— Я приберегу этот талант для черных дней. Если уж совсем все плохо будет, тогда устроюсь поваром к вам в «Кэнди Грэдди», — со смехом сказал Спенсер.

— Если могут быть черные дни, тогда эти какие же? — удивился Бенни.

— Бенни, у нас непростой период, но, уверяю тебя, скоро все изменится. Один мой знакомый посоветовал мне обратиться к замечательной женщине. Ее зовут мисс Адоринда, она гадалка, творит удивительные вещи.

— Спенсер, ты в очередной раз доказал, что у тебя скверное чувство юмора, — буркнула Мэйджа.

— Но я не шучу! Мисс Адоринда — действительно уникальная личность. Мой знакомый был на грани разорения, и благодаря мисс Адоринде ему удалось разобраться со всеми финансовыми передрягами и нажить себе тако-ое состояние!

Семья тихо потешалась над наивностью Спенсера.

— Господи, папа, ты прям как Джел. Она тоже верит во всякие такие штуки, — рассмеялась Калли.

— Верила, — резко поправил ее Бенни.

Калли мгновенно поникла. Долго же ей придется привыкать к тому, что о подруге теперь нужно говорить в прошедшем времени. «Нет… Не думай о ней. Будет еще хуже, разрыдаешься при всех, а ты должна быть сильной! Ты их опора!»

— Да… верила, — исправилась Калли и тут же решила продолжить разговор как ни в чем не бывало, как будто сердце ее в данный момент не разрывается от нечеловеческой боли. — Ну, если эта мисс Адоринда сделает так, что я больше никогда не увижу, как Харпер бреет свое мерзкое лицо моей бритвой, то я за.

— Харпер — это еще полбеды. Рут постоянно смотрит на меня, как на привидение. Еще она считает, что я заразна… Ее скудоумие и забавляет, и раздражает, — высказалась Мэйджа.

Не мог промолчать и Бенни:

— А Долли лучше, что ли? Вечно ко мне придирается. Вчера, например, сказала, что я громко глотаю!

— Семья, потерпите еще немного. Я сделаю все, чтобы исправить наше положение. Совсем скоро мы вернемся в Бэллфойер. У нас все наладится. — Спенсер посмотрел на жену, положил свою руку на ее тощую кисть и повторил тихим, но твердым голосом: — Все наладится.

Никогда еще семья Лаффэрти не была такой сплоченной. Финансовые проблемы и болезнь Мэйджи объединили их. Все любили друг друга в три раза сильнее, чем прежде, никто не позволял себе сказать грубое слово своему ближнему. Калли смотрела с восторгом и огромной любовью на своих родителей и братишку, улыбалась со слезами на глазах и думала: «Нет, горе будет, если я потеряю их всех. А пока мы все вместе — я не имею права жаловаться и страдать. Нет никакого горя, есть только небольшие трудности, которые мы непременно преодолеем».

* * *

Рэми провела зимние каникулы у бабушки и дедушки в заснеженном Доннидэе. Она, безусловно, любила своих престарелых родственников, но приехала к ним отнюдь не из-за желания проведать их. Ей просто хотелось сбежать. Не могла она находиться в городе, где каждый третий говорил о Джел и бесцеремонно осуждал ее родителей. Все знали, что мистеру и миссис О’Нилл сейчас, мягко говоря, непросто, но это лишь подстегивало бездушных блюстителей морали. Только ленивый не забросал их жестокими обвинениями. Они же убили свою дочь. Нормальные родители уж точно бы заметили, что с их ребенком не все в порядке, и сделали бы все возможное, чтобы спасти его. Рэми, всегда тонко чувствующая малейшее колебание настроения толпы, не могла найти себе места, жуткие мысли роились в ее голове. Ей настолько осточертело находиться в этой атмосфере скорби и бесчеловечности, что она с радостью изрезала бы каждый клочок своего тела, чтобы медленно истекать кровью, лежа на полу, наслаждаясь долгожданным блаженством, предшествующим неминуемой смерти.

Но у нее оставалось одно важное, незавершенное дело, поэтому ей необходимо было взять себя в руки. И Рэми уехала в Доннидэй.

Увы, ее мечте обрести спокойствие, хотя бы непродолжительное, не суждено было сбыться. И сейчас вы поймете почему.

— Нет, я понимаю, у Грэда полно работы, бесконечные командировки, но Риннон?! Неужели она не могла выделить хотя бы пару дней, чтобы навестить нас? — возмутилась Фрэнси Арлиц.

— Бабушка, я же сказала, она сейчас все свое время уделяет миссис О’Нилл. У той тяжелая депрессия, а мама — спец в таких делах.

— Ну да, это благородное дело… Но знаешь, я уверена, даже если бы не случилось этой трагедии с Джелвирой О’Нилл, твоя мать нашла бы еще какую-нибудь причину, чтобы не приехать к нам!

Фрэнси Арлиц — дама статная, сложная, пылкая, каждое слово она произносила тоном, не терпящим возражений. Эта женщина даже дожив до преклонных лет не переставала контролировать своих мужа и сына. А еще она выбрала излюбленный сценарий большинства свекровей — ревностно относиться к своей невестке, постоянно искать в ней какие-то изъяны, не одобрять буквально каждый ее шаг и пытаться «подогнать» ее под свои стандарты.

— Для нее всегда пациенты важнее семьи, а это неправильно! Да и в конце концов, как она могла оставить тебя? Ты ведь тоже нуждаешься в ее помощи!

— Серьезно? А что со мной случилось, бабушка? Расскажи, а то я не в курсе.

— Рэми, не делай вид, что ты не переживаешь из-за Грейсона.

— Я не переживаю из-за Грейсона. Он жив, здоров, у него все хорошо. Зачем переживать?

— Не паясничай! Ты себя сейчас ведешь, как твой братец!

— А что не так с моим братцем?

— А то ты не знаешь! Мы с Анджелом для него будто не существуем! Вот где он сейчас? Почему не приехал с тобой? Ах, не говори, я и так знаю. Он, как всегда, с кем-то развлекается. Беспутный парень… Грэд ведь хочет видеть в нем надежного наследника, а если Элай станет у руля, то все дело жизни моего сына полетит к чертовой матери!

— Так, если ты начала костерить Элая, то, значит, скоро очередь дойдет и до меня, — сказал Анджел, что сидел все это время в гостиной с внучкой и женой, тихо покачивался в кресле-качалке и боялся лишний раз пикнуть.

— Дедушка, беги, — усмехнулась Рэми, заметив, как Фрэнси перевела грозный взгляд на мужа.

— Да как он побежит-то со своими чахлыми легкими?! Сколько раз я ему говорила, чтобы он бросил курить. Но нет же! Этот болван специально ходит перед мной, дымит, чтобы позлить. Ведь ты будешь умирать долго и мучительно, и мне придется на все это смотреть! А у меня слабое сердце! Я этого не выдержу, понимаешь?!

Да… Фрэнси Арлиц трудно было угодить, ее всегда все огорчало и доводило до бешенства. Вулкан гнева в душе Анджела долго пребывал в спящем состоянии, но Фрэнси сделала все, чтобы добиться его извержения. Анджел возопил:

— Фрэнси, ты можешь хотя бы один вечер помолчать?! Силы небесные, да не курение сведет меня в могилу, а ты!

— Вот, пожалуйста! Я же забочусь о тебе, старый ты обалдуй!!! Ну ничего, Господь Бог покарает тебя за такие слова. Он все видит, друг мой, все!

Тут уже и Рэми не выдержала. Раньше она легко могла переносить бесконечное ворчание бабушки. Но теперь ведь еще и дедушка подключился. Два ворчливых, немощных создания — это уже перебор.

— Как же я люблю бывать у вас, а! Даже не знаю, есть ли еще такое место, как Доннидэй, которое славится такой же «милой» атмосферой?.. Ну разве что ад!

* * *

— Ну, как она?

— Как обычно. Я не знаю, что еще ты хочешь услышать.

— Элай, я хочу услышать заветные слова: «Я все сделал, ей недолго осталось».

— Я все сделаю тогда, когда буду готов, ясно?! Я помню про наш план и не отрекаюсь от него. Это все.

Вдруг Рэми услышала в трубке чей-то до боли знакомый, слащавый смех, и ее всю передернуло.

— Это она, что ли, смеется?

— Рэми, я не могу долго говорить.

— Подожди… Ты молодец. Не торопись. Заставь ее довериться тебе. Я хочу, чтобы она тебя полюбила. Да! И вот когда ты поймешь, что она у тебя на крючке, тогда действуй.

— …Хорошо. Мне пора.

— Подожди, Элай, подожди! Я хочу еще немного послушать, как она смеется. Скоро ей будет не до смеха.

Смех Никки… Ах, какое наслаждение слушать его! С таким же наслаждением Господь наблюдал за веселыми, ничего не подозревающими пассажирами «Титаника», переводя насмешливый взгляд на жаждущий своей жертвы айсберг. Да, этот смех Рэми будет долго вспоминать, после того как их с Элаем план воплотится. Жгучая ненависть к Никки вросла в ее сердце, желание отомстить за подругу, наказать за боль и унижение, за вопиющую несправедливость по отношению к Эл завладело всем ее рассудком, подчинило душу. Все, кто знал Рэми, отзывались о ней как о доброй, отзывчивой, чересчур чувствительной девушке. Но никто не подозревал, что она скрывает. Что мучает ее вот уже несколько лет. Рэми не знала, как с этим справиться. Она могла лишь заглушать на некоторое время те позывы мрачной части своей личности с помощью лезвия. Это было ее наказанием и освобождением. Пока было больно, она ни о чем не думала, становилась самой собой, а вернее той, какой ее все знали и любили. Кроткая, справедливая, ласковая Рэми, любимица семьи и надежный друг.

Ссора бабушки и дедушки встряхнула нервы Рэми, у нее противно засосало под ложечкой. Это означало, что скоро возобновится борьба между ее темной и светлой сторонами и ей снова придется навредить себе, чтобы перекрыть те гадкие ощущения, которые всегда возникают в процессе этой схватки. Но ведь Рэми заключила сделку с Элаем: он помогает ей наказать Никки, а она, в свою очередь, перестает резать себя. Как же теперь быть?