— Пожалуйста, не шумите, — взмолился Сэйерс. — Подумайте о нашей репутации!

Молчун и его жена втащили Каспара в тамбур. Рикс и коверный подхватили его за плечи и, взяв затем под руки, поволокли по вагону. Сэйерс запоздал со своими предостережениями — редкие пассажиры, гулявшие по платформе, и те, что сидели в других вагонах, уже давно наблюдали за перемещением странного и жутковатого трио. Хохотали железнодорожники на мосту над платформами. Из зала ожидания вышли несколько пассажиров, привлеченные внезапным шумом.

Очутившись в тамбуре, Каспар пошатнулся и, если бы Молчун и Немая, вскинув руки, не толкнули его, вывалился бы на платформу. Вслед за Каспаром они взобрались в вагон, железнодорожный служащий захлопнул за вошедшими дверь, кондуктор дал свисток, и поезд тронулся.

В середине платформы Сэйерс разглядел Брэма Стокера, стоявшего рядом с представителем железнодорожной компании. Он сумел как-то убедить Купера задержать поезд на целых десять минут. Сэйерс благодарственно помахал Брэму, тот увидел и поднял в ответ ладонь.

Затем Сэйерс захлопнул окно и отправился разбираться с Джеймсом Каспаром.

Большинство актеров разбрелись по своим купе и улеглись на полки. Каспар прилип к дверной ручке и болтался из стороны в сторону. Его немногословные спутники пытались оторвать Каспара от нее и втолкнуть в купе. Сэйерс пошел к ним. С каждым шагом гнев его нарастал.

Однако прежде, чем он приблизился к ним, из своего купе снова выскочила Луиза. Она не видела Тома, потому что смотрела в сторону Каспара. Все ее внимание было занято им. Поезд набирал скорость, вагоны покачивались, ноги молодого героя-любовника разъезжались, но, видимо, он начинал приходить в себя и как-то умудрялся сохранять равновесие.

— Мистер Каспар, — негромко позвала его Луиза. — Вам нездоровится?

В голосе ее не было ни капли иронии, в нем звучала абсолютно искренняя забота. Каспар разогнулся и в этот момент выпустил ручку, за которую держался. Он поднял вверх указательный палец, словно на него снизошла некая потрясающая мысль, которую он и собирался немедленно высказать.

Однако поделиться ею он так и не успел — дверь перед ним открылась, Каспар сделал шаг вперед и рухнул в купе, как срубленное дерево. Лишь только он исчез из поля зрения Луизы, дверь захлопнулась и лязгнула опущенная штора на окне. Все это произошло с совершенно невероятной скоростью.

Склонив голову, Луиза засеменила к закрытой двери, подняла было руку, чтобы постучать, но остановилась.

— Мистер Каспар, — проговорила она. Из-за двери до ушей ее долетел какой-то шум, напоминавший то ли кашель, толи позывы на тошноту. Молчун и Немая переглянулись и попятились. Заслышав за спиной шаги, Луиза обернулась и только сейчас увидела Сэйерса.

— Я даже не знаю, чем ему можно помочь, — пролепетала она.

— Идите к себе, мисс Луиза, — отозвался Сэйерс. — Пожалуйста.

Звук в купе становился все громче и явственнее.

— А вдруг ему нужен врач? — предположила Луиза.

— Вот уж не думаю.

Она опустила голову. Взгляд ее упал на появившееся под дверью и медленно растекавшееся по полу пятно красноватого оттенка. Оно медленно увеличивалось в размерах, а жидкость темнела и густела.

Сэйерс не знал, что сказать. Впрочем, говорить ему и не пришлось — глаза Луизы закатились, голова откинулась, и она погрузилась в глубокий обморок. Но прежде чем Луиза ударилась об пол, Сэйерс не раздумывая, сам удивляясь своей быстроте, подхватил девушку и прижал к себе словно маленького ребенка, нуждающегося в опоре и защите.

Том замер. Луиза припала к нему всем телом, голова ее приникла к его плечу, аромат волос, коснувшихся его лица, кружил голову. Он чувствовал себя точно так же, как в тот раз, когда впервые танцевал с девушкой, только сейчас ощущения были сильнее. Да и танцевал он тогда с одной из своих тетушек, поэтому прикосновение к Луизе оказалось для него полной неожиданностью.

— Неси ее сюда, — прозвенел в коридоре голос Уитлока. Сэйерс вскинул голову, обернулся и увидел, как директор в дверях своего купе машет ему рукой, приглашая войти. С величайшей осторожностью, стараясь не покачиваться вместе с вагонами — поезд шел на полном ходу, — Сэйерс понес Луизу. Одна из туфель соскользнула с ноги, но Сэйерс не стал поднимать ее. Том двигался медленно, шаркая по полу, стараясь сохранять равновесие, и все продолжал прижимать к себе Луизу. Он ощущал тепло ее тела.

Как только Сэйерс внес Луизу в купе, Уитлок позвал швею:

— Миссис Ригглсворт!

Та тут же появилась перед ним.

— Принесите нюхательной соли, — попросил Уитлок.

Швея мгновенно исчезла.

Гусси вернули в корзинку, а на сиденье устроили мисс Портер. Пока Уитлок встряхивал пузырек, швея гладила руку девушки. Сэйерс встал поодаль, смущенный, но довольный происходящим, хотя и понимал, что должен чувствовать себя иначе. Ощущение Луизы, прижатой к его груди, не проходило.

— Сейчас, сейчас, дитя мое, — пробормотал Уитлок, когда Луиза, понюхав соли, стала понемногу приходить в себя. — Все будет хорошо.

— Не понимаю, — прошептала она оцепенело, отчаянно моргая.

— Молодой мистер Каспар серьезно скомпрометировал себя.

— Он умирает? — спросила она.

— Не сомневаюсь, к утру он утвердится в мысли, что обязан покинуть нас.

— Но там же была кровь.

— Какая кровь?

— Под дверью.

— Сэйерс? — Уитлок вопросительно посмотрел на своего заместителя.

— Никакой крови там не было, — ответил тот, презрительно скривив губы. Он решил не щадить Каспара. Да и Луизу отчасти тоже. «Пусть она узнает, кому симпатизирует», — подумал он и продолжил: — Просто наш герой уронил бутылку дешевейшего портвейна.

— Не будем больше развивать эту тему, — предложил Уитлок. — Прошу всех присутствующих… — Он обвел взглядом купе, останавливаясь на каждом лице. — Всех, — повторил он, — хранить молчание о случившемся. Я не так часто обращаюсь к вам с подобной просьбой, поэтому надеюсь, что вы ее выполните. Деталей рассказывать не стану, но я знал отца мистера Каспара. Они долгое время не видели друг друга, жили в разных местах. Ребенком Каспар имел необузданный характер. Все считали его душу потерянной. Его отец поставил себе целью возвратить ее Богу, но умер в самом начале своего пути. Я поклялся, что доведу его работу до конца. Всю свою душу вложу в выполнение этой благородной миссии. — Здесь он пристально посмотрел на Сэйерса. — Не судите Каспара слишком скоро и строго. Наступит день, и вы увидите в нем хорошее. Точно так же как сейчас вижу я. Ему многое пришлось преодолеть. А сколько трудностей ожидает его впереди!

— Какая трогательная история, мистер Уитлок, — заметила Луиза, и Сэйерс почувствовал, что сердце у него неприятно екнуло.

Уитлок принял ее комплимент легким грациозным наклоном головы. Сэйерс с нахмуренным лицом выслушал директора, не поверив ни единому его слову. Он слишком хорошо знал и его натуру, и его актерское мастерство, поэтому мог безошибочно определить, когда тот говорит искренне, а когда играет на публику. Однако он предпочел смолчать.

Прошло несколько минут, и Луиза почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы удалиться в свое купе. Сэйерс подумал было остаться и снова попробовать уговорить Уитлока изгнать Каспара, но тот суровым взглядом дал ему понять о своем нежелании говорить об этом. По крайней мере не здесь и не сейчас.

Сэйерс вышел от Уитлока, закрыл за собой дверь. Ему казалось вполне естественным, что Луиза, девушка наивная и непосредственная, верит только хорошему о людях. Будь Каспар действительно лучше, Сэйерс бы места себе не находил от глубоких переживаний; ему оставалось надеяться, что мерзавец открыто проявит свою гнусную натуру, которую так тщательно скрывает, тогда Луиза все увидит и сделает соответствующий вывод. До той поры и у самого Сэйерса появится немало возможностей продемонстрировать свои лучшие качества.

Он рассчитывал, что любая женщина, в конце концов, предпочтет мужчину надежного, благородного и преданного.

В коридоре было пусто. Швея подняла упавшую с ноги Луизы туфлю. Актеры разбрелись по своим местам.

Лишь чья-то одинокая фигура маячила впереди.

Немая ползала по полу на четвереньках возле купе Каспара. Рядом с ней стояло ведро с водой, в руке она держала куски рогожи, которыми счищала пятна у двери.

Она подняла голову, встретилась взглядом с Сэйерсом. Выражение ее лица не изменилось. С полминуты она безучастно, словно в забытьи, смотрела на него, покачиваясь в такт поезду.

Сэйерс повернулся и побрел к своему купе, где на соседней полке уже спал коверный. Немая, опустив голову, продолжила тереть пол.

Глава 7

На следующий день, примерно за час до полудня, на территорию аукциона вошла группа мужчин. Трое из них были в полицейской форме, двое — в штатском. Впереди всех шествовал начальник местного управления полиции Тернер-Смит, человек впечатляющего вида — высокий, крупный, с широкими армейскими усами, сабельной раной на лице и толстой тростью в руке. Несмотря на хромоту, двигался он так быстро, что остальные едва поспевали за ним.

Они пересекли арену, куда торговцы выводили для показа скот, и направились прямо к бойне. Из ближайших к ним стойл послышалось блеяние и мычание. Торги начались с первыми лучами солнца и были в самом разгаре, но как только полицейские вошли в ворота, все прекратилось, сами торговцы вместе с аукционистом куда-то исчезли, а рабочие принялись, лихорадочно работая метлами и лопатами, счищать грязь вперемешку с навозом и выбрасывать за стены.

Тернер-Смит заметил в стороне приближавшуюся фигуру и, изменив курс, пошел навстречу.

К ним шел молодой мужчина лет около тридцати, темноволосый, с широким лбом и умными карими, как у испанца, глазами. Одет он был в черный костюм.

— Итак, Бекер, что тут у вас? — спросил Тернер-Смит.

Себастьян Бекер, самый молодой из инспекторов в городском полицейском управлении, зашагал рядом с Тернер-Смитом, показывая дорогу.

— Сэр, нам лучше поговорить с мастером участка забоя скота, — ответил Бекер. — Он ждет наверху.

— У них тут и лестницы есть? Какие талантливые животные, умеют по ступенькам ходить, — съехидничал Тернер-Смит.

— Нет, сэр, лестниц здесь нет, — поправил шефа молодой детектив. — Они используют наклонный пандус. Иначе бы они просто спустились и принесли сюда улики. Забой скота идет на первом этаже, а разделывают туши уже на втором.

— Подъем я как-нибудь да преодолею, Себастьян, а вот вонь… Точно на живодерне, черт подери. За столько лет работы никак не могу привыкнуть к подобным ароматам.

— Да, запашок тут действительно жуткий, — невозмутимо сказал Бекер, так и не решив, улыбаться ему начальственной шутке или нет.

Вся группа, с Бекером во главе, углубилась в выбеленный переход, который вывел их с аукционной площадки к самому сердцу скотобойни.

Лишь только они оказались в переходе, один из детективов толкнул Бекера плечом, чуть не сбив с ног.

— Извини, приятель, — буркнул детектив, даже не взглянув на Бекера, тоном, не предполагавшим сожаления.

Себастьян знал — коллеги его недолюбливают. В полиции продвижение по службе зависело от возраста и от проработанных лет, а не от мастерства или преданности профессии. Потому и рвение, которое демонстрировал Себастьян, его сослуживцами не приветствовалось.

— Ничего страшного, — ответил он.

Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Труд на бойне был тяжелым. Действовать немногочисленным рабочим приходилось быстро. Животные выходили из своих стойл неохотно, зачастую их оттуда попросту выволакивали за веревки, подгоняя палками; очутившись в маленьком закутке, среди забойщиков, облаченных в кожаные шляпы и фартуки, они начинали вырываться и бодаться, грозя проткнуть рогами или лягнуть копытом всякого, кто находился рядом. В эту минуту к животному подбегал забойщик с громадной кувалдой и с силой опускал ее на голову жертве. Животное не успевало упасть, как возле него уже суетились другие забойщики с ножами в руках. Одни перерезали ему горло, другие начинали сдирать шкуру.

Пока полицейские двигались к подъему, мясники перерубали животному жилы на задних ногах, подвешивали тушу на крюк и цепной лебедкой поднимали на второй ярус. Кровь лилась из туши как из ведра, уходя через зарешеченные сливы вниз, где собиралась в огромные чаны. Запах ее пропитывал весь густой воздух.

На втором ярусе стояли обнаженные по пояс люди. Одни свежевали туши, другие вытягивали из них внутренности, третьи чистили их. Всю грязь сваливали в большие кровавые кучи, которые, расползаясь и растаптываясь, покрывали часть пола темно-красной слизью. Поднимаясь, Себастьян оглянулся и заметил, как один из полицейских, слегка пошатнувшись, достал из кармана платок и прижал к носу. Полицейских не смущало само зрелище, они видывали и не такое, а вот несусветную вонь перенести мог не каждый из них. Себастьян повернулся к Тернер-Смиту — тот казался невозмутимым.

Себастьян догадывался, почему никто не попытался перехватить у него это расследование. Другие детективы считали его грязным и не обещающим особых наград. Если бы он не вызвался сам, дело о странной находке на бойне все равно поручили бы ему. Так всегда случалось — все самое бесславное коллеги Себастьяна, ехидно посмеиваясь, под любым предлогом спихивали на него. Труп бездомного или беспризорника найдут в сточной канаве — Себастьяна отправляют туда, а потом с неделю ходят мимо, зажимая носы и жалуясь на идущий от него нестерпимый запах.

Он давно привык к такому. Притерпелся и к насмешкам, и к недружескому отношению. Не жаловался. Гибель ничтожнейшего человека, никому не известного нищего, Себастьян считал трагедией, пусть и незаметной для других. Ведь кто-то же должен был хотя бы установить имя погибшего, составить отчет о причине смерти, описать если не последние дни, то последние минуты его пребывания на земле, какими бы они ни были — радостными или печальными, одинокими или нет.

Наибольшее внимание Бекер обращал на тех, кто умер насильственной смертью.

В этих случаях Себастьян с особой тщательностью вел расследование, не упуская ни малейшего обстоятельства, имеющего отношение к делу, выискивая самые незначительные улики. Пробыв на бойне всего несколько минут, он вдруг почувствовал, что в деле, за которое взялся, помимо обычных неприятностей, ему предстоит столкнуться со странными неожиданностями. Бегло осмотрев улики, он тут же настрочил письмо в управление полиции, директору Тернер-Смиту, человеку даже для многих полицейских недосягаемому. Тот, отлично зная, что Себастьян по пустякам беспокоить его не станет и в душе симпатизируя настырному смекалистому детективу, немедленно отложил все текущие дела и отправился на скотобойню. Его беспрецедентный, по мнению детективов, поступок привел всех в изумление.

Наверху их ожидал старший забойщик, громадных размеров бородач с платком на голове, делавшим его похожим на пирата. Образ дополнял кожаный пояс поверх фартука, за который был засунут длинный ноже когда-то широким лезвием, но от частого использования сточившимся до ширины бритвы.

Себастьян объяснил шефу:

— После того как с туш сдирают шкуру и очищают от внутренностей, они поступают сюда.

У длинной вереницы деревянных мясницких колод копошились мужчины и женщины. Худые, выглядели они крайне измотанными. Вонь здесь стояла страшная. Тошнотворное зловоние и пары крови пропитали воздух, превратив его в кровавый туман; с потолка свисали широкие полоски миткаля, пропитанные клеем, но толку от них было не много. Когда-то белая ткань покрылась бурыми и серыми пятнами налипших на нее мух.

— Здесь сортируют требуху, — сказал Себастьян.

Они прошли дальше, к рядам столов, соединенных по три. Здесь трудилась низшая каста рабочих бойни, чистильщики, освобождавшие внутренности от фекалий и червей.

Старший забойщик приказал освободить один из столов, нагнувшись, поднял стоявшую под ним плетеную корзину с внутренностями и высыпал их перед полицейскими. Кишки с противным чавканьем шлепнулись и расползлись по крышке стола. Полицейские с недоумением смотрели на их.

На первый взгляд в них не было ничего особенного: обычные внутренние органы животных, ничем не отличающиеся от остальных, большими и маленькими кучками валявшихся по всему этажу.

— Ну и зачем он нам показывает эти кишки? — спросил Тернер-Смит у Себастьяна. — Мы их тут уже достаточно видели.

— Таких — нет, — поправил шефа Себастьян. — Старший забойщик работает здесь уже лет двадцать с лишним и в мясе разбирается. Он утверждает, что это человеческие внутренности.

Глава 8

Англия, северо-запад

1888 год

И был другой день, и другой город, и другой театр. По приезде Уитлок вместе с другими актерами прямиком направился в маленькую гостиницу, а Сэйерс остался на вокзале распоряжаться доставкой имущества в местный театр, носивший название «Принц Уэльский». Своей пьесой труппа должна была сменить помпезный спектакль «Воспоминания о старой доброй Ирландии». Приехав в театр, Сэйерс обнаружил, что переезд прошел более-менее успешно — за исключением мелких поломок в декорациях все было пело, а напились и храпели под сценой только двое рабочих.

В гостинице, где Уитлок занял лучшую комнату, дела обстояли получше. Риксу и его жене, бывшей оперной сопрано, а сейчас актрисе, исполнявшей роли матерей в современных спектаклях и знатных дам в шекспировских трагедиях, достался номер на самом верху. Все остальные расположились в комнатах, отведенных им лично хозяйкой гостиницы, миссис Мак. Рабочие сцены предпочли занять клетушки над пабом, ближе к театру.

До вечернего спектакля в распоряжении труппы оставалось несколько часов, и каждый проводил их по-своему. Одни отправились осмотреть город. Другие собрались в гостиной, где вели ленивую беседу. Третьи предпочли лечь и почитать. Джеймс Каспар, явно безразличный к своему позору, пошел к себе наверх и завалился спать.

Проснулся он за несколько минут до полудня и, переодевшись в пестрый восточный халат, потащился на кухню выклянчивать у миссис Мак чашку горячего чаю. Женщина строгих правил, нечувствительная к лести, похоже, не устояла перед чарами Каспара. Галлифорд слышал, как тот прошел в свой номер вверх по лестнице с чашкой в руке, позвякивая чайной ложечкой. Коверный выскочил из комнаты, чтобы упрекнуть Каспара в недостойном поведении, но он уже успел исчезнуть.

Галлифорд подошел к двери его номера и постучал.

— Входите, если нужно, — отозвался Каспар.

Обстановка в комнате была более чем скудной и ограничивалась металлической кроватью и столиком возле нее. Вся одежда Каспара, обычная и сценическая, была развешана в шкафу без дверей, перед которым лежал огромный чемодан. Каспар, нагнувшись, едва не засунув в него голову, копался, явно что-то выискивая. Не успел Галлифорд закрыть дверь, как Каспар вынырнул из чемодана и распрямился, держа ящичек толстого стекла для хранения продуктов, который во время переездов заворачивал в носок для сохранности.

— Она не спала, — сообщил Галлифорд, наблюдая за действиями Каспара.

Тот поставил шкатулку на стол, придвинул к нему стул. Окинув коверного злобным взглядом, актер продолжил свое занятие. Двигался он с болезненной медлительностью, словно все тело его ныло и стонало. Из кармана он извлек вилку и протер лацканом халата.