— Как она умерла?

— Не торопитесь. Все гораздо сложнее, и необходимо рассказывать историю в хронологическом порядке. Когда произошло столкновение, люди все побросали и помчались к месту происшествия. Я был… полагаю, что я взял руководство на себя и в последующие часы был страшно занят. Нам известно, что Харриет тоже спускалась к мосту — несколько человек ее видели, — но из-за опасности взрыва я велел уходить всем, кто не помогал вытаскивать Аронссона из разбитой машины. На месте катастрофы нас осталось пять человек: мы с братом Харальдом, Магнус Нильссон — дворник из моей усадьбы, рабочий с лесопилки Сикстен Нурдландер, у которого был дом возле рыболовецкой гавани, и парень по имени Йеркер Аронссон. Последнему было всего шестнадцать лет, и мне по-хорошему следовало бы отправить его домой, но он приходился застрявшему в машине Аронссону племянником и как раз направлялся в город, поэтому подъехал на велосипеде буквально через минуту после происшествия.

Приблизительно в четырнадцать сорок Харриет была на кухне у нас в доме. Она выпила стакан молока и перекинулась несколькими словами с кухаркой Астрид. Они вместе смотрели из окна на неразбериху на мосту.

В четырнадцать пятьдесят пять Харриет прошла через двор. Она, в частности, повстречалась со своей матерью, Изабеллой, но они не разговаривали. Буквально через минуту ей встретился тогдашний пастор местной церкви, Отто Фальк. В то время пасторская усадьба находилась на том месте, где сейчас вилла Мартина Вангера, и, следовательно, пастор жил по эту сторону моста. Отто Фальк был простужен и спал у себя дома, когда произошло столкновение; он пропустил само драматическое событие, но его разбудил шум, и он как раз направлялся к мосту. Харриет остановила его и хотела с ним поговорить, но он отмахнулся от нее и поспешил дальше. Отто Фальк был последним, кто видел ее живой.

— Как она умерла? — повторил Микаэль.

— Не знаю, — ответил Хенрик Вангер, подняв на него измученный взгляд. — Только около пяти нам удалось вытащить Аронссона из машины — он, кстати, выжил, хоть и здорово пострадал, — и вскоре после шести мы сочли, что опасности пожара больше нет. Остров был по-прежнему отрезан, но все начало успокаиваться. Только когда мы где-то около восьми часов вечера сели наконец за обеденный стол, обнаружилось, что Харриет отсутствует. Я послал одну из ее двоюродных сестер к ней в комнату, но та вернулась и сказала, что ее там нет. Я не придал этому значения; решил, что она пошла прогуляться или что ей просто не сообщили о начале обеда. Вечером мне пришлось по разным поводам выяснять отношения с семьей. И только на следующее утро, когда Изабелла попыталась разыскать Харриет, мы осознали, что никто понятия не имеет, где она, и что никто не видел ее со вчерашнего дня.

Он развел руками:

— В тот день Харриет Вангер бесследно исчезла.

— Исчезла? — эхом отозвался Микаэль.

— За все эти годы нам не удалось найти ни малейшего ее следа.

— Но раз она пропала, то вы не можете утверждать, что ее кто-то убил.

— Ваше возражение понятно. Я рассуждал таким же образом. Когда человек бесследно исчезает, есть четыре возможности. Он мог исчезнуть добровольно и скрываться. Он мог стать жертвой несчастного случая и погибнуть. Он мог совершить самоубийство. И наконец, он мог стать жертвой преступления. Все эти возможности я взвешивал.

— Значит, вы полагаете, что кто-то лишил ее жизни. Почему же?

— Потому, что это единственный обоснованный вывод. — Хенрик Вангер поднял палец. — Сначала я надеялся, что она сбежала. Но чем больше проходило времени, тем больше мы убеждались в том, что это не так. Подумайте сами, как шестнадцатилетняя девушка из довольно благополучной среды, пусть даже и очень смышленая, смогла бы самостоятельно устроиться и скрываться, да так, чтобы ее не обнаружили? Откуда бы она взяла деньги? А если бы даже ее где-нибудь приняли на работу, то ей понадобилось бы заполнять налоговую декларацию и указывать какой-то адрес.

Он поднял два пальца:

— Моей следующей мыслью, естественно, было, что с ней произошло какое-то несчастье. Окажите мне услугу — подойдите к письменному столу и откройте верхний ящик. Там лежит карта.

Микаэль выполнил просьбу и развернул карту на журнальном столике. Остров Хедебю представлял собой кусок земли неправильной формы, вытянутый километров на десять в длину и в самом широком месте едва достигавший полутора километров. Бо?льшую часть острова занимал лес. Постройки располагались поблизости от моста и вокруг маленькой лодочной гавани; на дальней стороне острова имелось только одно хозяйство, Эстергорд, откуда и отправился на машине несчастный Аронссон.

— Помните, что покинуть остров она не могла, — подчеркнул Хенрик Вангер. — Здесь, на острове, можно оказаться жертвой несчастного случая, как и в любом другом месте. Человека может поразить молния, но в тот день грозы не было. Человек может угодить под лошадь, упасть в колодец или провалиться в расщелину. Здесь наверняка существуют сотни возможностей попасть в беду. Я обдумал большинство из них.

Он показал три пальца:

— Тут есть одна загвоздка, которая касается и третьей возможности, — что девушка, вопреки ожиданиям, покончила с собой. Где-нибудь на этом ограниченном участке обязательно должно было находиться ее тело.

Хенрик Вангер хлопнул ладонью по карте.

— После ее исчезновения мы целыми днями прочесывали остров вдоль и поперек. Обследовали каждую канаву, каждый клочок пашни, горной расщелины и ветровала. Мы проверили каждое здание, каждую трубу, каждый колодец, сарай и чердак.

Старик оторвал взгляд от Микаэля и уставился в темноту за окном. Его голос стал тише и звучал более доверительно:

— Я искал ее всю осень, даже после того, как народ отчаялся и прочесывать остров перестали. В свободное время я ходил по острову взад и вперед. Наступила зима, а мне так и не удалось обнаружить ни следа. Весной я вновь принялся за поиски, пока не понял, что они бесполезны. Летом я нанял троих опытных лесников, которые еще раз обыскали все со специально обученными собаками. Они тщательно обследовали каждый квадратный метр острова. К тому времени я уже начал подозревать, что ее убили. То есть они искали место, где закопали ее тело. Лесники продолжали поиски три месяца, но мы не обнаружили никаких следов Харриет. Она словно бы растворилась в воздухе.

— Существует еще ряд возможностей, — возразил Микаэль.

— Например?

— Она могла утонуть или утопиться. Это остров, и вода способна скрыть многое.

— Что правда, то правда. Но вероятность не слишком велика. Подумайте: если с Харриет что-то случилось и она утонула, то логично предположить, что это произошло где-то поблизости от селения. Не забывайте, что переполох на мосту был самым драматическим событием, произошедшим в Хедебю за несколько десятилетий, и нормальная любопытная шестнадцатилетняя девушка едва ли пойдет в такой момент гулять на другую сторону острова.

— Но еще важнее другое, — продолжал он, — течение здесь не слишком сильное, а ветра в это время года бывают северными или северо-восточными. Если что-нибудь попадает в воду, то потом всегда всплывает где-нибудь у берега материка, а там почти всюду имеются постройки. Не думайте, что нам это не приходило в голову; мы, естественно, обследовали «кошкой» все те места, где она могла утонуть. Я нанял молодых ребят из местного клуба ныряльщиков. Они посвятили целое лето тому, что тщательно обыскали дно пролива и вдоль берега… ничего. Я совершенно уверен, что она не лежит в воде, иначе бы мы ее нашли.

— А не могло с ней что-нибудь случиться в другом месте? Мост, конечно, был перекрыт, но до материка совсем недалеко. Она могла переплыть туда или перебраться на лодке.

— Стоял конец сентября, и вода была настолько холодной, что Харриет едва ли отправилась бы купаться посреди всего этого переполоха. Но если бы она вдруг решила переплыть на материк, ее бы обязательно заметили и поднялся бы большой шум. На мосту находилась далеко не одна дюжина глаз, а на материке вдоль воды стояли две-три сотни людей и наблюдали за разворачивавшейся драмой.

— А лодка?

— Нет. В тот день на острове насчитывалось ровно тринадцать лодок. Большинство прогулочных лодок уже вытащили на берег. В старой лодочной гавани на воде оставались только два катера. Там были еще семь плоскодонок, пять из которых уже находились на берегу. Под пасторской усадьбой одна плоскодонка лежала на суше и одна на воде. Около хозяйства Эстергорд были еще моторная лодка и плоскодонка. Все эти суда проверяли, и они оказались на своих местах. Если бы Харриет переплыла на лодке и сбежала, ей бы пришлось оставить лодку на другой стороне.

Хенрик Вангер поднял четвертый палец:

— Тем самым остается только одна реальная возможность: Харриет исчезла не по собственной воле. Кто-то убил ее и спрятал тело.

Лисбет Саландер провела второй день Рождества за чтением полемической книги Микаэля Блумквиста об экономической журналистике. Книга состояла из двухсот десяти страниц, называлась «Тамплиеры» и имела подзаголовок «Повторение пройденного для журналистов-экономистов». На обложке, стильно оформленной Кристером Мальмом, была помещена фотография Стокгольмской биржи. Кристер Мальм поработал в «Фотошопе», и зритель не сразу осознавал, что здание биржи парит в воздухе, а фундамент у него отсутствует. Трудно представить себе более говорящую обложку, способную сразу настолько ясно задать тон повествованию.

Саландер отметила, что Блумквист является прекрасным стилистом. Книга отличалась прямотой и увлекательностью изложения материала, и даже не посвященный в тонкости экономической журналистики человек мог многое из нее почерпнуть. Тон книги был язвительным и саркастическим, но главное, убедительным.

Первая глава напоминала своего рода объявление войны, и Блумквист заявлял об этом прямо, без обиняков. За последние двадцать лет шведские журналисты, специализирующиеся на экономике, постепенно превратились в группу некомпетентных мальчиков на побегушках, преисполненных чувства собственного величия и утративших способность к критическому мышлению. Сделать последний вывод автора побудил тот факт, что многие из них раз за разом довольствовались передачей высказываний директоров предприятий и биржевых спекулянтов, без малейших возражений даже в тех случаях, когда сообщались ложные сведения. Подобные репортеры либо столь наивны и доверчивы, что их следовало бы отстранить от работы, либо — и это гораздо хуже — сознательно изменяют долгу журналиста критически исследовать материал и снабжать общественность правдивой информацией. Блумквист утверждал, что ему часто бывает стыдно, когда его называют экономическим журналистом, поскольку при этом его ставят на одну доску с людьми, которых он вообще отказывается причислять к журналистам.

Блумквист сравнивал деятельность «экономистов» с работой репортеров, специализирующихся на уголовном праве, или корреспондентов-международников. Он описывал, какой бы поднялся шум, если бы правовой журналист дневной газеты во время, например, процесса по обвинению в убийстве стал выдавать полученные от прокурора сведения за истину в последней инстанции, не получив информации у стороны защиты, не побеседовав с семьей жертвы и не составив представления о том, что справедливо, а что нет. Блумквист полагал, что необходимо следовать тем же правилам и когда работаешь в области экономики.

В книге приводилась цепь доказательств, призванных подтвердить вступительные рассуждения. В длинной главе разбирались репортажи об известном дот-коме, напечатанные в шести ведущих дневных газетах, а также в «Финанстиднинген», «Дагенс индастри» и использованные в ежедневной программе экономических новостей на телевидении. Для начала он цитировал и суммировал сказанное журналистами, а затем сравнивал с тем, как ситуация выглядела на самом деле. Описывая ход дел на предприятии, он раз за разом упоминал простые вопросы, которые «серьезный журналист» обязательно бы задал, а все эти «экономисты» дружно задавать не стали. Красивый ход.

В другой главе говорилось о распространении акций компании «Телия» — это был самый издевательский и ироничный раздел книги. Несколько названных поименно журналистов, пишущих об экономике, буквально подвергались публичной порке, и среди них некий Уильям Борг, на которого Микаэль, похоже, был особо зол. В одной из последних глав сравнивался уровень компетентности шведских и зарубежных экономических журналистов. Блумквист описывал, как «серьезные журналисты» «Файнэншл таймс», журнала «Экономист» и ряда немецких экономических газет комментировали аналогичные вещи в своих странах. Сравнение оказывалось не в пользу шведских журналистов. Самая последняя глава содержала предложения по выходу из этой печальной ситуации. Заключительные слова книги возвращали читателя к введению:

...

Если бы парламентский репортер выполнял свою работу таким же образом, необдуманно ломая копья в защиту каждого принятого решения, каким бы нелепым оно ни было, или если бы политический журналист уклонялся от оценки ситуации, такого репортера уволили бы или, по крайней мере, перевели в отдел, где он не смог бы причинить большого вреда. Однако в мире репортеров-экономистов не действуют правила работы нормального журналиста — критически оценивать ситуацию и объективно доводить полученные данные до читателя. Вместо этого здесь превозносят самых успешных мошенников. Здесь также закладывается основа Швеции будущего и подрывается последнее доверие к журналистам как к профессионалам.

Обвинения выдвигались нешуточные. Тон был язвительным, и Саландер без труда поняла, почему за этим последовали возмущенные дебаты как в профессиональном издании «Журналист» и некоторых экономических журналах, так и на главных страницах дневных газет. Лишь несколько человек были названы в книге поименно, но Лисбет Саландер полагала, что данная профессиональная группа достаточно мала и все прекрасно понимают, чьи именно газетные статьи цитировались. Блумквист приобрел злейших врагов, что и породило множество злорадных комментариев к решению суда по делу Веннерстрёма.

Она закрыла книгу и посмотрела на фотографию автора на задней стороне обложки. Микаэль Блумквист был снят чуть сбоку. Русая челка несколько небрежно падала на лоб, словно непосредственно перед тем, как фотограф нажал на кнопку, подул ветер или как будто (что было более вероятным) фотограф Кристер Мальм подобрал ему такой имидж. Он смотрел в камеру с ироничной улыбкой, придав взгляду мальчишеское и чарующее выражение.

«Весьма красивый мужчина, — отметила про себя Лисбет. — Которому тем не менее предстоят три месяца в тюрьме».

— Привет, Калле Блумквист, — произнесла она вслух — Ты ведь довольно самоуверен?

Ближе к обеду Лисбет Саландер включила свой ноутбук и открыла почтовую программу «Эудора». Набранный ею текст состоял из одной строчки:

...

У тебя есть время?

Лисбет подписалась «Оса» и отправила письмо на адрес: «Plague_xyz_666@hotmail.com».[Plague — чума (англ.). (Прим. перев.)] На всякий случай она пропустила свое простое сообщение через шифрующую программу PGP.

Затем она надела черные джинсы, массивные зимние ботинки, теплый свитер, темную короткую куртку, а также комплект из перчаток, шапочки и шарфа светло-желтого цвета. Вынула кольца из бровей и носа, накрасила губы розоватой помадой и посмотрела на себя в зеркало. Теперь она походила на любого бесцельно гуляющего в праздник человека и сочла, что неплохо замаскировалась для вылазки в тыл противника.

Лисбет доехала на метро до станции «Эстермальмсторг» и двинулась по направлению к набережной. Она шла по центральной аллее, глядя на номера домов. Дойдя почти до моста, ведущего на остров Юргорден, Лисбет остановилась и посмотрела на нужный ей подъезд. Затем перешла улицу и стала ждать в нескольких метрах от двери.

Она отметила, что большинство людей, прогуливавшихся в этот холодный праздничный день, шли вдоль берега и лишь немногие шагали по тротуару возле домов.

Ей пришлось терпеливо прождать почти полчаса, пока со стороны Юргордена не появилась пожилая дама с палкой. Дама остановилась и стала с подозрением рассматривать Саландер, а та приветливо улыбнулась и поздоровалась почтительным кивком. Дама с палкой ответила на приветствие, явно пытаясь вспомнить, откуда она знает эту девушку. Саландер развернулась и отошла на несколько шагов от подъезда, сделав вид, что просто кого-то поджидает и от нетерпения бродит взад и вперед. Когда она обернулась, дама с палкой уже добралась до двери и обстоятельно нажимала кнопки кодового замка. Саландер без труда заметила комбинацию цифр: 1260.

Подождав пять минут, она подошла к двери, потыкала в кнопки, и замок щелкнул. Она открыла дверь, вошла и огляделась. Почти у самого входа висела камера наблюдения. Девушка взглянула на нее и поняла, что опасаться нечего: камера была из тех, что продавались «Милтон секьюрити», и автоматически включалась, только если при взломе квартиры в здании срабатывала охранная сигнализация. В глубине, слева от старомодного лифта, имелась дверь еще с одним кодовым замком; Саландер для пробы набрала те же цифры «1260» и убедилась, что код подъезда открывает также вход в подвал и в помещение с мусорными контейнерами.

«Ну и халтура», — мысленно оценила Лисбет.

Ровно три минуты она посвятила осмотру подвала, в ходе чего обнаружила там незапертую прачечную и кладовку для крупногабаритного хлама. Затем она воспользовалась набором отмычек, одолженным в «Милтон секьюрити» у специалистов по замкам, и открыла запертую дверь, которая вела в помещение, похоже предназначенное для собраний кондоминиума. В глубине подвала находилась комната для занятий разными хобби. Наконец Саландер нашла то, что искала, — маленькую каморку, выполнявшую в доме роль электроподстанции. Она осмотрела счетчики, шкаф с пробками и соединительные коробки, а затем достала цифровой аппарат «Кэнон» размером с пачку сигарет и сделала три фотографии того, что ее интересовало.

По пути на улицу она на секунду бросила взгляд на доску у лифта и прочла имя жильца верхнего этажа. Веннерстрём.

Покинув здание, Саландер быстро дошла до Национального музея, где заглянула в кафе, чтобы отогреться и выпить кофе. Примерно через полчаса она уже поднималась к себе в квартиру. Тем временем ей пришел ответ с адреса «Plague_ xyz_666@hotmail.com». Когда она расшифровала его с помощью PGP, оказалось, что он состоит просто-напросто из числа: 20.