— Вы знаете, что хочу, — недоуменно ответила Стефани.

— Тогда я поделюсь с тобой секретом, который известен любому человеку, проработавшему в газете достаточно долго: в реальной жизни число завершенных историй — с началом, серединой и концом — ничтожно мало или вообще равно нулю. Но если ты подкинешь читателю хоть одно неизвестное (два — это максимум), а потом добавишь какую-то версию — Боуи их называет «должно быть», — читатель сам придумает себе историю. Удивительно, правда?

— Возьми, к примеру, эти отравления на церковном пикнике. Никто не знает, кто убил этих людей. Зато всем известно, что за шесть месяцев до отравления у Роды Паркс, секретарши методисткой церкви Тэшмора, и Уильяма Блейки, пастора, случился короткий роман. Блейки был женат и порвал отношения с секретаршей. Следишь за моей мыслью?

— Да, — кивнула Стефани.

— Известно также, что Рода Паркс переживала этот разрыв, во всяком случае, какое-то время. Так говорила ее сестра. Что известно еще? На пикнике Рода Парке и Уильям Блейки выпили отравленный кофе и умерли. Так что у нас здесь в «должно быть»? Отвечай быстро, Стеффи, считай, что от этого зависит твоя жизнь.

— Рода отравила кофе, чтобы убить своего любовника за то, что он ее бросил, а потом выпила сама, покончив с собой. Остальные четверо — плюс те, кто выжил, — как это называется, сопутствующий ущерб?

Винс щелкнул пальцами.

— Ага, это история, которую люди рассказывают сами. Газеты и журналы никогда такого на своих страницах не печатали, потому что не было необходимости. Они знали, что люди сами сложат два и два. Но в чем минус этой версии? Так же быстро, Стеффи.

Но на этот раз Стефани лишилась бы жизни, если бы та зависела от быстроты ответа, потому что в голову ничего не пришло. Она уже хотела оправдаться тем, что не знает всех подробностей, когда Дейв поднялся, прошел к ограждению террасы, посмотрел на Тиннок, и пояснил:

— Шесть месяцев — долгий срок, так?

— Но ведь кто-то сказал, что месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным? [Эту фразу приписывают французскому политику и дипломату Шарлю де Талейрану (1754–1838).]

— Ага, — тон Дейва не менялся, — но если убиваешь шесть человек, это нечто большее, чем месть. Не утверждаю, что быть такого не может, но, возможно, мотив все-таки другой. Так и Береговые огни могут быть отражениями от облаков… или какими-то секретными экспериментами, которые проводились на авиабазе в Бангоре… или кто знает, может, зеленым человечкам непременно хотелось посмотреть, удастся ли мальчишкам в форме «Хэнкокских лесорубов» выбить двух игроков одним ударом в игре с другими мальчишками — в форме «Автомобилистов Тиннока».

— Обычно происходит следующее: люди придумывают историю и держатся за нее, — продолжил Винс. — Это достаточно легко, если есть только один неизвестный фактор: один отравитель, один набор таинственных огней, одна рыбацкая шхуна, дрейфующая практически без команды. Но в случае с Парнем из Колорадо — только неизвестные факторы, а потому нет истории. — Он помолчал. — Все равно что поезд, выезжающий из камина, или груда лошадиных голов, которые ты однажды утром обнаруживаешь на своей подъездной дорожке. Наш случай не столь масштабный, но странностей в нем не меньше. И такое… — Он покачал головой. — Стеффи, люди такого не любят. Более того, им такое не нужно. Приятно любоваться волной, разбивающейся о берег, но слишком много волн могут вызвать морскую болезнь.

Стефани посмотрела на сверкающую воду под террасой — много волн, не очень больших — и предпочла промолчать.

— Есть кое-что еще, — после паузы добавил Дейв.

— Что?

— Это наша история, — произнес он с жаром, чуть ли не со злостью. — Парень из «Глоуб», парень издалека… он ее только изгадит. Ему не понять.

— А вы понимаете? — спросила она.

— Нет, — ответил Дейв. вновь усаживаясь. — Но мне и не надо, дорогуша. В истории с Парнем из Колорадо я чем-то похож на Деву Марию, после того как она родила Иисуса. В Библии сказано, что она «сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем». [Лк. 2:19.] Иногда с нераскрытыми тайнами это наилучший вариант.

— Но мне вы расскажете?

— Да, конечно же, мэм. — Он посмотрел на нее с удивлением и — отчасти — словно выйдя из легкой дремы. — Потому что ты — одна из нас. Так, Винс?

— Ага, — подтвердил тот. — Где-то в середине лета ты успешно сдала экзамен.

— Правда? — Она вновь почувствовала себя до абсурда счастливой. — Как? Какой экзамен?

Винс покачал головой:

— Не могу знать, дорогуша. Только в какой-то момент нам стало понятно, что ты — наша. — Он посмотрел на Дейва, который кивнул, потом снова перевел взгляд на Стефани. — Ладно. История, не рассказанная нами за ланчем. Наша местная нераскрытая тайна. История Парня из Колорадо.

Глава 5

Но рассказывать начал Дейв.

— Двадцать пять лет тому назад, в восьмидесятом, на острове жили юноша и девушка, которые переправлялись на материк на пароме, отчаливавшем в половине седьмого утра, а не в половине восьмого. Они состояли в легкоатлетической команде Объединенной средней школы Бейвью и, как тогда говорили, дружили. Когда зима кончалась — на острове она короче материковой, — они бегом пересекали остров, следовали вдоль пляжа Хэммока к главной дороге, а потом по Бэй-стрит добирались до пристани. Ты это себе представляешь, Стеффи?

Она представляла. Видела романтику. Не поняла, правда, что «друзья» делали, сойдя с парома в Тинноке. Стефани знала, что с десяток старшеклассников Лосиного острова переправлялись на материк на пароме, отплывающем в половине восьмого, показывая контролеру — или Герби Госслину, или Марси Лагасс — свои проездные, которые те проверяли сканерами для считывания штрих-кодов. У пристани школьников дожидался автобус, на котором они ехали три мили до ОСШБ. Стефани спросила, дожидалась ли парочка автобуса, и Дейв, улыбаясь, покачал головой.

— Нет, они бежали дальше, — ответил он. — Не держась за руки, но всегда бок о бок, Джонни Грэвлин и Нэнси Арно. Пару лет они были неразлучны.

Стефани выпрямилась. Она знала, что Джон Грэвлин — мэр Лосиного острова, общительный мужчина, у которого для каждого находилось доброе слово и который метил на кресло сенатора штата в Огасте. Волос у него становилось все меньше, а живот — все больше. Она попыталась представить его бегущим — две мили по острову до пролива, три — по материку до школы — и не смогла.

— Получается не очень, дорогуша? — спросил Винс.

— Не очень, — признала Стефани.

— Все потому, что ты видишь Джонни Грэвлина — футболиста, бегуна, любителя пошутить по пятницам и пылкого влюбленного по субботам — мэром Джоном Грэвлином, который всего лишь одинокая политическая жаба в маленьком островном пруду. Он ходит взад-вперед по Бэй-стрит, пожимает руки и улыбается, сверкая золотым зубом в уголке рта, находит доброе слово для каждого, не забывает ни одного имени и помнит, кто из мужчин ездит на «форде»-пикапе, а кто все еще сидит за рулем старого отцовского «интернейшнл-харвестера». Он — карикатурный политик из какого-нибудь фильма сороковых годов прошлого века о жизни маленького городка и настолько провинциален, что даже этого не понимает. Впереди у него только один прыжок — прыг, жаба, прыг, — и как только он прыгнет на кувшинку в большем по размерам пруду Огасты, ему или достанет ума и он остановится, или попытается прыгнуть еще раз и тогда его раздавят.

— Это так цинично, — отозвалась Стефани, не без восхищения.

Винс пожал костлявыми плечами:

— Послушай, я — тоже стереотип, дорогуша, только мой фильм — о газетчике с резинками, поддерживающими рукава рубашки, и козырьком на лбу, который в последней части кричит: «Остановите печатную машину!» Речь о том, что в те дни Джонни был совсем другим: стройным, как перьевая ручка, и быстрым, как молния. Ты бы назвала его молодым богом, если бы не торчащие зубы, но с тех пор он это поправил.

И она… в этих коротеньких красных шортиках… вот уж кто выглядел богиней. — Он помолчал. — Как и многие семнадцатилетние.

— Давай без канавных мыслей, — предложил Дейв.

На лице Винса отразилось удивление.

— Какая канава? Ни в коем разе. Мысли мои в облаках.

— Не буду спорить, раз ты так говоришь, и должен признать, взгляды она приковывала, это точно. А еще на дюйм или два возвышалась над Джонни. Возможно, из-за этого они и разбежались весной их выпускного года. Но в восьмидесятом не расставались и каждый день бежали к парому по острову, а высадившись в Тинноке — к школе. Люди делали ставки на то, что Нэнси залетит от него, но этого не случилось. То ли он показал себя крайне галантным, то ли она — сверхосторожной. — Дейв помолчал. — Черт, а может, они знали чуть больше, чем большинство островной молодежи.

— Я думаю, это как-то связано с бегом, — глубокомысленно изрек Винс.

— Пожалуйста, ближе к делу, вы оба, — осадила их Стефани, и старики рассмеялись.

— К делу, — кивнул Дейв. — Одним весенним утром, если точнее — в апреле тысяча девятьсот восьмидесятого года, они заметили человека, который сидел на пляже Хэммока. Ты знаешь, на окраине городка.