— Вздор! — Генриетта повернулась, чтобы взглянуть на свою верную помощницу. — За шестнадцать лет, проведенных рядом с Филиппом, я достаточно изучила его, чтобы твердо усвоить одну-единственную истину: никогда нельзя предугадать его реакцию на то или иное событие. Его чувства настолько притупились от модного сейчас отсутствия интереса к чему бы то ни было, что, даже если у него будет вдребезги разбито сердце, Филипп всего лишь приподнимет бровь и вежливо прокомментирует ситуацию. От него не дождешься страстных речей и бурных заявлений. Но я не сомневаюсь, что у нас все получится, Трент.

— Понимаю.

— Я уверена, что мой бездеятельный равнодушный пасынок привязан к Антонии Мэннеринг. — В сердцах Генриетта даже стукнула кулаком по ручке кресла и резко развернулась, чтобы взглянуть на Трент, которая при звуке удара поспешно ретировалась к окну. — Ты должна признать, что она идеально подходит ему.

Не поднимая глаз от своей вышивки, Трент согласно кивнула:

— Да, с этим невозможно спорить. Антония росла на наших глазах, у нее аристократическое происхождение, отличные манеры — в общем, она обладает всеми достоинствами, которые только можно пожелать.

— Вот именно! — Глаза Генриетты прямо-таки светились надеждой. — Все, что от нас требуется, — помочь ему это понять. Это не должно быть так уж трудно, в уме ему не откажешь.

— Именно это меня и беспокоит. — Трент отрезала нитку и потянулась к корзинке для шитья. — Несмотря на свою бездеятельность, он всегда начеку. Если Филипп только почует, откуда дует ветер, то сразу же ускользнет. И дело даже не в том, нравится ли ему девушка. Просто он не любит, когда ему что-то навязывают, если вы понимаете, о чем я говорю.

Генриетта поморщилась:

— Конечно, понимаю. Я не забыла, что произошло, когда я пригласила к нам в гости мисс Локсби с семьей. Даже пообещала им, что Филипп непременно будет дома, помнишь? — Леди Рутвен вздрогнула. — Он всего лишь раз взглянул на ее мать, а затем разорвал помолвку в Бельвуаре. Поднялась страшная суматоха — я потратила целую неделю, пытаясь возместить им убытки. — Со вздохом Генриетта продолжала: — Самое страшное то, что по прошествии этой недели я и сама уже не хотела, чтобы он женился на мисс Локсби; я бы точно не вынесла, если бы ее противная мамаша стала нашей родственницей.

Со стороны Трент донесся подозрительный звук, похожий на сдавленное фырканье.

— Что ж, — Генриетта снова поправила съезжающую с плеч шаль, — можешь быть уверена, я прекрасно понимаю, что в этот раз нужно соблюдать особую осторожность, и не только по отношению к лорду Рутвену. Предупреждаю, Трент, если Антония заподозрит о моих планах, она может… ну, по меньшей мере, она может перестать мне доверять.

Трент согласно кивнула:

— Да. Она тоже не любит работать с напарником, совсем как наш Филипп.

— Совершенно верно. Но нравится им это или нет, я считаю своим долгом осуществить свой план, Трент. Как я уже говорила, мне бы не хотелось критиковать поведение лорда Рутвена, но его бездействие именно в этой области приводит к пренебрежению своими обязательствами перед семьей и именем, которое он носит. Он непременно должен жениться и завести детей! Филиппу уже тридцать четыре года, а его еще ни разу не поразила стрела Купидона.

Я признаю, — воодушевленно продолжала Генриетта, — что вызвать у него чувства к Антонии — это самое желанное для нас средство помочь Филиппу выполнить свой долг. И все же мы не можем осуществлять наш план, основываясь на одних лишь эмоциях. Нет! Мы обязаны сделать все, что в наших силах, но действовать нужно очень осторожно. Может быть, следует устроить своеобразное соревнование между ними. Что бы ни думала по этому поводу Антония, заботиться о ней — моя прямая обязанность. Что касается Рутвена, — Генриетта сделала паузу, приложив руку к пышной груди, — я считаю своим святым долгом проследить, чтобы он был благополучно устроен, во имя светлой памяти Горация.

Глава 2

Ровно в шесть часов Филипп стоял в гостиной перед зеркалом над каминной полкой и лениво поправлял галстук. Обычно вся семья собиралась здесь за полчаса до обеда, однако Генриетта редко спускалась до появления Фентона.

Сосредоточившись на своем отражении, Филипп поморщился. Он опустил руки и обвел глазами гостиную. Никого не было, и Филипп принялся мерить шагами комнату.

Наконец, на двери щелкнула задвижка. Филипп остановился и выпрямился, предвкушая встречу с одной особой, — впрочем, этой надежде не суждено было сбыться. Какой-то юноша — или молодой человек? — неуверенно вошел в комнату. Увидев Филиппа, он остановился как вкопанный:

— Хм… кто вы такой?

— Я хотел задать тот же вопрос. — Филипп изумленно разглядывал блондина с ореховыми глазами и густой волнистой шевелюрой. — Ты брат Антонии, верно?

Юноша залился румянцем.

— Вы, должно быть, лорд Рутвен. — Когда Филипп кивнул, молодой человек покраснел еще сильнее. — Прошу прощения, вы правы, я Джеффри Мэннеринг. Приехал в гости, вы, наверное, уже в курсе. — При этих словах юноша протянул было руку, но затем в нерешительности отдернул ее.

Филипп разрешил его сомнения крепким рукопожатием.

— Нет, я не знал о твоем приезде, — произнес он, освобождая руку Джеффри. — Но мне, конечно, следовало догадаться об этом. — Изучая открытое лицо юноши, Филипп приподнял бровь. — Полагаю, твоя сестра думает, что должна держать тебя под своим крылышком?

— Именно, — поморщился Джеффри. Они встретились взглядом, и молодой человек опять покраснел. — Она, возможно, и права. Осмелюсь заметить, что было бы дьяв… — он быстро поправился, — довольно скучно оставаться в Мэннеринге одному.

Филипп наскоро скорректировал свое мнение о возрасте юноши в меньшую сторону, а о его сообразительности — в большую и изучающе наклонил голову. У Джеффри была точно такая же кожа, как и у Антонии, будто фарфоровая, не тронутая солнцем. Это весьма странно для нормального парня в его возрасте.

— Ты приехал на летние каникулы?

Джеффри снова покраснел, на этот раз от удовольствия.

— Я еще не дорос. Учеба начнется только в следующем семестре.

— Тебя уже приняли?

Джеффри гордо кивнул:

— Да. Это наделало шуму, мне ведь всего шестнадцать лет.

Губы Филиппа растянулись в улыбке.

— Ничего другого от Мэннерингов я не ожидал.

За долгие годы знакомства у Филиппа были основания судить о сообразительности Антонии.

Равнодушно осматривая безупречный костюм Филиппа, Джеффри с отсутствующим видом кивнул.

— Осмелюсь предположить, что вы меня не помните, но я был здесь много лет назад, когда родители оставляли нас с сестрой у Генриетты. Почти все время я проводил в детской — либо в комнате у тетушки. Она очень тепло, можно сказать, по-матерински ко мне относилась.

Филипп, занятый драпировкой идеальных складок на рукаве, криво улыбнулся:

— На самом деле я помню. Ты себе не представляешь, насколько я благодарен Антонии, а позже и тебе. Вы давали выход материнским чувствам Генриетты. Я ее очень люблю, однако сильно сомневаюсь, что наши отношения были бы такими сердечными, если бы она продолжала оттачивать свои таланты на мне вместо других, более подходящих мишеней.

Джеффри смерил Филиппа оценивающим взглядом.

— Но вы, должно быть, были вполне… то есть почти взрослым, когда Генриетта вышла замуж за вашего отца.

— Не таким уж и стариком я был — всего восемнадцать лет. И если ты считаешь, что теперь, когда ты вырос, Генриетта перестанет о тебе заботиться, советую подумать хорошенько еще раз.

— Я уже в курсе! — С гримасой отвращения Джеффри отвернулся, взял первую попавшуюся статуэтку и стал крутить ее в руках. — Иногда, — понизив голос, доверительно произнес он, — мне кажется, что я навсегда останусь ребенком в их глазах.

Филипп щелчком смахнул крупицу корпии с рукава.

— Пусть это тебя не беспокоит. — Теперь Филипп говорил как с равным себе. — Но все же пройдет много времени, прежде чем они тебя отпустят.

Джеффри скривился:

— В том-то и дело. Я уже не верю, что они когда-нибудь это сделают. Раньше меня никуда не отпускали. — Насупившись, он продолжал: — Мама и слышать не хотела о том, чтобы отправить меня в школу, я постоянно занимался с учителями дома.

Тут открылась дверь, и их тет-а-тет прервался. Филипп выпрямился, когда в комнату вошла Антония. Джеффри заметил его движение, поставил фигурку на место и скромно проследовал в глубь комнаты.

— Добрый вечер, Антония.

Филипп любовался тем, как грациозно она идет, окутанная облаком мягкого желтого шелка; облегая сверху и ниспадая от талии бесподобными складками, платье, словно вторая кожа, повторяло все изгибы ее фигуры. Золотистые локоны непокорно выбивались из тщательно уложенной прически; взгляд светло-зеленых глаз с золотистыми искорками, как обычно, обращен прямо.

— Милорд. — Антония изящно наклонила голову и перевела взор на брата. — Джеффри. — Безмятежная улыбка слегка увяла. — Вижу, вы уже познакомились. — Про себя Антония взмолилась, чтобы Джеффри не завел снова разговор на одну и ту же неприятную тему, которую, к ее огорчению, он был склонен обсуждать при встрече с джентльменами.