— А там случайно не сказано, как именно король Теобад уговорил упырей пойти на это соглашение? — с большим интересом спросила Фиррина.

— Гм… нет.

— Нет?!

— Нет. Там только говорится, что договор был заключен и подписан. — Оскан смущенно пожал плечами.

— Что ж, прелестно! — взорвалась Фиррина. — Теперь мы знаем, как следует скрепить соглашение с вампирами, хотя понятия не имеем, как его добиться! Много проку от твоей истории, должна заметить!

— Зато мы можем напомнить им, что когда-то наши страны уже заключали союз. Мы ничего не изобретаем и не нарушаем никаких запретов.

— Верно, — согласилась Фиррина. Да, все-таки в находке Оскана и Маггиора было кое-что полезное. — Что еще более важно, мы можем сказать им, что точно знаем о существовании договора. Они и сами наверняка помнят о нем, только предпочитают делать вид, будто забыли за многие века. У бессмертных долгая память, Оскан, просто они никогда не спешат выдавать свои тайны всяким короткоживущим ничтожествам вроде нас с тобой.

Они обсуждали планы до глубокой зимней ночи, пока наконец Оскан не ушел в свою палатку, чтобы поспать хоть несколько часов. Его голова гудела от вопросов и сомнений, но юноша так устал, что сразу же заснул. А когда начал погружаться в царство сна, его разум вновь вернулся к недавней странной размолвке, что произошла между ним и Фирриной. Действительно, очень странная это была ссора: нагрянула ни с того ни с сего, как буря в горах, и миновала, оставив какие-то загадочные ощущения, в которых Оскан никак не мог разобраться. И прежде чем он успел всерьез задуматься над этим, его поглотил крепкий целительный сон.

Отряд двинулся в путь за два часа до рассвета. Ехать было намного холоднее, чем сидеть в палатке, и Фиррина даже подумывала спросить, нет ли у Оскана лишней пары теплых наушников. Для лошади, разумеется. Но так и не спросила. Не дождется. Ну, разве что если будет риск, что лошадь обморозится…

Когда солнце во всей своей огненной красе поднялось над горизонтом, они остановились позавтракать. Как-то непривычно было вдыхать домашние запахи жареного бекона и оладий среди суровой красоты зимнего утра. Зато еда казалась вкусной, как никогда. Фиррина жадно жевала, озираясь по сторонам. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось чистое поле, пологие снежные барханы там и тут отражали лучи низкого солнца, отбрасывая маленькие радуги. На небе не было видно ни облачка, и Фиррине с большим трудом верилось в предсказание Оскана, что к завтрашнему вечеру начнется метель. Однако она постаралась отбросить сомнения. Главное, чтобы отряд успел добраться до границы прежде, чем погода испортится.

Весь день они быстро и без происшествий продвигались вперед, время от времени останавливаясь отдохнуть и перекусить. Было по-прежнему холодно, к тому же местность потихоньку повышалась и ехать приходилось в гору. Однажды путь им преградило стадо лохматых бизонов. Животные медленно брели своей дорогой, разрывая копытами снег, чтобы достать лишайники и траву, и меланхолично жевали, без всякого интереса поглядывая на людей. Это были единственные живые создания, встретившиеся им в этих заледенелых землях.

Короткий день быстро перешел в вечер, и когда солнце скрылось, вновь ударил мороз. Зато восход полной луны над заснеженными полями был так прекрасен, что за возможность насладиться этим зрелищем Фиррина была готова простить природе лютый холод. Серебряный свет, казалось, лился с неба моросящим сверкающим дождем, превращая даже самые неказистые вещи в дивные произведения искусства. Впрочем, Фиррина не могла позволить себе долго любоваться красотами ночи. Оглядев еще раз напоследок сверкающие поля, которые будто бы пытались вернуть небу его серебристое сияние, она приказала разбить лагерь.

В ту ночь небо затянули тучи, пришедшие с юга. Фиррина и Оскан, стоя у выхода из шатра, долго смотрели, как гигантские клочья белой шерсти медленно пожирают мерцающее полотно звезд. Самый большой «шерстяной клок» растянулся на много-много миль, он шевелился, вспухал буграми и холмами, купаясь в лунном свете.

— Чует мое сердце, завтра они уже не покажутся нам такими красивыми, — вздохнула Фиррина.

— Да, но когда начнется снегопад, мы уже будем совсем недалеко от границы, — ответил Оскан, повернувшись туда, где на фоне черного неба, будто разрушенные зубчатые стены огромной крепости, вырисовывались вершины Волчьих скал.

— И что потом? Ты знаешь, сколько ехать от границы до Кровавого дворца? Еще, чего доброго, замерзнем до смерти, прежде чем доберемся до кровососущих величеств.

— Вовсе нет. — Взгляд Оскана затянула пелена, голос стал ниже, и слова он произносил нараспев, будто читал заклинание. — Мы встретимся с ними, а потом еще и с чем-то даже более дивным и пугающим, чем они. Это союзник, Фиррина, наш самый главный союзник, какого у нас не было никогда…

Королева поняла, что ее советник снова погрузился в видения будущего, и затаила было дыхание, ожидая новых предсказаний, но тут его взгляд прояснился.

— Боюсь, это все, — с улыбкой сказал Оскан. — Налетело и исчезло…

— И что ты увидел? Кто этот союзник? — нетерпеливо спросила Фиррина.

Юноша пожал плечами.

— Не знаю. Какой-то могущественный и беспощадный, но очень преданный друг. Не мужчина и не женщина… — Он покачал головой. — Больше ничего не могу сказать. Может, видение вернется и скажет больше…

Но в ту ночь он больше ничего не увидел, а наутро все мысли Фиррины были заняты тяжелыми снежными тучами над головой. Солдаты понуро брели под серо-стальным небом, словно оно давило им на плечи. Отряд уже подошел почти к самому подножию гор, служивших границей. На равнине теперь все чаще маячили заснеженные валуны, точно гигантские овцы.

Но несмотря на то что цель была так близка, Фиррину снедало беспокойство. Небо нависало, казалось, над самой головой, и все вокруг приобрело странный коричневатый оттенок. В воздухе чувствовалось какое-то ожидание — сама природа затаила дыхание. Люди боялись, что вот-вот с неба посыплются первые хлопья снега, но те все не падали, и гнетущее напряжение росло с каждой минутой. Дженни, мул Оскана, вдруг громко закричала, в густом воздухе под густо-серым небом ее крик прозвучал как-то глухо. А животное продолжало сипло визжать еще целую минуту, прежде чем наконец унялось.

— И что это на нее нашло? — сердито спросила Фиррина, глядя на советника с высоты своего скакуна.

— Она чует ветер, — просто ответил Оскан.

— И все?

Юноша посмотрел на нее, но ничего не сказал. Затем, остановив мула, спешился и, порывшись в седельной сумке, достал еще один плащ с большим капюшоном и набросил поверх кафтана. Потом развернул толстое одеяло и накрыл им спину Дженни, подвязав сзади и спереди.

Фиррина поняла намек и приказала солдатам завернуться во все плащи и одеяла, какие у них есть с собой, а потом вместе с Осканом они укутали и ее лошадь. Девочка не знала, чего ожидать. О зимних ветрах Айсмарка ходили легенды, и она с детства слышала рассказы о том, как птицы примерзали к веткам, а звери к земле. Едва начав ходить, принцесса села на лошадь и стала выезжать на охоту в леса, но она никогда не бывала так далеко на севере, да к тому же еще и на открытой местности, где ветер куда страшнее, чем в лесу.

Прошло полчаса, а ничего не изменилось, и Фиррина уже начала сомневаться в правоте Оскана и его мула. Но тут слабое дуновение всколыхнуло гриву ее лошади, и девочка услышала звук, похожий на шум волн, ударяющихся о берег во время шторма. Она огляделась по сторонам, однако приближение ветра нельзя было увидеть. Снег смерзся в ледяную корку, и по полю даже не мела поземка, а деревьев, которые бы согнулись под порывом ветра, и близко не было.

Но звук приближался, становился громче, заунывнее, превращаясь в высокий пронзительный вой… А потом ветер обрушил на них сразу всю свою мощь. Если бы Фиррина могла дышать, она бы ахнула от ужаса. Воздух мгновенно сделался ледяным, и уже никакая одежда не спасала от холода. Фиррина накинула капюшон и скорчилась в седле. Кожаные поводья прямо у нее на глазах задубели и сделались жесткими, и ни за какие коврижки она бы не прикоснулась к своим доспехам или мечу без рукавиц — пальцы в миг примерзли бы к ледяной стали.

Ветер продолжал терзать маленький отряд до конца дня. Одна из вьючных лошадей упала и не смогла подняться. Пришлось разделить ее ношу между остальными и оставить бедняжку на верную погибель. Когда жизни всего отряда висят на волоске, приходится жертвовать слабыми. Тщетное сострадание лишь вымотает силы, которые и без того на пределе, и тогда они все замерзнут до смерти. Фиррина с ужасом думала о предстоящей ночи. Если они не дойдут до границы или заблудятся, то придется вновь разбивать лагерь. Устанавливать палатки среди бушующей вьюги… Брр! Даже представить страшно…

Они из последних сил тащились по едва различимой тропе, вьющейся среди крутых скалистых склонов. Впереди, словно крошащиеся зубы, торчали Волчьи скалы, и Фиррине оставалось только молиться, чтобы отряд не пропустил поворот к перевалу. Ветер смел снег с черных каменных глыб, обступивших людей со всех сторон. Никакой зеленью тут и не пахло, земля была бесплодной и мертвой, точно пустыня, вместо песка засыпанная снегом. Фиррине подумалось, что граница с владениями оживших мертвецов, наверное, и должна быть такой — безжизненной и жуткой. Хотя если бы сейчас было лето, то она бы обнаружила, что в глубоких ущельях, куда не достает ветер, кишмя кишат ящерицы, мыши и прочее зверье, которое осенью впадает в спячку до возвращения солнца.