— Конечно могу.

— Обзвони всех остальных сотрудников «Миллениума» и сообщи о случившемся. Затем дозвонишься до кого надо в полиции и узнаешь, что сделано за это время. Разузнай, не намечается ли какой-нибудь пресс-конференции или чего-то в этом роде. Нам нужно быть в курсе событий.

— О'кей. Сперва я обзвоню сотрудников, а затем заскочу ненадолго домой, чтобы принять душ и позавтракать. Вернусь через сорок пять минут, если только не отправлюсь прямиком из дома в Кунгсхольм.

— Поддерживай с нами постоянный контакт!

В комнате воцарилось молчание.

— О'кей, — сказал наконец Микаэль. — Обсуждение закончено?

— По-моему, да, — ответила Эрика. — Ты куда-то спешишь?

— Да. Надо позвонить одному человеку.

Харриет Вангер сидела на стеклянной веранде в доме Хенрика Вангера в Хедебю за завтраком, состоявшим из кофе и тостов с сыром и апельсиновым джемом. Вдруг зазвонил мобильный телефон. Она ответила, не посмотрев на дисплей, и услышала голос Микаэля Блумквиста:

— Доброе утро, Харриет.

— Спасибо на добром слове! Я-то думала, что ты никогда не встаешь раньше восьми.

— Так и есть, кроме тех случаев, когда я до утра не ложился. Сегодня была как раз такая ночь.

— Что-нибудь случилось?

— Ты слушала новости?

Микаэль вкратце рассказал ей о произошедшем.

— Какой ужас! — сказала Харриет Вангер. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, ничего. Хотя бывало и лучше. А позвонил я тебе потому, что ты член правления «Миллениума» и тебе нужно быть в курсе. Думаю, что скоро какой-нибудь журналист разузнает, что это я обнаружил Дага и Миа, а это вызовет всякие предположения. А когда станет известно, что Даг работал за наш счет над расследованием, связанным с большими разоблачениями, то неизбежно возникнут вопросы.

— И ты считаешь, что я должна быть к этому подготовлена. О'кей. Что же мне следует отвечать?

— Скажи все как есть. Ты знаешь о случившемся. Ты, разумеется, потрясена ужасным убийством, но ты не знакома с содержанием его работы и потому не можешь давать комментарии. Расследование убийства — это дело полиции, а не «Миллениума».

— Спасибо, что ты меня предупредил. Я могу что-то сделать?

— Сейчас ничего. Но если я узнаю что-то новое, то дам знать.

— Хорошо. И пожалуйста, Микаэль, держи меня в курсе!

Глава 13

Великий четверг, 24 марта

В семь часов утра Великого четверга прокурор Рихард Экстрём получил официальное распоряжение, согласно которому ему поручалось ведение предварительного следствия по делу о двойном убийстве в Энскеде. Его коллега, дежуривший этой ночью, довольно молодой и неопытный юрист, все же понял, что убийство в Энскеде представляет собой нечто из ряда вон выходящее, и позвонил помощнику прокурора своего лена, а тот, в свой черед, ночным звонком поднял с постели начальника полиции лена. Посовещавшись, они решили поручить эту работу добросовестному и опытному прокурору. Их выбор пал на Рихарда Экстрёма сорока двух лет.

Экстрём был худощавым и щуплым человеком ростом сто шестьдесят семь сантиметров, с жидкими светлыми волосами и небольшой бородкой. Всегда безупречно одетый, из-за малого роста он носил башмаки на высоких каблуках. Свою карьеру он начинал помощником прокурора Уппсалы; оттуда его перевели на должность ревизора в департамент юстиции, где он занимался согласованием шведского законодательства и законодательства ЕС и так хорошо справился со своей задачей, что некоторое время служил в качестве начальника отдела. На этой должности он обратил на себя внимание расследованием организационных недостатков в сфере правообеспечения и высказался за усиление эффективности, вместо того чтобы по примеру коллег потребовать увеличения ресурсов. Проработав четыре года в департаменте юстиции, он перешел в прокуратуру Стокгольма, где занимался различными делами, связанными с нашумевшими ограблениями и другими уголовными преступлениями насильственного характера.

В государственной администрации его считали социал-демократом, на самом же деле Экстрём был совершенно равнодушен к партийной политике. Он уже пользовался определенной известностью в СМИ, а в коридорах власти его уважали как лицо, с которым считается высшее начальство. Он, безусловно, был кандидатом на высокие должности, и в силу приписываемых ему политических убеждений у него образовались обширные связи в политических кругах и силовых структурах. Среди полицейских сложились разные мнения о его способностях. Его работа в департаменте юстиции вызвала к нему неблагоприятное отношение в среде тех, которые считали увеличение численности личного состава наилучшим способом укрепления правопорядка. Но с другой стороны, Экстрём показал себя человеком, который не привык церемониться, когда нужно было довести дело до суда.

Получив от дежурных криминалистов краткий отчет о событиях этой ночи в Энскеде, Экстрём сразу понял, что дело это непростое и наверняка вызовет целую бурю в СМИ. Это не было обычным убийством. Убитыми оказались ученый-криминолог и журналист — последних он порой ненавидел, порой любил, в зависимости от ситуации.

В самом начале восьмого Экстрём в спешке пообщался по телефону с начальником уголовной полиции лена. В четверть восьмого он снова снял трубку и поднял с постели инспектора уголовного розыска Яна Бублански, более известного среди сослуживцев под прозвищем Констебль Бубла, то есть Пузырь. Вообще-то у Бублански был выходной, его отпустили на все праздники в счет накопившихся за год переработанных часов, но теперь его попросили прервать свой отдых и немедленно явиться в полицейское управление, чтобы возглавить группу по расследованию убийства в Энскеде.

Инспектору Бублански было пятьдесят два года, и более половины своей жизни, с двадцатитрехлетнего возраста, он проработал в полиции. Шесть лет он отъездил патрульным, поработал с торговцами оружием и ворами и лишь после этого, пройдя переподготовку, был с повышением переведен в отдел по борьбе с насильственными преступлениями уголовной полиции лена. За последние десять лет он принимал участие в расследовании тридцати трех убийств. По семнадцати из них он сам возглавлял следствие, в результате четырнадцать дел были раскрыты, а еще по двум полиция выяснила, кто был убийцей, однако для передачи дела в суд не хватило доказательств. И только в одном-единственном случае шестилетней давности Бублански и его сотрудники потерпели неудачу. Речь шла об убийстве заядлого алкоголика и скандалиста, зарезанного у себя дома в Бергсхамре. На месте преступления было найдено бессчетное множество отпечатков и следов ДНК, оставленных там десятком лиц, которые в течение года перебывали в этом доме и поучаствовали там в различных пьянках и драках. Бублански и его сотрудники не сомневались, что виновника надо искать среди пьяниц и хулиганов, которые составляли обширный круг знакомств убитого, однако, невзирая на все усилия, преступнику удалось остаться неизвестным.

В общем и целом у инспектора Бублански были очень хорошие показатели раскрываемости, и среди сослуживцев он пользовался репутацией заслуженного работника.

Но в то же время коллеги посмеивались над его чудачествами — отчасти они объяснялись тем, что он был евреем и по большим праздникам своего народа появлялся в коридорах полицейского управления в ермолке. Некогда один из тогдашних крупных полицейских начальников высказался в том смысле, что, дескать, по его мнению, полицейскому точно так же не пристало появляться на службе в ермолке, как, например, в тюрбане. Однако обсуждение этого вопроса на том и закончилось. Один из журналистов прицепился к этому высказыванию и начал задавать вопросы, после чего начальник быстро ретировался в служебное помещение.

Бублански принадлежал к сёдерской общине и, когда не находилось кошерной еды, заказывал вегетарианские блюда, однако не был настолько ортодоксален, чтобы не работать по субботам. Бублански тоже быстро сообразил, что двойное убийство в Энскеде не обещает простого расследования. Как только он в начале девятого явился на службу, Рихард Экстрём тотчас же отвел его в сторонку.

— Похоже, что это скверная история, — сказал вместо приветствия Экстрём. — Убитая пара — это журналист и женщина-криминолог. И мало того: обнаружил их тоже журналист.

Бублански кивнул. Сказанное означало, что расследование будет проходить под пристальным наблюдением СМИ, которые не оставят без внимания ни одной мелочи.

— И вот тебе еще соль на рану: тот журналист, что первым их нашел, — это Микаэль Блумквист из «Миллениума».

— Ого! — отозвался Бублански.

— Тот, который прославился шумихой вокруг дела Веннерстрёма.

— Нам что-нибудь известно о мотиве преступления?

— В настоящее время ровно ничего. Личности обоих убитых нам не знакомы. Девушка через пару недель должна была защищать докторскую. Расследование по этому делу будет для нас задачей первоочередной важности.

Бублански опять кивнул. Для него любое убийство представляло задачу первоочередной важности.

— Мы сформируем группу. Ты должен приступить к работе как можно скорее, а я прослежу за тем, чтобы ты был обеспечен всеми необходимыми ресурсами. В помощь тебе будут приданы Ханс Фасте и Курт Свенссон, а также к тебе будет прикомандирован Йеркер Хольмберг, блестящий специалист по обследованию места преступления. Он работает над убийством в Ринкебю, но там преступник, похоже, сбежал за границу. Можешь привлекать на помощь следователей из Главного управления уголовной полиции.

— Мне нужна Соня Мудиг.

— Не слишком ли молода?

Бублански приподнял брови и бросил на Экстрёма удивленный взгляд:

— Ей тридцать девять лет, так что она не намного моложе тебя. К тому же она очень проницательна.

— О'кей. Тебе решать, кого ты хочешь включить в группу, а там как получится. Руководство уже интересовалось нашими делами.

Последнее заявление Бублански воспринял как некоторое преувеличение. Руководство в этот ранний час, вероятно, еще только садилось завтракать.

Настоящее полицейское расследование стартовало в начале девятого, когда инспектор Бублански собрал свою группу в конференц-зале уголовной полиции лена. Оглядев собрание, он остался не совсем доволен составом группы.

Из присутствующих в помещении больше всего он надеялся на Соню Мудиг. Она работала в полиции уже двенадцать лет, из них четыре года в отделе насильственных преступлений и уже не раз принимала участие в расследованиях под руководством инспектора Бублански. Она работала тщательно и методично и к тому же обладала некими качествами, которые Бублански считал самыми важными при расследовании запутанных дел, — развитым воображением и ассоциативным мышлением. По крайней мере в ходе двух сложных расследований Соне Мудиг удалось найти связь отдаленных друг от друга фактов, которой другие не заметили, и в результате этого вывести расследование на правильный путь. Кроме того, она отличалась холодноватым интеллектуальным юмором, который Бублански умел оценить по достоинству.

Радовало руководителя также то, что он заполучил в свою группу пятидесятипятилетнего Йеркера Хольмберга родом из Онгерманланда. Угловатый и педантичный, он был совершенно лишен того воображения, которое составляло неоценимое достоинство Сони, зато являлся, может быть, лучшим во всей шведской полиции, как считал Бублански, специалистом по исследованию места преступления. За прошедшие годы им не раз доводилось работать в одной следственной группе, и Бублански не сомневался, что если на месте преступления остались какие-то следы, то Хольмберг непременно их найдет, поэтому его главной задачей стало руководство всей работой в квартире жертв.

Курта Свенссона недавно перевели из полиции Хюддинге, где он много лет занимался бандами, и его Бублански еще не знал как сотрудника. Это был молчаливый, крепко сбитый тридцативосьмилетний блондин с таким коротким ежиком на голове, что казалось, будто он лысый, по слухам отличавшийся вспыльчивым характером и тяжелой рукой. Иносказательно это могло означать, что он, вероятно, применял в отношении подследственных методы, не вполне отвечающие полицейскому уставу. Однажды, десять лет тому назад, поступило заявление, в котором Курт Свенссон обвинялся в применении физических методов воздействия, но в результате проведенного расследования Свенссон был признан невиновным по всем пунктам.

Однако репутацию ему создал другой случай. В октябре 1999 года Курт Свенссон с одним сослуживцем ездил за хулиганом, которого нужно было доставить на допрос. Полиции этот хулиган был уже знаком, несколько лет он держал в страхе своих соседей, которые жаловались на его грубое и вызывающее поведение. На этот раз полиция получила информацию о том, что он подозревается в ограблении видеомагазина в Норсборге. Это на первый взгляд совершенно рутинное полицейское мероприятие привело к большим неприятностям, так как хулиган, вместо того чтобы покорно дать себя увести, пустил в ход нож. В завязавшейся борьбе напарник Курта Свенссона получил многочисленные раны на ладонях и лишился большого пальца на левой руке, а затем преступник занялся Куртом Свенссоном, и впервые за всю свою полицейскую практику тот вынужден был пустить в ход служебное оружие. Курт Свенссон выпустил три пули. Сначала он сделал предупредительный выстрел, затем выстрелил на поражение, но, как это ни удивительно, умудрился не попасть в преступника, хотя расстояние между ними составляло менее трех метров. Третья пуля попала несчастному в корпус и разорвала крупную артерию, отчего тот за несколько минут истек кровью. Последующее расследование сняло вину с Курта Свенссона, что вызвало в СМИ громкие дебаты, в ходе которых обсуждалось монопольное право государства на применение насилия, а имя Курта Свенссона упоминалось в одном ряду с двумя полицейскими, забившими до смерти Осмо Валло.[Осмо Валло погиб при аресте в 1995 г.]

У инспектора Бублански сначала имелись по поводу Курта Свенссона некоторые сомнения, однако за полгода он так и не обнаружил прямого повода для упрека. Напротив, со временем Бублански даже начал испытывать известное уважение к этому молчаливому и знающему сотруднику.

Последним членом следственной группы под началом инспектора Бублански стал сорокасемилетний Ханс Фасте — ветеран отдела по борьбе с насильственными преступлениями, проработавший в нем пятнадцать лет. Однако именно он послужил главной причиной, из-за которой Бублански был недоволен ее составом. У Фасте имелись свои положительные и отрицательные стороны. К первым относились его опытность и навыки, выработанные в ходе сложных расследований, а ко вторым, на взгляд инспектора, его эгоцентризм и дурацкий юмор, способный вывести из себя любого здравомыслящего человека — по крайней мере, самого Бублански он чрезвычайно раздражал. Некоторые черточки и особенности этого Фасте Бублански просто терпеть не мог. Но впрочем, если не давать ему распускаться, он показывал себя вполне компетентным следователем. Кроме того, для Курта Свенссона, совсем не отличавшегося дурацкой смешливостью, Фасте стал чем-то вроде ментора. В ходе расследований они часто работали как напарники.

На собрание группы была приглашена криминальный инспектор дежурной части Анита Нюгрен — она проинформировала присутствующих о проведенном ночью допросе Микаэля Блумквиста, а также комиссар Освальд Мортенссон с отчетом о том, что они застали на месте преступления, когда прибыли туда по вызову. Оба выглядели измотанными и мечтали поскорее попасть домой и поспать, но Анита Нюгрен уже вынула фотографии с места происшествия и пустила их по кругу среди собравшихся.

После получасовой беседы все получили ясное представление о ходе событий. Бублански подвел итог:

— Принимая во внимание, что техническое обследование места преступления еще не закончено, дело, очевидно, происходило следующим образом: неизвестное лицо, не замеченное соседями или другими свидетелями, проникло в квартиру в Энскеде и убило обоих сожителей, Свенссона и Бергман.

— Мы еще не знаем, является ли найденный там револьвер орудием убийства, но он уже отправлен в криминалистическую лабораторию, — вмешалась в разговор Анита Нюгрен. — Это первоочередное дело. Мы также нашли пулю — ту, что попала в Дага Свенссона — в стене между гостиной и спальней в сравнительно целом состоянии. А вот от пули, которая поразила Миа Бергман, остались одни фрагменты, так что я сомневаюсь, что эта находка нам что-нибудь даст.

— Спасибо и на том. Вообще этот чертов ковбойский револьвер «кольт магнум» следовало бы полностью запретить. Серийный номер у нас имеется?

— Пока еще нет, — сказал Освальд Мортенссон. — Я отправил револьвер и фрагмент пули с посыльным в криминалистическую лабораторию прямо с места преступления, не трогая его. Я решил, что так будет лучше.

— Это хорошо. Я еще не смог съездить туда и сам осмотреть место происшествия, но вы двое там были. Каковы ваши выводы?

Анита Нюгрен и Освальд Мортенссон переглянулись, и Нюгрен предоставила старшему товарищу отвечать на заданный им обоим вопрос.

— Во-первых, мы полагаем, что это был убийца-одиночка. Это выглядело как жестокая расправа. У меня создалось впечатление, что это сделал человек, у которого имелись веские причины убить Свенссона и Бергман, и он выполнил намеченное очень решительно.

— И на чем основано твое впечатление? — поинтересовался Ханс Фасте.

— В квартире царил порядок, все вещи на своих местах, нет признаков грабежа, избиения или чего-то подобного. Во-первых, стреляли только два раза и обе пули были пущены точно в голову. Следовательно, речь идет о человеке, который хорошо владеет оружием.

— О'кей.

— Посмотрим на схему… Согласно нашей реконструкции событий, Даг Свенссон был застрелен с очень близкого расстояния, возможно, ствол револьвера касался его лба. Вокруг входного отверстия заметен ожог. Предположительно он погиб первым. Выстрел отбросил Свенссона к стоявшей в комнате мебели. Вероятно, убийца находился на пороге холла или в дверях гостиной.

— О'кей.

— По словам соседей, выстрелы раздались один за другим с промежутком в несколько секунд. В Миа Бергман выстрелили из холла. Предположительно она стояла на пороге спальни и пыталась убежать. Пуля вошла пониже левого уха и вышла над правым глазом. Сила выстрела отбросила ее в спальню, где она и была найдена. Она ударилась о спинку кровати и упала на пол.

— Это был опытный стрелок, — подтвердил Фасте.

— Более того. После него не осталось следов, ведущих в спальню, он не пошел проверять, мертва ли она. Он знал, что убил ее, и сразу повернул назад и ушел из квартиры. Итак, два выстрела, двое убитых и уход из квартиры. Кроме того…

— Да?

— Не хочу предварять заключение технической экспертизы, но подозреваю, что убийца пользовался охотничьими боеприпасами. Смерть, по-видимому, последовала мгновенно. У обеих жертв наблюдаются ужасные повреждения.

За столом ненадолго воцарилось молчание. Никому не хотелось углубляться в дискуссию по этому поводу. Обычные охотничьи пули состоят из свинцового сердечника, заключенного в оболочку из более твердого материала, — они проходят сквозь тело насквозь, причиняя сравнительно небольшие повреждения. Но существуют так называемые экспансивные, иначе разворачивающиеся пули, которые при попадании в цель раскрываются, очень быстро отдавая энергию жертве, при этом наносят тяжелые повреждения, разрывая мышцы и разрушая кости. Есть очень большая разница между поражением от пули диаметром в девять миллиметров и поражением от пули, которая разворачивается до двух и даже трех сантиметров. Боеприпасы последнего типа имеют задачу вызвать обширное внутреннее кровотечение — для лосиной охоты это считается гуманным, поскольку убивает добычу довольно быстро и безболезненно. Использование охотничьих боеприпасов в военных действиях запрещено международными соглашениями, поскольку человек, раненный экспансивной пулей, почти всегда погибает, независимо от того, куда он был ранен.

Однако шведская полиция два года назад приняла мудрое решение ввести эти пули в свой арсенал. Зачем это было сделано, так и осталось неясным, зато было совершенно очевидно, что если бы знаменитый участник демонстрации в Гётеборге Ханнес Вестберг был ранен в живот пулей такого типа, выжить ему бы не удалось.