Перед шатром имелся помост, сколоченный из грубых досок и чурок, похожий на эшафот, на котором стоял, возвышаясь над толпой, зазывала. Мегафона у него не было, но он и без него орал не хуже корабельной сирены, резким гнусавым голосом приглашая желающих.

— Три раунда! — взывал он. — Тому, кто выстоит три раунда против Чемпиона в маске, он откроет свое лицо и заплатит пять долларов.

Неподалеку переминался с ноги на ногу и сам Чемпион в видавшем виды сером халате и маске, представлявшей собой сомнительной чистоты мешок с тремя дырками. Чемпион был высок и мускулист, но явно потерял форму. Вызывающим взглядом, потряхивая плечами, он обводил мужскую часть собравшейся толпы, ища достойного соперника.

— Ни одного поражения! — горланил зазывала. — Ни разу не снял маску! Найдется среди вас смельчак, кто заставит его показать лицо? Наверное, нет. Я вижу, здесь собрались одни дамы.

Кое-кто из мужчин неодобрительно заворчал, и крикун продолжил подзуживать публику. Лицо его выражало полное презрение, голос звучал насмешливо.

— Ты! — Чемпион вдруг выбросил вперед руку, ткнув пальцем в одного из зрителей. — Давай сразимся? — предложил он едва слышным, хриплым пропитым голосом. — Попробуй-ка уложи меня!

Выбранный им противник, подняв вверх руки, замотал головой, и тогда Чемпион перевел взор на другого мужчину.

Элизабет озорно подтолкнула Себастьяна локтем.

— Давай, Себастьян, иди. Он ведь к тебе обращается. Говорит, что нос тебе утрет.

На мгновение показалось, что побитый молью Чемпион в нечистой маске действительно бросает вызов ему. Себастьян, старательно отводя глаза от боксера, повернулся к Элизабет.

— Ошибаешься, — произнес он.

Тем временем Чемпион, отвернувшись от них, подзадоривал следующего.

— Ни разу не видела боксерского поединка, — призналась Элизабет.

Себастьян удивленно посмотрел на нее:

— Хочешь посмотреть?

Она промолчала. Только когда жена ответила на его взгляд, в зрачках ее вспыхнули странные искорки, словно призывая его откликнуться на намек, высказанный ею и оставшийся им незамеченным. Подобное выражение глаз Себастьян видел у нее и раньше. Обычно оно значило начало пути, ведущего к чему-то сугубо личному, тайному. Правда, Бекер никогда не замечал, чтобы оно выражалось столь явно, особенно при посторонних.

Прежде чем Себастьян успел сказать что-то еще, по толпе пронесся одобрительный гул.

— Ура! Наконец-то нашелся претендент! — возвестил зазывала. — Как тебя зовут, парень?

Себастьян сразу подумал, что это подставное лицо, но проталкивавшийся из толпы молодой мужчина, в окружении друзей того же возраста, казался местным жителем.

— Генри Кинан! — выкрикнул он и, передав одному из друзей шляпу, направился в шатер, на ходу стягивая пиджак.

— Отлично! Давайте поприветствуем смельчака Генри Кинана! — воскликнул зазывала.

Окинув противника быстрым взглядом, Чемпион нагнул голову и быстро исчез за пологом шатра.

— Заходим! Заходим внутрь! — приглашал глашатай. — Прошу не плевать, не играть в карты, не рваться на ринг. Нет-нет, дети сюда не допускаются. Малыш, беги скорее к папе.

Элизабет продолжала лукаво смотреть на Себастьяна, словно поддразнивая его. Все разом метнулись ко входу в шатер, началась давка, Себастьяна и Элизабет будто набегающим потоком толкало со всех сторон.

Себастьян кое-что повидал в этой жизни. Он был совершенно уверен, что зрелище окажется для Элизабет совсем не соответствующим ее представлению. Но как он мог все объяснить, не дав в то же время повода почувствовать, что разговаривает с ней как с ребенком?

Он наклонил голову, словно говоря: «Почему бы и нет? Посмотрим, если хочешь». Поддавшись общему настроению, они влились в общий поток.

* * *

Внутри шатер выглядел мрачно и убого, будто палатка базарного оценщика скота. Вокруг ринга стояли несколько рядов шатких на вид лавок, уже почти заполненных зрителями. Себастьян и Элизабет с трудом нашли два места в центре одной из них. Себастьян боялся, что его супруга окажется среди всех единственной женщиной, однако ошибся — женщин в шатре собралось довольно много.

Молодой претендент находился на ринге. Рукава его рубашки были закатаны. Зазывала вручил ему пару изрядно потертых перчаток, и его друзья помогали шнуровать их. В противоположном углу Чемпион в маске в одиночестве снимал халат. В секунданте он не нуждался, а все его помощники шустро обходили ряды, собирая деньги.

Под халатом на Чемпионе обнаружилось длинное трико, высокие ботинки, тонкая шерстяная майка и мешковатые боксерские трусы. Ближайшее рассмотрение подтвердило первое впечатление Себастьяна — тело боксера оказалось крупным, мускулистым, но запущенным. Находился он не в лучшей спортивной форме. Он трогательно и неуклюже, совсем по-домашнему, сложил халат, повесил на стул и расправил складки, словно у него не было другого и этот единственный нуждался в особой заботе. Себастьяну вдруг подумалось, что скорее всего и запасной «маски» у него тоже нет. Она скрывала всю его голову, оставляя открытыми только глаза и рот.

Пока боксеры готовились, по рингу взад-вперед вышагивал все тот же зазывала, развлекая зрителей разговорами. В задачу его входило держать публику в постоянном напряжении — бизнес требовал, чтобы шоу ни на секунду не затихало.

— Человек в маске дрался на лучших рингах, — голосил он, — перед президентами и коронованными особами Европы. Он объехал весь мир и ни разу не был побежден. Особую ненависть он испытывает к мужскому населению Пенсильвании — оно, по его мнению, является сворой жалких гнусных старух. Чемпион утверждает, что подобных здешним слизняков и жлобов он не встречал нигде на свете.

Как и предполагалось, мужчины живо откликнулись на разъяснения громким и злобным ворчанием. В результате атмосфера в шатре еще больше накалилась. Зрелище открывалось странное — представители среднего класса Филадельфии вопили и улюлюкали не хуже фермеров на петушиных боях. Себастьян искоса посмотрел на жену. Она слегка покраснела, во всей ее позе чувствовалось напряжение — ничего не пропуская, она внимательно следила за происходящим.

Бекер был уверен, что бой на ринге пройдет по обычному сценарию. Профессионал сталкивался с множеством соперников, по нескольку раз на дню, и давно уже все отрепетировал. Его теперешний противник, парень явно энергичный и напористый, едва ли доставит ему много хлопот. Боксер поиграет с ним ровно столько, чтобы не оставлять зрителей, заплативших за шоу, недовольными, заставит их поверить в честный поединок, а в середине третьего раунда отправит противника в нокаут. Нахрапистого паренька унесут с почетом и с внушающей уважение мужской травмой — фонарем под глазом. С завтрашнего дня он станет на несколько недель героем дня и будет часто рассказывать в барах о своем бое с Чемпионом. А сам Чемпион вернется ко входу в шатер дожидаться очередного глупыша.

Конечно, парень может продемонстрировать определенное мастерство, оказать достойное сопротивление и представить серьезную угрозу для профессионала. В этом случае в его интересах будет быстрее уложить паренька на пол, лишив ненужных иллюзий. Такой поворот, разумеется, не понравится зрителям. Ну и что? Покричат они покричат, да и уйдут, а на их место явятся другие.

Все были готовы к поединку — и соперники, и зрители.

— Три раунда! — возвестил зазывала, исполнявший теперь роль рефери. — Лондонские правила.

Затем, нагнув голову, он что-то тихо сказал противникам. Чемпион в маске кивнул, парень несколько раз нетерпеливо подпрыгнул.

Зазывала снова возвысил голос:

— Джентльмены, бокс!

Он спрыгнул с ринга, как только противники начали сходиться.

Шум поднялся оглушительный. Боксеры кружили по рингу. Друзья Генри Кинана находились рядом и кричали громче всех. Кинан сделал несколько выпадов, но профессиональный боксер оставил их без ответа. Даже не пошевелился. Когда вдруг парень нанес ему боковой удар, опытный боец закрылся плечом, ни на дюйм не изменив стойки.

Дружки Кинана заорали еще громче. Себастьян покосился на Элизабет. Та, казалось, затаив дыхание следила за поединком.

Соперники продолжали кружить по рингу, бывалый боксер ступал тяжело, как бык, а Кинан с каждой секундой все больше смелел. Чемпион не впечатлял своими действиями, однако Себастьян понимал, насколько тот опасен, и не взял бы на себя смелость сразиться с ним. Подобная мысль, однако, явно не приходила в голову Кинану — флегматичность и неуклюжесть движений Чемпиона, казалось, вводили его в искушение выказать излишнюю самоуверенность.

Кинан красовался перед своими дружками, играл на публику, напрасно расходуя энергию. Он провел несколько пустых ударов, нисколько не обеспокоивших профессионала, и один удачный, в голову, довольно чувствительный. Чемпион не пошатнулся, но отступил назад, оказавшись вне пределов досягаемости Кинана, и ушел в глухую защиту, плотно закрывшись перчатками. Он втянул голову в плечо, словно пытаясь получше защитить ее, показывая таким образом публике, что прямой в голову, проведенный Кинаном, ошеломил его.

У ринга группа поддержки Кинана вовсю надрывала глотки. Тот, усмехнувшись, кивнул друзьям и, поводя плечами, ринулся на Чемпиона закреплять свое мнимое преимущество.

И сразу же попал на правый боковой. Перчатка Чемпиона вылетела словно из пустоты, будто камень на веревке, и крепко припечаталась к челюсти Кинана. Тот на секунду застыл, и тут же последовал левый боковой, столь же быстрый, сколь и мощный. Голова Кинана сильно дернулась.

Один из ударов, трудно сказать какой именно, расквасил ему нос. Пошла слюна, а затем полилась кровь. Кинан зашатался — казалось, что вот-вот он упадет, — но чудом ему удалось удержаться на ногах. Чемпион кружил вокруг него, готовый повторить атаку, одновременно продолжая плотно защищать голову, словно опасаясь ответного удара.

Повернувшись к Элизабет, Себастьян заметил, что краска с ее лица схлынула. Аттракцион действительно не соответствовал ее представлению. Себастьян обеспокоился, но почувствовал и облегчение, что супруга оставалась той же, которую он знал.

На ринге Чемпион в маске обрушил на своего противника еще один холодный жестокий удар. Генри Кинан закачался, на этот раз потерял равновесие и опустился на одно колено. Сейчас же на ринге появился зазывала и, вскинув руки, встал между боксерами.

— Первый раунд закончен! — провозгласил он.

Профессионал легкими шагами отправился в свой угол. К Кинану подлетели двое его приятелей и, подхватив под руки, поволокли отдыхать. Все вокруг Себастьяна и Элизабет вскочили, крича и жестикулируя. Толпа впала в неистовство. Всего несколько часов назад зрители были добропорядочными христианами, стояли в церквях, но стоило только им сделаться свидетелями грубого спортивного зрелища, как они сразу же превратились в диких пещерных варваров.

Элизабет ответила на вопросительный взгляд Себастьяна вымученной улыбкой. Он подумал, что жена достаточно насмотрелась. Они обвели глазами шатер в поисках выхода и обнаружили, что их отделяет от него плотная, возбужденно орущая толпа. Все были по-праздничному одеты, но поведением и криком, походившим на лай, напоминали диких псов, почуявших запах крови.

На ринге появился зазывала.

— Джентльмены! Второй раунд! — объявил он и сразу же соскочил вниз.

Генри Кинан, немного пришедший в себя, со злобным криком двинулся на Чемпиона. На рубашке его алели пятна крови, глаза сверкали бешенством. Его противник, наглухо закрывшись, был готов отразить любой его выпад. Однако Кинан не собирался работать руками. Отбросив лондонские правила, он, бросившись вперед, ударил Чемпиона головой в лицо.

Профессионал зашатался и начал отступать к канатам. Зазывала взлетел на ринг, пытаясь остановить Кинана, но тот лишь отмахнулся от него и кинулся на Чемпиона усиливать преимущество. Сломав его защиту, Кинан несколько раз пнул его ботинком по ногам, после чего, под одобрительный рев друзей, принялся избивать, нанося удары куда попало. Зазывала, подскочив к Кинану сзади, обхватил его и потащил в угол. Чемпион рухнул на колени. Он попытался подняться, но движения у него вышли слабые.

Элизабет прикрыла глаза рукой в перчатке. Себастьян коснулся ее плеча. Какой бы густой ни была толпа, отделявшая их от выхода, он решил во что бы то ни стало вывести жену из шатра.

— Пойдем, — твердо произнес он, и она согласно кивнула. Они поднялись, и Себастьян, двигаясь впереди, повел жену к выходу.

На ринге Чемпион в маске попробовал встать, и это ему удалось. Ухватившись перчатками за канаты, он прижался к ним. Пока он жадно хватал ртом воздух, зазывала, вцепившись в Кинана, не давал ему продолжить избиение. Однако приятели его оказались тут как тут. Они, выскочив на ринг, оттащили зазывалу, освобождая товарища. Толпа взревела, изо всех углов шатра повылезали и начали пробиваться к рингу за новыми неприятностями бродяги и пьянчуги, решив за свои кровные урвать удовольствия побольше.

Никто не обращал внимания на Себастьяна и Элизабет. Он, отбросив вежливость, поскольку слова стали бесполезными, начал проталкиваться к выходу.

Когда они добрались до скамеек, Элизабет привалилась к его плечу и произнесла:

— Все было не так, как я предполагала.

— Я знаю, — ответил Себастьян. Он обнял ее, ограждая от толчков. — Правда, в сравнении с тем, что доводилось видеть мне — какие дикости люди могут творить по отношению друг к другу, — уверяю тебя, это ничто.

На ринге творилось нечто ужасное. Дружки Кинана удерживали глашатая за руки. Сам Кинан пересек ринг и подошел к Чемпиону в маске. На мгновение всем показалось, что он снова набросится на него, но вместо этого он положил одну руку на его плечо, а другой, схватив маску, одним рывком сдернул.

Лишь только маска слетела с головы боксера, толпа ахнула. С маской исчезли и все тайны, которую она и порождала, и скрывала. Лицо боксера представляло собой кровавое месиво. Кинан поднял над собой кусок рогожи и, выставив ее напоказ, словно голову врага, торжественно обошел ринг. Боксеру, казалось, было совершенно все равно, в маске он или нет.

Редкую красоту рогожа определенно не скрывала. Коротко подстриженные волосы мышиного цвета, морщинистое, словно маринованное в джине лицо, опухшие глаз и щека, куда пришелся удар Кинана. Боксер продолжал неподвижно стоять, опершись перчатками на канат, грудь его высоко вздымалась и опускалась. Он будто ждал, пока стихнет шум, или приходил в чувство.

Возле скамеек, оберегая от толчков Элизабет, Себастьян непроизвольно взглянул на ринг.

— Не может быть! — выдохнул он. — Сэйерс?

Глава 3

Боксер напоминал едва державшегося на ногах человека, пережившего железнодорожную катастрофу. Но чем больше Себастьян рассматривал его, тем сильнее росла в нем уверенность. Бекер забыл о жене, и только когда Элизабет произнесла его имя, вспомнив о своем долге, переключил внимание на обеспечение ее безопасности.

На улицу они выбрались в тот момент, когда к шатру подъехала охрана парка. В штате парка состояло примерно двадцать человек, задача которых заключалась в поддержании порядка. Стандарты благопристойности были установлены высокие. Уж если охранник имел право выпроводить из парка мужчину, шедшего без пиджака или без галстука, то за побоище, способное закончиться массовыми беспорядками, наказание предполагалось суровое. Себастьян и Элизабет были не единственными посетителями, покинувшими шатер, но все выходящие, очутившись на улице, в ярком дневном свете, принимались отчаянно моргать, щуриться и морщиться, словно явились из мрака, где увидели ночной кошмар.

Чета Бекеров не стала задерживаться у шатра, а сразу направилась к озеру. По времени Фрэнсис с Робертом уже должны были ожидать их там. Элизабет выглядела растерянной и оцепенело двигалась рядом с мужем. Минут десять она шла, не проронив ни слова об увиденном ими поединке. Честно говоря, она вообще ни о чем не заговаривала. Только когда она заметила Фрэнсис и Роберта, у нее вырвалось слабое: «Ах, вот и они».

Мысли Себастьяна прыгали и плясали, внешне же он оставался спокоен. Он ожидал, что Роберт начнет капризничать, когда объявил об окончании праздника, но мальчик промолчал. Фрэнсис его слова озадачили; Элизабет, услышав Себастьяна, облегченно вздохнула.

Он проводил семейство до остановки на Истон-роуд, усадил на трамвай, всем своим видом показывая, что сам ехать домой не собирается.

— Элизабет, я не могу сейчас ничего объяснить, — проговорил он в открытое окно, стоя на платформе. — Мне нужно остаться. Расскажу все по возвращении.

— Себастьян, это как-то связано… — спросила она.

— Нет-нет, — заверил ее Себастьян. — Ничего общего с делом братьев-ирландцев. Совсем другая, очень старая и долгая история. Прости, мне нужно идти.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Фрэнсис.

— Я увидел здесь одного человека, и теперь должен вернуться и найти его, — ответил он, глядя поверх плеча Элизабет.

— Кто он? Откуда? — попыталась узнать жена.

— Знакомый. Давнишний. Я встречался с ним еще в Англии. Извини. — Он беспомощно развел руками и отступил от вагона. Кондуктор дал сигнал, и трамвай тронулся. — Я скоро приеду, — бросил Себастьян. — До встречи.

* * *

Вернувшись к боксерскому шатру, он нашел его опустевшим — аттракцион был закрыт. Лежащий между двумя стульями шест у входа служил временным заградительным барьером. Себастьян перешагнул через него и вошел, оставив за спиной веселье центральной части парка.

Лавки внутри шатра стояли пустыми, ринг был сложен на полу. Себастьян надеялся, что кто-нибудь проводит его, но ни единой живой души не встретил. В дальней стене шатра он приметил выход и направился к нему.

За выходом находился сшитый из парусины туннель, который вел из большого шатра в шатер поменьше. Пол в туннеле устилали жесткие циновки. Когда Себастьян шел по нему, с улицы доносились собачий лай и людские голоса — это в центральной части парка давал представление маленький собачий цирк.

Шатер поменьше использовался в качестве раздевалки и гримерной. Там стоял небольшой стол из нескольких широких, гладко обструганных досок, уложенных на два бочонка, на котором находилось зеркало в раме со стертой позолотой. Некогда оно могло вызвать восхищение. Теперь, лишенное серебра и местами с отбитой рамой, это была никому не нужная рухлядь.

Под стать мужчине, пристроившемуся рядом с ним.

Боксер сидел на стуле из гнутой древесины, который, как и зеркало, выглядел так, словно, прослужив долгий век в лучшем месте, перенес пожар. Мужчина в длинном грязном халате то и дело наклонялся над эмалированной миской, обмакивал туда руку с тряпкой, после чего сильно прижимал ее к опухшему лицу. Перчаток на нем уже не было, но бинты он не снял, словно готовился к новому бою.

На изгибе рамы болталась маска, грязная и сильно помятая. Она, видимо, пережила трудные минуты — похоже, ее долго швыряли по углам и топтали ногами. Себастьян отметил, что мужчина не услышал, как он вошел.

Откашлявшись, Бекер произнес:

— Мистер Сэйерс.

На мгновение ему показалось, что и попытка представиться тоже осталась неуслышанной, однако через минуту человек, отражавшийся в зеркале, отложил компресс и медленно повернулся на стуле.