— А, мистер Кэри, — сказала она. — Как приятно вас видеть. — Ее улыбка ясно давала понять, что она предпочла бы не видеть его никогда. — Я пригласила бы вас зайти, но мне уже нужно бежать в ресторан. Сегодня у нас забронированы почти все места. Сейчас самый сезон созерцать краски осени.

— Я вас не задержу, — сказал Скотт, улыбаясь в ответ. — Я просто зашел кое-что вам показать. — Он поднял свой айпад, чтобы Дейдре увидела снимок, на котором Ди и Дам сидели рядышком на лужайке у дома Скотта и дружно испражнялись.

Она долго смотрела на фотографию на экране. Скотт наблюдал, как увядает ее улыбка, и почему-то не чувствовал ожидаемого удовлетворения.

— Ладно, — наконец проговорила она. Ее голос, лишившийся напускной бодрости, звучал устало и казался старше своей обладательницы, которой было, наверное, лет тридцать. — Ваша взяла.

— Суть не в том, чья возьмет, поверьте. — Произнеся это, Скотт сразу вспомнил слова своего преподавателя в колледже, однажды заметившего, что когда человек добавляет к сказанному «поверьте», ему верить нельзя.

— Я все поняла. Я не могу убрать за ними прямо сейчас, а Мисси уже на работе, но вечером, по дороге домой, я все уберу. Вам даже не нужно будет включать свет на крыльце. Я увижу… отходы… при свете уличного фонаря.

— Не нужно ни за кем убирать. — Скотт начал чувствовать себя вредным склочником. И ему почему-то стало неловко. Ваша взяла, сказала она. — Я уже все убрал. Я просто…

— Что? Хотели меня пристыдить? Считайте, что у вас получилось. Теперь мы с Мисси будем бегать в парке. У вас не будет причин жаловаться на нас муниципальным властям. Спасибо и всего хорошего. — Она начала закрывать дверь.

— Подождите минутку, — сказал Скотт. — Пожалуйста.

Она замерла и посмотрела на него без всякого выражения.

— Я не собирался жаловаться на вас из-за нескольких кучек собачьих какашек, мисс Маккомб. Я просто хочу, чтобы у нас были нормальные, добрососедские отношения. Скажу честно, меня обидело, как вы от меня отмахнулись. Не приняли меня всерьез. Так с соседями не поступают. Во всяком случае, здесь, в Касл-Роке.

— Да, мы знаем, как поступают с соседями, — ответила Дейдре. — Здесь, в Касл-Роке.

Она опять улыбнулась своей презрительной улыбочкой и быстро закрыла дверь. И все же Скотт успел разглядеть, как заблестели ее глаза. Будто от слез.

Мы знаем, как поступают с соседями здесь, в Касл-Роке, размышлял он по дороге домой. Что, черт возьми, это значило?


Через два дня позвонил доктор Боб и спросил, нет ли каких изменений. Скотт сказал, что все идет теми же темпами. Сейчас он весит 207,6 фунта.

— С каждым разом все меньше и меньше. Встаешь па весы и наблюдаешь обратный отсчет.

— И по-прежнему никаких изменений в физических габаритах? Размере одежды? Обхвате талии?

— Габариты все те же, размеры тоже. Мне не надо утягивать ремень. И распускать тоже не надо, хотя я ем как не в себя. Яйца, бекон и сосиски на завтрак. Пища с соусами на обед и на ужин. В день потребляю, наверное, три тысячи калорий. Если не четыре. Вы попытались что-то узнать?

— Да, — ответил доктор Боб. — Насколько я понимаю, подобные случаи науке неизвестны. Есть много отчетов о людях со сверхбыстрым метаболизмом — о людях, которые, как ты выражаешься, едят как не в себя и все равно остаются худыми, — но ни одного описанного случая, чтобы человек одинаково весил в одежде и без одежды.

— И это еще не все, — сказал Скотт и опять улыбнулся. В последнее время он улыбался довольно часто, и, наверное, с учетом сложившихся обстоятельств это было ненормально. Он терял вес, как больной на последней стадии рака, но при этом его работоспособность резко повысилась и он в жизни не чувствовал себя бодрее. Иногда, когда ему нужно было передохнуть от сидения за рабочим столом, он включал музыку и танцевал, кружась по комнате под ошарашенным взглядом Кошака Билла.

— Рассказывай.

— Сегодня утром я весил двести восемь фунтов ровно. Голый, сразу после душа. Потом взял в кладовке гантели, каждая — по двадцать фунтов, и встал на весы, держа их в руках. По-прежнему двести восемь.

Эллис долго молчал и наконец проговорил:

— Ты шутишь.

— Боб, мне не до шуток.

Эллис снова помолчал, а затем сказал:

— Как будто бы вокруг тебя образовалось некое силовое поле, отталкивающее вес. Я знаю, ты не хочешь ложиться на обследование, но твой случай действительно уникален. Это что-то принципиально новое. И грандиозное. Мы даже не в состоянии представить, каковы могут быть последствия.

— Я не хочу становиться подопытным кроликом, — сказал Скотт. — Поставьте себя на мое место.

— Но ты хотя бы подумаешь о таком варианте?

— Я уже думал. Мне как-то не хочется, чтобы мою фотографию напечатали в желтой прессе вроде «Взгляда изнутри», между портретами Ночного Летуна и Тощего Человека. К тому же мне надо закончить работу. Я обещал Норе часть денег, хотя получил этот заказ уже после развода. Но я уверен, что лишние деньги ей не помешают.

— Сколько это займет времени?

— Где-то полтора месяца. Потом еще будут правки и тестовые прогоны, уже после Нового года, но основная работа займет полтора месяца.

— Если так пойдет и дальше, к Новому году ты будешь весить сто шестьдесят пять фунтов.

— А с виду останусь таким же могучим дядькой, — сказал Скотт и рассмеялся. — Вот такие дела.

— У тебя замечательное настроение, если учесть, что с тобой происходит.

— Настроение действительно замечательное. Может быть, это и ненормально, но так оно и есть. Иногда я думаю, что это лучшая в мире программа снижения веса.

— Да, — сказал Эллис, — но чем все закончится, вот вопрос?


Через два дня после телефонного разговора с доктором Бобом кто-то тихо постучался в дверь дома Скотта. Если бы музыка — сегодня это были «Ramones» — играла чуть громче, Скотт вообще не услышал бы стука и гость ушел бы восвояси. Наверное, с облегчением, потому что когда Скотт открыл дверь, на крыльце стояла Мисси Дональдсон, напуганная до полусмерти. Он впервые увидел ее с того дня, когда заснял Ди и Дама, облегчавшихся у него на лужайке. Похоже, Дейдре сдержала слово, и теперь его соседки бегали в парке, держа собак на поводках. В противном случае их бы оштрафовали независимо от того, насколько хорошо были воспитаны боксеры. В парке строго запрещалось выгуливать собак без поводка. Скотт видел таблички.

— Мисс Дональдсон, — сказал он. — Добрый день.

Скотт никогда раньше не видел ее одну, без Дейдре. Он не стал переступать порог и постарался не делать резких движений, потому что боялся ее спугнуть. У нее и вправду был такой вид, будто, стоит ему шелохнуться, она тут же умчится прочь, словно дикий олень. Скотт внимательнее присмотрелся к своей неожиданной гостье. Блондинка. Не такая красивая, как ее партнерша, но симпатичная, с добрым лицом и ясными голубыми глазами. Было в ней что-то хрупкое, что-то, напомнившее Скотту мамины декоративные фарфоровые тарелки. Такую женщину трудно представить хлопочущей на кухне в ресторане среди бурлящих кастрюль и скворчащих сковородок, раскладывающей по тарелкам вегетарианские блюда и командующей младшими поварами.

— Чем могу быть полезен? Вы не зайдете? Хотите кофе… или, может быть, чаю?

Он еще не проговорил и половину этой вежливой формулы гостеприимства, а Мисси уже затрясла головой, причем так решительно, что ее длинный хвост перелетел с одного плеча на другое.

— Я пришла извиниться. За Дейдре.

— Вам вовсе незачем извиняться. И вовсе незачем гулять с собаками в парке, так далеко от дома. Все, о чем я прошу: берите с собой пару пакетов и проверяйте мою лужайку на обратном пути. Ведь это не трудно, правда?

— Совсем не трудно. Я говорила об этом Дейдре. Она чуть не откусила мне голову.

Скотт вздохнул:

— Мне очень жаль это слышать. Мисс Дональдсон…

— Вы можете звать меня Мисси, если хотите. — Она опустила взгляд и даже слегка покраснела, как будто сказала что-то не очень приличное.

— Конечно, хочу. Потому что мне хочется, чтобы у нас были нормальные, добрососедские отношения. Здесь так принято. Но, кажется, наше с вами знакомство началось неправильно, хотя я даже не знаю, в чем причина.

По-прежнему глядя себе под ноги, она сказала:

— Мы живем здесь почти восемь месяцев, а вы единственный раз по-настоящему с нами заговорили — с кем-то из нас, — когда наши собаки испачкали вашу лужайку.

Скотту стало неловко, потому что Мисси сказала правду.

— Я заходил к вам с пакетом пончиков, когда вы только-только сюда переехали, — ответил он (словно оправдываясь), — но вас не было дома.

Он думал, она сейчас спросит, почему он не зашел еще раз, но она не спросила.

— Я пришла извиниться за Дейдре, но еще я хочу объяснить, почему она злится. — Мисси подняла взгляд и посмотрела на Скотта. Было видно, что это потребовало немалых усилий, она сцепила руки в замок и прижала их к животу, но все же сумела заставить себя посмотреть ему прямо в глаза. — На самом деле она злится не на вас… то есть и на вас тоже, но вы не единственный. Она злится на всех. Переезд в Касл-Рок был ошибкой. Мы переехали сюда потому, что ресторан был почти готов к открытию, и цена была очень хорошая, и нам хотелось уехать из города — я имею в виду, из Бостона. Мы знали, что это рискованно, но риски казались вполне приемлемыми. И нам очень понравился Касл-Рок. Здесь так красиво. Впрочем, вы сами знаете.