Он разряжает обстановку, блеснув белозубой улыбкой.

— Николас — незаурядный и храбрый человек. Он пошел наперекор меркантильным амбициям, которые были уготованы для него его отцом, потому что захотел стоять на страже закона, а теперь разочарует и меня своей любовью к небылицам.

— Ваша семья работает в торговле? — интересуется миссис Хейл.

— Его отец — купец Фрэнсис Пирс-старший, — уточняет Уилл, пока я смущенно киваю. — А его мать, достопочтенная Софи Пирс, наследница семьи Рейнальд. — Хейлы одобрительно реагируют на имена моих родителей.

— Полагаю, в такой семье у вас есть свобода выбора профессии, — говорит миссис Хейл, но, несмотря на то, что ее лицо смягчилось, я не могу расслабиться. Затем она так же ненавязчиво спрашивает о моем возрасте.

— Семнадцать, — повторяет она за мной, и я вспоминаю шутливую реплику Фрэнсиса: «Возраст, когда уже можно жениться, и профессия, которая не даст ее дочери быстро овдоветь».

Уилл с ухмылкой наблюдает за происходящим.

— Достопочтенная Софи Пирс — моя мачеха, — уточняю я, не желая, чтобы нас посчитали родственниками.

Хейл хмурится.

— Не знал, что ваш отец когда-то овдовел.

Я ощущаю внутри себя вспышку необузданной энергии, которая была присуща Фрэнсису.

— Мой отец был женат лишь однажды. Моя мать умерла. — Есть какое-то привычное утешение в тишине, которая повисает за столом, пока Хейл торопится выпить, чтобы моя незаконнорожденность перестала быть ему столь отвратительной.

— Мне так жаль, — продолжает Альтамия, пока родители с неодобрением на нее смотрят, — что ваша мама умерла.

Откровенность ее признания меня обескураживает. Никто и никогда еще не придавал никакого значения памяти моей матери.

— Спасибо, — бормочу я.

Ее родители перекидываются взглядами, после чего мистер Хейл возвращается к беседе об ассизах:

— Судья Персиваль, вам предстоит присутствовать на судебном заседании над ведьмами.

Миссис Хейл сердито смотрит на мужа, и по ее молчаливому указанию слуга шевелит дрова в камине. У меня намокает лоб, когда языки пламени начинают подбираться к моей спине.

— Парламент не упоминал это дело, когда я принимал его запрос. — Хотя лицо Уилла и спокойно, он вдруг крепко сжимает бокал вина.

— Леди Кэтрин Тевершем лишь недавно обвинили, — объясняет Хейл.

— Поспешное решение, — хмурится миссис Хейл и собирается добавить что-то еще, но ее муж начинает качать головой.

Оценив безвыходное положение своих родителей, Альтамия поворачивается к нам с Уиллом.

— Леди Тевершем намерена доказать, что ее невестка — ведьма. Она убедила себя и присяжных, что ее бывшая служанка, леди Кэтрин, воспользовалась любовным узлом, чтобы приворожить ее сына, лорда Гилберта, и выйти за него замуж.

Елизавета Вудвилл применила тот же метод к королю Эдуарду Шестому, и приворот привел к ее коронации. И хотя за их союзом последовала неразбериха в стране, леди Кэтрин, судя по всему, решила, что цель оправдывает средства.

— Леди Тевершем также заявляет, что ее невестка с помощью магии довела до смерти ее мужа. Он был настроен против этого мезальянса еще решительнее, чем его жена, — добавляет Хейл.

Уилл допивает вино.

— А нашли ли на этом человеке какие-то нитки? С узелками или распутанные?

— Ни тех, ни других, но даже так, если бы узелок развязали, это навредило бы леди Кэтрин, а выглядела она и правда неважно, — говорит Альтамия, имея в виду поверье, согласно которому заклинание можно отменить, развязав узелки, хотя это и может оказаться смертельным для ведьмы.

Хейл недоволен познаниями дочери, но Уилл не обращает внимания на ее реплику, продолжая задавать вопросы:

— А нашли ли какие-нибудь магические инструменты? Может быть, мешочек с заклинаниями, спрятанный среди вещей ее мужа?

— Она же не Анна Болейн, — усмехается Альтамия, намекая на слухи о том, что с помощью подобных заклинаний королева вскружила голову Генри Восьмому, но лишилась собственной, когда чары рассеялись. В отличие от узелков заклинания и проклятия не держатся долго, поэтому приворот лорда Гилберта, если он и был, уже должен был дать трещину. А вот если бы леди Кэтрин использовала нитку с узелками, то его страсть было бы гораздо сложнее ослабить.

— Альтамия, — журит Хейл свою дочь, — нельзя так легкомысленно воспринимать то, что сделала леди Кэтрин.

— Супруг мой, но ее ведь еще не признали виновной, — напоминает миссис Хейл.

— У нее есть какие-нибудь родственники? — спрашивает Уилл. От этого ненавязчивого вопроса волосы у меня на затылке встают дыбом. Ведьма — это широкое понятие, но она никогда не бывает одна. Целые родословные рушились от одного-единственного обвинения. Альтамия нарушает внезапно повисшую тишину:

— В живых — никого.

— И близких знакомых — тоже, — добавляет миссис Хейл, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы. — Это сложное дело. Леди Тевершем полна решимости расторгнуть этот союз и уже направила огромное количество жалоб в церковные суды и на квартальные сессии, а теперь еще и будет утомлять судей на ассизах. Она превращает свое неадекватное поведение в настоящий спектакль. От такого сына, как у нее, можно было ожидать мезальянса, но браться за такие устаревшие средства и связываться с так называемым экспертом…

— Довольно! — перебил ее Хейл. — Большое жюри сочло дело достаточно важным, чтобы довести его до суда.

После этого обе женщины замолчали.

— Звучит как тема для пьесы, — замечает Уилл. — «Довольно колдовства в улыбке». — Эта шутка звучит весьма избито, но он вдруг пускается в воспоминания.

— Леди будет оставаться на свободе до начала слушаний? — спрашиваю я, пока Уилл задумался.

— Женщину до суда будут удерживать в башне Клиффорда, — отвечает мистер Хейл, и его супруга морщится.

Уилл хмурит брови.

— Я ожидал, что лорд Гилберт воспользуется своими связями, чтобы обеспечить своей жене более комфортабельное заключение.

— Муж старшей леди Тевершем был бывшим олдерменом, — объясняет Хейл. — И люди все еще помнят, что леди Кэтрин Тевершем раньше была настолько ниже по статусу, чем они.

— Весьма шаткое положение, — замечает Уилл. — Нельзя никого оскорблять, пока не поймешь, как сложатся дела.

— Мы — за Парламент, — говорит миссис Хейл за своего мужа и возвращается к предыдущей теме. — Я уверена, что в ваше время все было проще, и мужчина мог осудить женщину за ведьмовство, лишь взглянув на нее.

Альтамия ерзает на стуле, пока мистер Хейл спешит сгладить слова жены.

— Судя по вашей манере разговаривать, вы из Пендла? — вдруг спрашивает Уилл. В воздухе повисает тень суда над ведьмами из Пендла, хотя он и произошел более трех десятилетий тому назад.

— Рядом с ним, — признается миссис Хейл.

Это короткое признание позволяет одним глазком взглянуть на казненных ведьм — будь то настоящие колдуньи или несправедливо казненные — из ее прошлого. Были ли они ее соседками, подругами, родственницами?

— В то время охотники на ведьм совершали ужасные ошибки. Король Карл не зря переложил ответственность на обвинение ведьм в руки присяжных, — заявляет Уилл.

Миссис Хейл ударяет его под дых:

— Вы так говорите, словно не считаете себя одним из них.

Я снова надавливаю на свою старую рану и откидываюсь на спинку стула, словно прислоняясь спиной к языкам пламени в камине.

— Мадам, суд в Пендле произошел задолго до меня.

— Вы все равно из тех времен, — настаивает она, и я чуть не начинаю кивать в знак согласия. Истории Стивенса навсегда врезались мне в память.

Уилл пропускает мимо ушей расспросы Хейлов, перемежающиеся кашлем.

— Я несу этих женщин в своем сердце. Каждую из них. Можете быть уверены, что я их не забыл. Это просто невозможно.

Он снова берется за еду, а миссис Хейл сжимает нож так крепко, что косточки на ее руке белеют. Уилл сохраняет невозмутимое выражение лица, и спустя несколько напряженных секунд миссис Хейл просит прощения и уходит из-за стола вместе с дочерью, бросив презрительный взгляд на супруга.

Хейл ждет, пока стихнут их шаги, прежде чем извиниться.

— Моя жена живет прошлым. Это делает ее чересчур осторожной. Она и мне пытается привить эту добродетель.

— Тогда мне стоит у нее поучиться, — шутит Уилл, — чтобы понять, как вернуть себе расположение Парламента.

Это признание заставляет Хейла рассмеяться, забывая о наставлениях своей жены.

— Вам лучше набраться терпения, потому что многие горожане абсолютно уверены, что король победит и положит конец печальным разногласиям, охватившим страну.

— Это невозможно, — ухмыляется Уилл. — Все союзники короля отпали или как минимум собираются это сделать после его поражения на Севере. Король переоценивает свои возможности, а результатом будет его подорванная репутация.

Хейл наливает себе еще вина.

— Подорванная или нет, поражение или победа, все равно он останется королем. Меня поражает, какую мудрость проявил Парламент, отказавшись прийти с ним к соглашению.

— Я бы поспорил, — вмешиваюсь в их разговор я, когда Хейл делает глоток. Мое непрошеное замечание удивляет их с Уиллом, и я спешу сделать уточнение: — Сторонники Парламента контролируют Лондон и моря, и их количество выросло благодаря свежим рекрутам из Шотландии. Насколько мне известно, королю трудно получить подкрепление в Ирландии, а еще боеприпасы и даже деньги с континента. Роялистам не хватает средств, чтобы решить вопрос собственными силами, но они все равно упорно продолжают вести переговоры с позиции силы.