— Кого?
— Ну, парня-картошку с сыром и соусом чили.
— Правда?
— Да, но не помню откуда.
Я прокрутила в голове тот странный диалог в закусочной, но никак не могла собрать все кусочки воедино. Просто сумасшествие какое-то.
Я потерла лоб.
— Лиф? Ты в порядке?
Я моргнула и натянула улыбку.
— Да, конечно. Голова просто болит. Сегодня ужасно долгий день.
Эм-Джей убрал телефон в карман.
— Лиф, ты много работаешь, еще и учишься вдобавок ко всему. Тебе нужен отпуск, Лиф. Ты же знаешь, папа тебя в беде не оставит, может дать денег. Ты только попроси.
— Боб и так сделал для меня слишком много, в том числе помог с колледжем, Эм-Джей. Мне не нужны долги, ты это знаешь.
— Лиф, мы семья. Ты нам ничего не должна.
— Нет, должна. Я не член вашей семьи. Нет, не так. Черри не дает мне забыть, что я не член вашей семьи. Она будет рвать и метать, если Боб даст мне денег. Я этого не хочу, так что закрыли тему.
Мы сверкнули молниями друг на друга. Так всегда заканчивалось, когда мы говорили о Бобе и Черри. Или о том, были ли бисквиты Твинкис на самом деле Зингерс или наоборот.
Такси резко дало по тормозам, и водитель повернулся к нам:
— Приехали.
Эм-Джей и я надули губы.
— Удачи напиться, — раздраженно сказал он.
— Удачи с морковными палочками, — буркнула я в ответ.
Все еще хмурясь, он вышел и хлопнул дверью, и водитель сразу поехал ко второму пункту назначения. Сквозь окно и слой воды я увидела фигуру Эм-Джея, идущего под проливным дождем к красному дому с белыми ставнями. Дом окружали розы, некогда посаженные моей мамой. Насыщенный, сладкий аромат роз продолжал напоминать о маме, будто она все еще живет с нами. Я удивлена, почему Черри до сих пор не вырвала все розы с корнем. Я загляделась на красные бутоны, поблескивающие под дождем, прежде чем они скрылись за поворотом.
Через двадцать минут я уже подходила к прачечной «Happy Ming», над которой жила с того момента, как ушла из дома. Общежитие было построено еще в двадцатые годы прошлого века, когда в Нью-Йорке не было места для такого количества приезжих. Четыре года назад мы вместе с Присциллой и Тавией сняли мансарду над прачечной. Внутри постоянно был слышен гул от стиральных машин, зимой невыносимо холодно, а летом невыносимо жарко, задний двор был полностью пропитан запахом стирального порошка и прочей химии. Зато арендная плата была неплохой для Нью-Йорка, и мы могли бесплатно стирать свои вещи.
Я вставила ключ в ржавый замок и толкнула дверь плечом. Стянула ботинки и поплелась на кухню. До меня донеслись смех соседок, тихая музыка с телефона и запах буррито, готовящегося в микроволновке. С меня стекали дождевые капли, будто я зонтик. Тавия и Присцилла удивленно переглянулись, а я села на единственный свободный стул — синий табурет, который мы когда-то нашли на улице.
— Вот ты где! Мы уж думали, что ты не придешь, — радостно воскликнула Присцилла, ставя на стол рядом со мной банку пива и бутылку соджу [Традиционный корейский алкогольный напиток.]. Она влила немного соджу мне в банку и отпила пену, выливавшуюся из банки.
Тавия с тревогой в глазах смотрела на меня, а я запрокинула голову назад и, застонав, пробормотала:
— Простите, пришлось задержаться на работе.
— Опять? — синхронно воскликнули девушки.
— Получается, что так, — я почувствовала их взгляды на себе и посмотрела на них. — Не смейте… — приказала я им.
Присцилла невинным жестом подняла руки.
— Надеюсь, дяденька Коксик наконец поднимет тебе зарплату.
Я цыкнула и перебила немного резко:
— Прис, хватит. Я и сама не в восторге от всего этого, но от твоих слов мне легче не становится.
Присцилла пожала плечами.
— Я просто говорю.
— Так делай это тише, — пробурчала я.
Тавия вмешалась по стандартной схеме, поставив передо мной бутылку пива, размороженный буррито и погладила меня по каштановым волосам.
— Прис лишь хотела сказать, что мы тебя любим и очень ждали, когда ты придешь.
Я слегка остыла и улыбнулась девочкам, откусив буррито.
— Ну что? — промычала я с набитым ртом. — Ты все еще хочешь куда-то пойти в такую прекрасную погоду?
Снаружи послышался гул, и я приподняла бровь. Девочки пожали плечами, а Присцилла открыла банку пива своими длинными ногтями.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего, просто моя пижама в не совсем подходящем виде.
— Ну уж нет! — резко прервала меня она. — Никаких пижам. Мой совет, лучше сожги ее. В «Дьяволе» сегодня ночь шотов. Один шот за два доллара, а дадите мне пофлиртовать с барменом, так и вовсе бесплатно.
— Тебе надо было видеть, как в прошлый раз парни ели из ее рук, — вмешалась Тавия, тихо хихикая.
— Да они бы и из моего пупка ели, — возразила Присцилла. Они похихикали.
Эти две девушки были абсолютными противоположностями, как день и ночь, но в то же время гармонировали, будто были созданы друг для друга. Присцилла Ванг родилась в Бостоне. Ее родители юристы, а она собралась стать визажистом в Нью-Йорке, из-за чего вечно возникали ссоры. Каждый раз по телефону они так громко кричали друг на друга, что соседи стучали швабрами и вениками по потолку и грозились вызвать полицию.
Тавия же была высокой, стройной блондинкой с локонами, струящимися водопадом по спине. Она танцевала в Международной школе балета, а в перерывах между занятиями подрабатывала официанткой в «Маленькой Италии». На первом курсе колледжа мы жили с ней в одной комнате, а когда Присцилла бросила юрфак, мы с Тавией переехали к ней.
— И? — вывела меня из раздумий Присцилла.
— Что «и»?
— Ты готова к сегодняшнему вечеру? Начнешь новую жизнь, выбросишь из головы бывшего и заведешь себе дружка на ночь? Я тебе говорю, нет лучшего способа забыть старый член, чем найти новый.
Я возмущенно фыркнула и опустила взгляд на свой обед.
— Не знаю, я очень устала. Может, я лучше пойду спать? — я потерла красные от усталости глаза, потому что не спала уже целых двадцать шесть часов.
— А вот и нет! Ответ неверный, — проворчала Присцилла.
Тавия бросила на нее строгий взгляд, а затем произнесла с улыбкой:
— Конечно, по поводу члена я не согласна, но тебе действительно стоит развеяться. Мы сто лет никуда не ходили вместе.
Прикусив нижнюю губу, я посмотрела в экран телефона. Лучше… ах, к черту. Я кивнула.
— Хорошо, пойдем.
— А вот и правильный ответ! — возликовала Присцилла.
— Только дайте мне пять минут.
Присцилла махнула рукой.
— Мы тебе даже десять дадим. Приведи себя в порядок: ресницы подкрась, помойся. А то воняешь.
Я закатила глаза.
— Ты тоже не благоухаешь.
3
Фалько
...Демоны 3-го уровня
Призраки
Ночной ворон (или Черная птица). Предшественники экзорцистов. Считается, что они находятся под угрозой исчезновения. В дикой природе были известны жестокими нападениями на беззащитных прохожих на развилках дорог, после чего пожирали своих жертв. Сейчас стали разведчиками и духами-хранителями экзорцистов. Разрешено убивать только в экстренных случаях.
— Ох, ненавижу, когда они там внизу.
— Ага, — согласился я, вглядываясь в темноту канализации перед нами. Несмотря на хлещущий дождь, вонь выгребной ямы и застоявшейся воды отчетливо доносилась до нас.
— Ты уверен, что Бозам там?
Крашер затаил дыхание, когда я осветил фонариком проржавевшую лестницу, ведущую вниз. Черные полосы прилипли к ступенькам. Я вручил фонарь партнеру, влажные платиновые волосы которого прилипли к голове, зубами стянул перчатку с правой руки и провел пальцем по вязкой слизи. От ощущения этой субстанции на своей коже я содрогнулся, волоски на затылке встали дыбом и мне пришлось сделать глубокий вдох. В смеси запахов канализации выделялось нечто, непохожее ни на один запах этого мира: ни человек, ни животное, ни разложение. Он больше напоминал неприятное жжение озона с горьковатым оттенком.
Холодный ветер хлестнул меня моими же мокрыми волосами по лицу.
— Даже если большинство следов смыл дождь, я уверен, что это он, — подтвердил я, услышал ругань напарника и натянул обратно черную кожаную перчатку. Гром гремел над нашими головами, а молнии рассекали небо, пытаясь разрубить его на части.
— Может, нам лучше… — не дослушав напарника, я прыгнул вниз.
Сначала была лишь темнота. Мой длинный плащ развевался на ветру. Наконец я опустился на дно. Вода брызгами разлетелась во все стороны, и я взглянул на измученное лицо Крашера. Дождь продолжал лить.
— Неужели мне тоже… — продолжал он.
— Крашер, прыгай. Времени нет.
Напарник простонал, и свет фонаря пропал. Послышалось трепетание черного плаща, по которому мы и получили прозвище «Черные птицы». Вскоре Крашер легко приземлился рядом.
Поднялись брызги воды, и тут же послышалась уже знакомая ругань. Мой напарник с отвращением взглянул на себя.
— Я себя подправлю. Ненавижу, когда нам приходится спускаться туда. Почему эти твари не могут подняться в Ритц? — пробурчал он.
— Потому что мы уже там, — сухо ответил я, забирая у Крашера фонарь. Луч осветил серую бетонную трубу, напоминающую червяка. Воздух был настолько плотным, что сложно было дышать.