Дети не находили себе места. Пейшенс поднялась, когда в комнату заглянула няня, и поманила коренастую особу.

— Дети, пора пить чай. Сегодня хлебный пудинг, не забудьте.

Джерард едва заметно улыбнулся, заметив, что соблазн хлебного пудинга явно перевешивает желание остаться с дядей. Мальчики соскользнули на пол и вежливо попрощались. Отец помог слезть Терезе. Та послала дяде поцелуй и наперегонки с братьями выбежала из комнаты.

Пейшенс отдала малыша няне, закрыла дверь за своим выводком и вернулась в кресло.

— Так почему ты мучишься? Просто отклони приглашение его сиятельства.

— Вот именно…

Джерард рассеянно пригладил рукой волосы.

— Если я откажусь, не только потеряю все шансы написать знаменитый сад Ночи, но и сделаю все возможное, чтобы единственный художник, которому доведется попасть туда за следующие пятьдесят лет, был каким-нибудь маляром, который, возможно, даже не поймет, на что смотрит.

— Но в чем суть дела? — Вейн поднялся, потянулся и шагнул к другому креслу. — Что такого особенного в этих садах?

— Сады Хеллбор-Холла в Корнуолле были первоначально разбиты в 1710 году, — начал Джерард, прочитавший историю садов после первого посещения Каннингема. — Сама по себе местность уникальна: узкая, защищенная со всех сторон долина с необыкновенным климатом, позволяющим выращивать самые фантастические цветы и деревья, каких больше не найдешь ни в одном уголке Англии. Дом расположен у входа в долину, которая тянется до самого моря. Предложенные чертежи дома и схемы разбивки садов имели у современников немалый успех. Последующие тридцать с лишним лет и дом, и сады постепенно совершенствовались. Но сами Хеллборы вели затворнический образ жизни. Очень немногие люди видели завершенные сады во всей их красе, и эти немногие были очарованы. Немало пейзажистов мечтали зарисовать сады Хеллбор-Холла. Но никто не сумел получить на это разрешения.

Губы Джерарда саркастически дернулись.

— Долина и сады находятся в большом частном поместье, окруженном почти отвесными скалами, так что проникнуть туда тайком не удавалось никому.

— Значит, каждый английский пейзажист…

— Не говоря уже о европейских и даже американских.

— …готов отдать все за возможность нарисовать эти сады, — докончил Вейн, склонив голову набок. — Уверен, что хочешь отдать эту возможность другому?

— Нет! В этом-то и вся проблема, — вздохнул Джерард. — Особенно если вспомнить о саде Ночи.

— А что это? — вмешалась Пейшенс.

— Сады занимают множество участков, и каждый назван по имени древнего бога или мифологического героя. Сад Геркулеса, который тянется вдоль скалы и состоит из высоких толстых деревьев, сад Артемиды, где кусты подстрижены в виде животных, и тому подобное. Имеется также сад Венеры, где можно найти множество растений-афродизиаков и цветов с тяжелым запахом. Многие распускаются только ночью. Кроме того, там есть грот и пруд, питаемый ручьем, который бежит через всю долину. Сад расположен почти у самого дома, но по какому-то капризу природы один из его участков совершенно одичал. Говорят, нашелся счастливец, который видел сад через десять лет после посадки, он описывал его как готический рай — темный ландшафт, несравнимый с остальными, производит неизгладимое впечатление. Среди моих собратьев-пейзажистов считается, что нарисовать сад Ночи — все равно что обрести Святой Грааль. Он находится на одном месте, но вот уже много поколений его никто не видел.

— Трудный выбор, — поморщился Вейн.

— Очень, — кивнул Джерард. — Будь я проклят, если знаю, что делать.

Пейшенс перевела взгляд с мужа на брата.

— А по-моему, решение совсем простое. Тебе нужно определить, желаешь ли рискнуть своим талантом, и написать обычный портрет молодой леди, с тем чтобы наверняка получить Святой Грааль. Ладно, посмотрим на это с другой стороны: насколько сильно тебе хочется перенести на холст сад Ночи? Достаточно, чтобы заставить себя написать приличный портрет молодой леди?

Джерард встретил прямой взгляд ее серых глаз, покачал головой и обратился к Вейну:

— Ах уж эти сестры…

Вейн рассмеялся.

Но хотя Пейшенс, казалось, разложила все по полочкам, Джерард по-прежнему колебался и, вполне вероятно, ответил бы отказом, если бы не сон. Он провел вечер с Пейшенс и Вейном, лениво болтая на другие темы, а когда прощался с сестрой в вестибюле, та поцеловала его в щеку и прошептала:

— Ты знаешь, чего хочешь, так сделай это! Рискни.

Он улыбнулся, погладил ее по щеке и направился домой, размышляя, как написать портрет тщеславной, чванливой дурочки и при этом не забыть и о своих интересах.

Добравшись до своей квартиры на Дьюк-стрит, Джерард немедленно поднялся в спальню. Его камердинер Комптон поспешил снять с хозяина сюртук и унес, чтобы вычистить и повесить на место. Джерард ухмыльнулся, разделся и упал на кровать.

И увидел во сне сад Ночи.

Он никогда не видел его наяву, но сад казался таким живым, таким зовущим, таким чарующе темным. Бурлящим некоей исполненной драматизма энергией, которую он, как художник, понимал лучше остальных смертных. Его притягивали опасность и волнение, намек на таившееся в темноте зло и нечто более определенное, элементарно зловещее, маячившее в тени.

Сад взывал к нему. Маняще шептал.

И утром, когда Джерард проснулся, этот шепот был еще свеж в памяти.

Он не верил в предзнаменования.

Поднявшись, Джерард накинул поверх рубашки и брюк бархатный пеньюар и спустился вниз. Глупо принимать ответственные решения на пустой желудок!

Он едва успел приступить к ветчине с яйцами, когда в дверь постучали особым стуком. Распознав сигнал, Джерард поспешно наполнил свою чашку кофе, прежде чем достопочтенный Барнаби Адер успеет осушить весь кофейник.

Дверь в гостиную распахнулась.

— О небо! — театрально воскликнул Барнаби, высокий, элегантный, золотоволосый джентльмен с модной печалью во взоре. — Сохрани меня все святые от заботливых мамаш!

Подойдя к столу, он немедленно схватился за кофейник.

— Что-нибудь осталось?

Джерард улыбнулся и жестом обвел стол.

— Садись и наверстывай.

Комптон уже спешил поставить перед Барнаби прибор.

— Спасибо. Ты истинный спаситель! — воскликнул тот, опускаясь на стул.

Джерард добродушно покачал головой:

— Доброе утро. Что так тебя расстроило? Неужели бал у леди Харрингтон оказался столь утомительным?

— Дело не в Харрингтон, — отмахнулся Барнаби и закрыл глаза, наслаждаясь кофе. — Она вполне порядочная особа.

Он снова открыл глаза и внимательно обозрел каждое блюдо.

— Дело в леди Оглторп и ее дочери Мелиссе.

— А! Вспомнил! Старая подруга твоей дорогой матушки, которая так надеялась, что ты согласишься сопровождать ее крошку в прогулках по городу.

— Та самая, — вздохнул Барнаби, принимаясь за тосты. — Помнишь историю гадкого утенка? Ну так вот, с Мелиссой все наоборот. Родилась прекрасным лебедем, но как посмотришь, в кого превратилась теперь!

Джерард рассмеялся.

Он и Барнаби были почти ровесники, имели сходные характеры и одинаково высокое происхождение, любили и ненавидели одно и то же, и оба предпочитали самые эксцентрические занятия. Джерард не мог вспомнить, как именно они познакомились и подружились, но последние пять лет часто виделись, переживали различные, подчас довольно опасные приключения и при этом так сблизились, что теперь, не колеблясь, обращались друг к другу за поддержкой.

— Ничего не поделать! — объявил Барнаби. — Мне придется бежать из столицы.

— Неужели все так плохо? — ухмыльнулся Джерард.

— Еще хуже, чем ты думаешь. Леди Оглторп задумала неладное. Роль эскорта только начало. Этот подозрительный блеск в глазах, которому я не доверяю! И это бы еще полбеды, но чертова Мелисса прижимает руки к груди — кстати, грудь совсем неплохая, но все остальное безнадежно — и истово клянется, что твой покорный слуга — ее идеал и ни один светский джентльмен недостоин быть рядом с ней.

Барнаби состроил жуткую гримасу.

— Столь неукротимый напор ужасает меня. Я чувствую себя почти больным. И сейчас июнь, неужели они не знают, что сезон охоты закончен?!

Джерард задумчиво уставился на друга. Барнаби был третьим сыном графа и унаследовал значительное состояние от тетки по материнской линии. Поэтому он, как и Джерард, был идеальной мишенью для матримониальных поползновений матрон с дочерьми на выданье. И хотя Джерард часто пользовался живописью как предлогом избежать самых опасных приглашений, Барнаби, увлекавшийся расследованием преступлений, такой возможности зачастую не имел.

— Полагаю, — размышлял вслух Барнаби, — я мог бы поехать к сестре, но боюсь, она стала так же опасна, как и остальные. Если она пригласила Оглторпов погостить этим летом… — Он выразительно содрогнулся.

Джерард фыркнул и потянулся за кофейной чашкой.

— Если ты готов сбежать от злосчастной Мелиссы, мог бы поехать со мной в Корнуолл.

— Корнуолл?

Голубые глаза Барнаби широко распахнулись.

— А что там, в Корнуолле?

Джерард стал рассказывать.

Барнаби встрепенулся.

— Учти, — предупредил Джерард, — там будет по крайней мере одна незамужняя леди, а где одна…