и почти полуторачасовой писанины отчётов, наконец поехал домой. Но по дороге вышел из автобуса на пять остановок раньше, у стадиона на Ленина, и двинул к девятиэтажкам.
Действовал по наитию и не прогадал — вечно отсутствующий по месту прописки дебошир Машков сегодня оказался дома.
— Может пивка, майор? — пустив Андрея на кухню, беззаботно мусолил он плавничок сушёной воблы, но смотрел при этом цепко, насквозь. — Холодненькое! М?
— Обойдёмся объяснительной, — не ведясь на провокацию, вынул Андрей из папки чистый лист. — Вернее, двумя. Одна по поводу драки, вторая — причина неявки на участок по вызову.
— Да ты хоть понимаешь, к кому пришёл, майор? — угрожающе процедил сквозь зубы Машков. — С кого объяснительную требуешь? Да я с тобой не то, что говорить не обязан, а ты мне ещё и честь отдавать будешь, если прикажу!
Андрей выдержал его тяжёлый взгляд, отмечая при этом трёхдневную щетину «на расслабоне», майку со свежим пятном рыбьего жира на груди, и домашние, растянутые треники. На героя Советского Союза Машков сейчас, прямо скажем, не тянул, несмотря даже на железную выправку, которую уже ничем не погнуть, даже бытовухой. Но, с другой стороны, настоящие, некабинетные герои, они вот такие и есть — неидеальные по жизни.
— Я к вашим боевым заслугам, товарищ полковник в отставке, — звание подчеркнул специально, давая понять, что прекрасно понимает, с кем имеет дело, — отношусь с большим уважением, но они не дают вам права нарушать общественный порядок и запугивать население.
Сохранять официальный тон было довольно сложно. Потому что герой героем, звание званием, но вообще-то они с Машковым были одногодками. И районная милиция — это, конечно, не отряд специального назначения в Афгане, но и не какая-нибудь там охранка на складе с картошкой. И тоже заслуживает как минимум уважения.
— Да ладно? — усмехнулся Машков. — А если это твоё население плевать хотело на этот твой общественный порядок, тогда как быть? Я этому гаду раз сказал убрать дерьмо за своей собакой в подъезде, два сказал… Не понимает! А в морду дал — сразу дошло! А в Афгане я бы его в яму на сутки посадил — днём жара и мухи, ночью холод и шакалы. Зато на утро — другой человек!