Тишину квартиры нарушил громкий телефонный звонок.
Я подскочил и схватил трубку прежде, чем она успела зазвонить второй раз.
— Алло?
— Прием, Юстон, — сказала Имоджен. — Это Орел-1.
На экране моя зеленая жена крепко спала.
— Привет, незнакомка.
Я ждал, что от скачка адреналина голос будет дрожать, но он, на удивление, прозвучал твердо и ровно.
— Давай не будем, у меня мало времени.
— Да нет, я же не в упрек.
— Я предупредила, что не знаю, когда могу звонить.
— Да, я помню, все нормально. Я не… Я просто так сказал.
— Точно?
— Точно. Это вообще мои первые слова за день. Чувствую себя… странно.
— А, ну тогда ясно, — сказала Имоджен из телефона. — Я правда хотела позвонить по возвращении, но мы задержались и в итоге вернулись позже, чем я думала, где-то около трех часов ночи.
Имоджен на экране не подавала никаких признаков пробуждения. Она просто продолжала медленно и глубоко вдыхать и выдыхать… вдыхать… выдыхать…
— Все нормально, я просто чувствую себя немного странно, немного… — Я хотел было сказать «неживым», но не стал. — …абстрактно. Ты тут?
— Алло. Да, тут. Алло?
— Алло. Все, слышу тебя.
— Что ты говорил? Абстрактно?
— Ну да, я будто не совсем здесь. — Я опустил голову. — Похоже, давно на улицу не выходил. Попозже немного прогуляюсь.
— Хорошая идея. Обязательно сходи прогуляйся. Подыши свежим воздухом, купи фруктов.
— Так и сделаю.
— Свежий воздух и фрукты помогают побороть абстрактность — это хорошо известный факт.
— Не слышал такого.
— Серьезно, лучшее средство.
— Тогда надо попробовать.
— Попробуй. А, кстати. Как там с «Тандербердами»?
— Ты про «Капитана Скарлетт»?
— Ага.
— Все отлично. Отправил сценарий, гонорар должны прислать на следующей неделе.
Ложь. Ничего я не отправлял. Никакого гонорара мне не выслали. Я не написал ни единого годного слова. Однако это только моя проблема, так что и разбираться с ней я должен сам, а Имоджен знать об истинном положении дел вовсе не обязательно
— Молодец, Куинн. И что сейчас делаешь?
«Молодец, Куинн». Чувство вины скрутило живот, но я его проигнорировал.
— Алло?
— Прости. Задумался на секунду. Что ты сказала?
— Чем теперь занимаешься?
— Смотрю, как ты спишь.
— О нет. Ты серьезно? Я ворочаюсь? В последнее время мне снятся странные сны.
— Нет, просто лежишь. Спокойно и безмятежно.
— Необычно.
— Ты очень спокойна. И минуту назад набрала девятьсот сорок пять.
— Господи. Сколько?
— Девятьсот сорок пять.
— Погоди, я запишу. Девять, четыре, пять. И я ничего не делаю?
— Совсем. Абсолютно ничего. Ну, дышишь, конечно, а так — ничего.
Имоджен из телефона на мгновение замолчала.
— Забавно. Знаешь, я начинаю беспокоиться, только когда ты называешь мне цифры, а в остальное время кажется, что камера эта… В общем, не особо меня беспокоит, ну, ты понимаешь.
— Ага.
— Хотя нет, знаешь, все-таки беспокоит. Я помашу зрителям рукой.
— Правильно.
— Прямо сейчас машу.
Имоджен на экране крепко спала. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
— Я помашу в ответ, когда увижу, — сказал я.
— Ты просто милашка.
— Спасибо.
— Я правда сильно по тебе скучаю.
— Я тоже. Как прогресс?
— Уф. Туго.
Уже полгода Имоджен находилась на другом конце света. Она работала в составе исследовательской группы, которая искала какое-то маленькое местечко на очень отдаленном острове, где, по их мнению, произошло, как она считала, самое важное событие за всю историю человечества. А поскольку на дворе стоял двадцать первый век, в исследовательском центре установили веб-камеры.
— Но с направлением хотя бы определились?
— Частично. Но они не по прямой шли, так что с траекторией все сложно.
— Ну, если бы было легко, то… Ой, погоди.
— Что?
Имоджен на экране завертела зеленой головой, как будто хотела что-то стряхнуть.
— Тебе что-то снится.
— Вот видишь, я же говорила. Очень странные сны.
— Думаю, ты через пару минут проснешься.
— Ага. Слушай, мне пора. Я постараюсь позвонить завтра, но, если не получится, тогда в среду утром.
— Ладно.
— По моему времени.
— Ладно. Попроси настроить видеозвонки.
— Хорошо. Но Джонни говорит, что мой ноутбук уже не спасти.
— Класс.
— Знаю. Хреново. Но мне правда…
— Я понял. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. И не забудь погулять.
— Обязательно.
— Ну, ладно, пока.
— Пока.
— Пока-пока-пока…
Связь прервал ровный гудок.
Еще несколько секунд я держал трубку у уха, затем вернул ее обратно на базу.
Имоджен на экране нахмурилась и потянула одеяло. Счетчик просмотров неуклонно падал, но как только она начала ворочаться во сне, он стабилизировался. Теперь цифра снова поднялась до девяти сотен.
Я наблюдал, сложив руки на груди.
Имоджен резко проснулась, в панике оглядываясь по сторонам, пока не поняла, где находится. Расслабилась, пришла в себя, потерла лицо руками, приподнялась на локте и оглядела общежитие. Увидев, что никого нет, села на кровати и включила свет.
Зеленый свет мгновенно сменился белым, а потом общежитие заиграло красками. Восемь кроватей, шкафов, столов, ламп, беспорядков — куча признаков человеческого поселения, группы людей, делящих одно пространство.
Моя жена встала в пижаме с кровати и вышла из кадра.
Я ждал.
Почти четыре минуты спустя она вернулась со стаканом воды и громоздким телефоном, за которым тянулся длинный кабель. Она уселась на дальний край кровати, отвернувшись от камеры, набрала номер и приложила к уху трубку.
Я видел только заднюю часть шеи и линию подбородка Имоджен, но этого было достаточно, чтобы понять, что она с кем-то разговаривала: сначала говорила в телефон, а затем слушала.
Через какое-то время она обернулась, удивленно посмотрела прямо в камеру и беззвучно произнесла: «Господи. Сколько?»
Замолчала на мгновение. Затем ее губы зашевелились. «Вау. Погоди, я запишу». Прижимая трубку к шее, она потянулась и сделала пометку на листе. «Девять, четыре, пять», — произносили ее губы, затем она снова отвернулась от камеры, и я не видел, что она сказала дальше. Через секунду она повернулась, и я успел уловить «…все-таки беспокоит».
Я поднял ладонь.
Имоджен помахала в камеру. Ее губы сказали: «Я машу им всем рукой». Она услышала ответ, все еще махая рукой, и сказала: «Прямо сейчас машу».
Я помахал в ответ. Имоджен улыбнулась.
«Ты просто милашка», — артикулировала она, затем отвернулась и продолжила говорить в трубку.
— Стараюсь, — сказал я вслух.
Вскоре после этого Имоджен на экране закончила звонок. Она отняла трубку от уха, нажала кнопку сброса и, бросив последний взгляд в камеру, вышла из кадра.
Я уже вставал из-за стола, как вдруг она вернулась.
На этот раз она подошла очень близко к камере, наклонилась и одними губами произнесла: «Гулять».
И ушла.
6. Легко дается только энтропия
Я подождал еще несколько секунд, но Имоджен больше не появлялась в камере «Общежитие 2». А вот ее слова остались со мной. «Гулять». Хороший совет.
Пройдя на кухню, я поставил кружку на гору грязной посуды в раковине, затем пошарил в стиральной машинке в поисках какой-нибудь не сильно грязной одежды.
Я оглядел кухню: груда тарелок в раковине, остатки еды, горшочки для карри, корки хлеба с джемом, обертки от фиш-энд-чипс, банки фасоли, пустые стаканчики лапши быстрого приготовления. «Телефонные кабели могут местами прохудиться, подумал я, — но у тебя, мой друг, полный коллапс».
Для торжества хаоса достаточно бездействия ремонтников.
В отличие от меня, Имоджен всегда была организованной, аккуратной и планировала все заранее. Как правило, без нее дома все быстро шло наперекосяк. На дверце холодильника она оставила написанное разноцветными магнитными пластиковыми буквами сообщение:
Будь н чеку: энтропия хоч т захватить кухн.
Однажды вечером, как раз перед тем, как мы легли спать, я передвинул буквы «а», «е» и «ю» ниже, чтобы все выглядело так, будто они выпали из слов и свалились в кучу.
Помню, как на следующее утро, лежа в постели, услышал, как она крикнула: «Смешно!», когда полезла в холодильник за молоком для чая.
Вопрос: вы знаете, почему время идет так, как оно идет? Все дело в энтропии.
Чтобы вы лучше понимали: представьте, что моя кухня — это вселенная. Или же представьте, что ваша собственная кухня — это вселенная, если вам так больше нравится. Не суть важно. Выберите какую вам угодно кухню.
Итак. Существует относительно мало способов привести данную кухню в порядок. Поскольку есть ограниченное количество способов вместить все коробки в шкафчики, ограниченное количество мисок, которые можно поставить на тарелки, ограниченное количество бутылок и баночек, которые могут влезть на дверцу холодильника, и так далее. Я говорю «относительно мало», потому что навести в этой же самой кухне беспорядок можно миллиардами различных способов. Если батончики из воздушного риса лежат где-то, а не в своей коробке, — на кухне беспорядок. Если бутылка с молоком не стоит вертикально в холодильнике — на кухне беспорядок. Если одна или несколько мисок стоят на столешнице, на полу, на столе, в раковине — в общем, где угодно, но не в шкафу для посуды, где аккуратно сложены все миски, — значит, на кухне беспорядок.