Да, задание было не из простых. Он хотел, чтобы мы жили отдельно от мира и все же внутри него. Чтобы были кротами. Как он выразился? «Вы ни к чему не привяжетесь и ничему себя не посвятите».

Что же, мое поколение сделало то, что ему велели. Нас носило ветром, мы прислуживали то одному направлению, то другому. Должен сказать, проведя так три года, я едва не лишился терпения, мне хотелось, чтобы со мной вступили в контакт, чтобы меня активизировали и использовали. Не стану утомлять ваше внимание описанием технических тонкостей нашего «ремесла», как мы, шпионы, его называем, однако в конце концов нам приходится обращаться в собственные прикрытия, думать, как они, дышать, как они, и верить, что они и есть мы. Многие глубоко законспирированные кроты становятся, проведя в таком состоянии слишком долгое время, бесполезными, потому что настолько сживаются со своими фиктивными личностями, что либо забывают об изначальном назначении, либо отрекаются от него. Надеюсь, со мной этого не случилось. И с моим поколением тоже. Мы сделаны из очень крепкого материала. И когда нас позовут, мы объявимся. До той же поры мы будем читать «Дейли мейл», обдумывать преимущества ипотеки, обеспечиваемой полисом страхования жизни, и никому даже в голову не придет, что на самом-то деле нас раздирают страсти, энергия, энтузиазм. Главное, не заставляйте нас ждать слишком долго, потому что может настать конец света, а мы его не заметим.

Дитя перемен

Рецензия на автобиографию замечательного человека. Человека, принадлежащего к эпохе Горбачева в столь большой мере, что будет интересно проследить за его развитием в новой России. По национальности он, разумеется, не русский. Настоящая фамилия Каспарова, Вайнштейн, свидетельствует о еврейском происхождении, а его родной город Баку является столицей независимой теперь республики, борющейся со сложнейшими этническими проблемами.

Гарри Каспаров и Дональд Трелфорд, «Дитя перемен».

С того времени, как homo ludens [Человек играющий (лат.).] выполз из первозданной мути игры в бирюльки и шашки с раздеванием и, впервые встав на ноги, назвал себя человеком, шестьдесят четыре квадрата и тридцать две фигуры, коими определяются все возможности шахмат, чаруют его, как вид игры, бесконечно. Шахматисты, а следом за ними и Джордж Стайнер, любят повторять, что число шахматных позиций равно числу атомов во Вселенной. Шансов на то, что вы уроните на пол лоток, наполненный металлическими шариками, и они, падая, воспроизведут звучание фразы «Маленький Скротли приветствует осторожных водителей», намного больше, чем вероятность того, что когда-либо будут сыграны две идентичные шахматные партии. И какого же искусства требует эта игра? Средней руки мастер с легкостью играет вслепую. Известны гроссмейстеры, способные одновременно играть, не глядя на доски, по пятьдесят партий сразу. Любой шахматист, достойный этого звания, помнит все свои серьезные партии и многие из сотен десятиминутных блицев. Столь изумительные подвиги памяти свидетельствуют о том, что умение хорошо играть в шахматы требует не обычных, пусть и необычайно развитых, интеллектуальных способностей, но способностей необычных, странных, вполне заслуживающих названия аномальных. Помимо шахмат феномен, именуемый вундеркиндом, встречается лишь в музыке и математике. Моцарт, сумевший, как известно, воспроизвести по памяти целый реквием, математики, ухитряющиеся брать в уме кубические корни, — все они разделяют с гроссмейстерами некую причудливую одаренность. Люди заурядные обычно утешаются мыслью, что одаренность такого рода неизбежно приводит к неполноценности в других сферах бытия: для того чтобы иметь возможность держать в голове десятки тысяч партий, позиций, дебютов и тактических ходов, проводить, учитывая десятки возможных расстановок фигур, анализ на двадцать-тридцать ходов вперед, изолировать себя от огромного зала и шумов внешнего мира, подключаясь единственно к силовым полям, которые пульсируют между стоящими на доске деревянными фигурами, шахматист по необходимости должен приносить в жертву какие-то человеческие качества, верно? Каждый из нас помнит, что в нашей школе команда шахматистов состояла из пухлозадых, прыщавых, кутавшихся в теплые куртки субъектов, обладавших остроумием и умением вести себя в обществе не большими, чем Никлас Ридли в худшие его дни, что и позволяет нам считать шахматы игрой зануд и недоумков.

Если вы держитесь о шахматах такого мнения, вынужден вас разочаровать. Все истертые клише наподобие «стремления к победе», «умения собрать волю в кулак» и «психологической подготовки» являются частью словаря гроссмейстера в такой же мере, в какой и спринтера. Чемпионы мира по шахматам как раз чудовищной волей к победе и отличаются. Фотография нынешнего чемпиона, украшающая обложку авто-(наполовину) — биографии, написанной Гарри Каспаровым и Дональдом Трелфордом, показывает, с каким пугающим зрелищем придется столкнуться тому, кто решится бросить вызов шахматному мастерству Каспарова и усесться за доску напротив него. Грозные, густые брови, лицо с отрастающей минут через сорок после бритья щетиной, присогнутые вперед в кровожадном ожидании плечи. Насколько ясен должен быть разум его противника, какой силой воли и целеустремленностью должен он обладать, чтобы не проиграть этому ужасающе половозрелому умственному атлету еще до того, как будет двинута вперед первая пешка.

А какое глубокое удовлетворение доставляет нам мысль о том, что шахматы так до сих пор себя и не «исчерпали». Великий Капабланка полагал, что овладел всеми их тайнами, пока не столкнулся в 1927-м с Алехиным и не проиграл ему. Эту игру раз за разом омолаживают новые идеи. Согласно объективному «рейтингу Эло», Каспаров — один из сильнейших шахматистов, когда-либо живших на свете. В шахматном мире принято использовать слово «сильный» — не «умный», «умелый», «блестящий» или «одаренный». Все эти качества также могут быть необходимыми, однако побеждает сильнейший. Возможно, как раз поэтому и после 100 лет существования организованных женских турниров в шахматах по-прежнему владычествуют мужчины. Помимо развитого чувства пространственной динамики и трансформационной геометрии, которое, как показали научные исследования, развито у мужчин в большей, чем у женщин, степени, шахматы требуют наличия в игроке таких внеприродных качеств, как дух соперничества и агрессивность, — в конце концов, и саму эту игру выдумали мужчины. Никакое тактическое и аналитическое мастерство не поможет вам, если ваши нервы и инстинкт убийцы оказываются, когда вы садитесь за доску, более слабыми, чем у вашего противника. Шахматы — это искусство, не техника: подобно теннисисту или актеру, шахматист может в один прекрасный день необъяснимым образом утратить форму. При всем его уме и знаниях, шахматисту может недоставать той смеси сосредоточенности и уверенности в себе, которая одна только и рождает творческий импульс. Ремесленник или мастеровой могут овладеть своим материалом, художник и спортсмен — никогда.

Гарри Каспаров появился во второй половине 1970-х как один из самых одаренных шахматных вундеркиндов за всю историю человечества. В книге «Дитя перемен», которая, должен сказать это сразу, представляет собой лучшую из прочитанных мной шахматных биографий, а я перелопатил не одну из них, речь идет не о развитии Каспарова как шахматиста. На самом деле основные элементы игры в шахматы, овладение им тактической и позиционной теорией и освоение практики игры упоминаются в ней довольно редко, хотя главные его партии и приведены, на радость энтузиастам, в приложении к книге. Это скорее рассказ о том, как Каспаров в одиночку сражался с советским шахматным истеблишментом, стремясь добиться того, что и он, и большинство шахматных обозревателей считали его естественным правом, — единоличной схватки с соотечественником и главным соперником, Анатолием Карповым. Каспаров далеко не один раз повторяет: если бы не Горбачев и не гласность, он не был бы сегодня чемпионом мира.

По сути дела, одним из соавторов этой саги является создатель «современных» шахмат Бобби Фишер. Когда в 1975-м Фишер отказался отстаивать свой титул в схватке с Карповым, это сделало последнего чемпионом мира без всяких усилий с его стороны. Полученный Карповым титул восстановил несколько пошатнувшийся престиж Советского Союза, и в последние годы правления Брежнева Карпов, «хороший мальчик» русских шахмат, член партии и ее послушный слуга, создал собственную клику, которая держалась за него руками и ногами. Он гарантировал этим людям деньги, автомобили, поездки за границу, и лишаться всего этого они не собирались. Каспаров, павший им на головы как гром с ясного неба, угрожал надежности их существования, — никто не ожидал столь быстрого его появления. Каспаров впервые понял, что соотечественники поддерживать его отнюдь не стремятся, когда ему сказали прямо и откровенно: «У нас уже есть один чемпион мира, а второй нам не требуется». Однако его интересовало не это, его интересовали шахматы. Если он — лучший, значит, он должен победить. На пути Каспарова вырастало одно препятствие за другим, и он научился использовать политические рычаги, играя на гордости, с которой относились политики его родного города к достижениям местного молодого человека, — гордости, заставлявшей их бороться с московским лобби Карпова.

Пылкие поклонники шахмат испытывают, читая об этой истории, причудливое удовлетворение, порождаемое тем, что стиль игры Карпова отражает более общие исторические элементы происходившего: он приверженец осторожной, позиционной, классически чистой игры. Каспаров, как то и приличествует порождению гласности, зачинателю новой России, стремителен, смел, бесцеремонен, сложен и полон сюрпризов. И читателю начинает казаться, что ставкой в игре двух величайших из ныне живущих шахматистов было будущее самой России.

Я не хочу портить вам удовольствие, которое вы получите, читая эту книгу, пересказом ее центральной драмы — первого матча Карпова и Каспарова на звание чемпиона мира и постыдной роли, которую сыграл в ней Кампоманес, президент ФИДЕ, международной организации, контролирующей проведение таких чемпионатов. История эта необычайна, как любой кризис спортивного мира — от случившегося в 30-е годы в крикете до бойкота Олимпийских игр в Москве, — и заслуживает того, чтобы ее излагали в общем контексте.

Возможно, «Дитя перемен» несколько негалантна по отношению к Карпову, шахматисту, вне всяких сомнений, гениальному; возможно, возмущение Каспарова тем, как с ним обходились, не лишено лицемерия, однако в целом книга эта представляется мне убедительной. Линии фронтов прочерчены в ней с полной ясностью, а сам Каспаров предстает в этой превосходно написанной и выстроенной автобиографии слитком чистого золота, подлинным героем. Его подкупающая любовь к Лермонтову и Высоцкому (авторы для меня новые, но обильно цитируемые в книге), его страсть к шахматам, исповедуемая им возвышенная вера в эту игру и чрезвычайно сбалансированный подход к ней — все это позволяет предположить, что испортить Каспарова может только успех. Он богат, красив, молод, фантастически популярен и до ужаса талантлив. Он прекрасный спортсмен и образованный, интеллигентный наблюдатель, хорошо понимающий тонкости устройства жизни и общества. Он любит свою родину и, похоже, намеревается играть в ее перестройке не менее деятельную, чем у любого ее гражданина, роль. И только контракт со спонсором турбо-шахматных кроссовок «Адидас» или трехмерного «Сони-Чессмана» с низким содержанием жиров может помешать ему обратиться в одного из значительнейших русских людей своей эпохи. Дитя перемен обладает всеми качествами, потребными для того, чтобы стать человеком на все времена.

Советы мудрого кузена

Довольно нелепый образчик того, что печаталось во взбалмошной рубрике газеты «Дейли миррор».

Стивен Фрай в его неустанных стараниях подвергнуть вас всем испытаниям, какие только могут выпасть на долю человека, обратился на этой неделе в «мудрого кузена». Ниже приводятся его ответы на письма наших читателей, спрашивающих о том о сем и обо всем на свете.

Добрый день! Как всем нам хорошо известно, человеку надлежит перепробовать в жизни все, за вычетом кровосмешения и участия в деревенских танцульках. На этой неделе мне пришла в голову мысль попробовать себя в роли персонажа, которого я назвал бы «мудрым кузеном». Я получил на этой, опять-таки, неделе целую кучу писем, меня ими просто-напросто завалили. Однако имейте в виду, что эксперимент, предпринятый мной, продлится только одну неделю, и потому прошу: больше не лезьте ко мне с вашими проблемами!!! Идет? Вот и отлично! Спасибо! Да, и благословит вас Бог. Премного обязан. Так держать! М-м-м, я бы сказал… Пошли вы все знаете куда? Вот именно!

Дорогой кузен Стивен, скажите, что происходит с моим телом? Мне тринадцать с половиной лет, и я замечаю, что во мне и в моем отношении к другим людям происходят непонятные изменения. Что они значат? Искренне Ваш Слегка Озадаченный.

Дорогой Слегка Озадаченный, попробуйте облапошить кого-нибудь еще. Вы отличнейшим образом понимаете, что с Вами происходит, все, чего Вы хотите, — это получить от меня ответ, содержащий слова «половые органы», каковые позволили бы Вам разразиться непристойным ржанием. Я же, к Вашему сведению, отвечаю лишь на вопросы жизненно важные. Если Вам позарез нужна похабщина, обращайтесь к Марджи Прупс. [Ребекка Марджори Прупс (1911–1996) вела в той же «Дейли миррор» рубрику «Дорогая Марджи» (из тех, что называются в английской прессе «Советы мудрой тетушки»), в которой она отвечала на письма читателей, столкнувшихся с проблемами личного свойства, в частности, сексуальными. Значительная часть этих писем сочинялась в редакционной коллегии самой газеты.]

Дорогой кузен Стивен, моей подружке, которую я очень люблю, никак не удается удовлетворить мои аппетиты, что вынуждает меня посещать рестораны за ее спиной. Я очень боюсь, что она увидит меня питающимся в незнакомом ей месте и это положит конец нашим с ней отношениям. Должен ли я сказать ей всю правду до того, как она сама узнает ее? Ваш Оголодавший.

Дорогой Оголодавший, отношения между людьми не сводятся, чтобы Вы знали, к одной лишь еде. Конечно, в первые недели знакомства пища и время ее приема — это самое важное из того, что может происходить между вами, и потому вы проводите целые дни за столом, изучая вкусы друг друга и всевозможные кухни. Однако, если вашим отношениям предстоит продлиться, для Вас важно найти какие-то общие интересы, выходящие за пределы кухни. И если в настоящий момент Вашей подруге не удается удовлетворить Вас, дело, быть может, в том, что Вы не сумели объяснить ей, чего Вы на самом деле хотите и в чем нуждаетесь. Купите поваренную книгу, их нынче развелось многое множество, и найдите в ней ту кухню, которая Вам больше по вкусу. Счастливого Вам обжорства!

Дорогой кузен Стивен, я собираюсь заключить пари, и потому не могли бы Вы сказать мне, когда наконец футбольная команда Нориджа выиграет «Литлвудский кубок»? Мой друг говорит, что никогда, но я думаю, что в ближайшие четыре-пять лет это все же случится. Ваш Желающий знать, когда же команда Нориджа выиграет «Литлвудский кубок».

Дорогой «Желающий знать, когда же команда Нориджа выиграет “Литлвудский кубок”», покрепче держитесь за стул — и Вы, и Ваш друг правы, оба! Команда Нориджа уже выигрывала «Литлвудский кубок» — или Кубок футбольной лиги, как его на самом-то деле называют, — однако в последовавший за тем год, как и во все прочие, вплоть до нынешнего, этого больше не делала. Почти рекорд, что-то вроде песенки «Черное дерево и слоновая кость», которая тоже — почти рекорд.

Дорогой кузен Стивен, мистер Доулиш — это директор нашей школы — говорит, что я должен каждый вторник тратить по два часа на уроки математики, а я ненавижу математику, к тому же эти уроки совпадают по времени с австралийской мыльной оперой «Соседи», которую сейчас показывают по телику. Не могли бы Вы приехать к нам и прострелить нашему директору голову, чтобы мне больше не приходилось ходить в школу? С огромной любовью, Денис.

Дорогой Денис, я бы и рад был помочь Вам, однако ходить в школу — Ваш долг. Я знаю, Вам, учителям, платят очень мало, и все же большое число детей надеется на то, что Вы поможете им справиться с выпускными экзаменами, а потому крепитесь и продолжайте преподавать Ваш предмет.

Дорогой кузен Стивен, я безработный комментатор соревнований по пинболу на закрытых кортах. На прошлой неделе я нашел на моем чердаке картину. На ней стоит подпись «Ван Гог», и я оценил ее в двадцать пять миллионов фунтов. Как вы думаете, должен ли я продать ее? Она так хорошо смотрится над моим камином, что мне страх как не хочется расставаться с ней. А жена говорит, что я слабоумный. Что Вы мне посоветуете? Ваш Пребывающий в недоумении.

Дорогой Пребывающий в недоумении. Человек, доживший до Ваших лет, претерпевает множество изменений. У него ломается голос, на теле его вырастают новые волосы — и в самых неожиданных местах. Все это вполне естественно и не должно так сильно Вас расстраивать. Я возвращаю Вам фотографию; честно говоря, впечатление она производит и вправду странноватое, но ведь каждый из нас не без странностей. И должен признаться, я не знаю ни одного человека, обладающего таким, как у Вас, сходством с Эстер Ранцен. [Эстер Луиза Ранцен (р. 1940) — английская журналистка и ведущая телевизионных программ.]

Вот и все, на что мне удалось выкроить время на этой неделе. На следующей я собираюсь переговорить с Горбачевым: а ну как нам с ним удастся избавить мир от ядерного оружия? И как знать — еще через неделю я могу оказаться и в вашем городе! Так что будьте поосторожнее на улицах!!!