— Вот твоя половина.

— Половину я не возьму, максимум сорок процентов, и то это много. Ты почти все сделал сам, к тому же выступал как администратор. — Она собралась уже отдать ему часть денег, но он вспылил:

— Послушай, ты сама сказала, что у тебя финансовые проблемы. К тому же почему ты считаешь, что я себя обидел? Если бы тебе деньги давал администратор, ты бы ведь не полезла сейчас в конверт, правда?

— Да, конечно, — растерялась она. — Я не хотела тебя обидеть, наоборот, я хочу и впредь с тобой выступать, но так, чтобы это было тебе не во вред.

— Я ничего не делаю себе во вред. Ты мне тоже нужна для выступлений. Я понимаю, что ты нарушила эту небольшую этическую заповедь, потому что знаешь, мы не чужие люди. Но кто тогда, скажи мне?

— Мы друзья, Никита, — тихо ответила она.

— Да. Да. Мы друзья. Я могу тебе помочь как друг?

— Как друг ты мне помог тем, что приглашаешь меня к сотрудничеству. Я еще раз повторяю, что не хотела тебя обидеть. Но согласна получать только заработанные деньги. Понимаешь?

— А мне вдруг захотелось тебя обидеть, знаешь ли. Чем я хуже Карела, скажи мне? Тем, что у меня денег меньше? Или, может быть, тем, что я русский?

— При чем здесь это? Я собиралась за него замуж выходить, он будущий…

— Будущий что? — гневно перебил ее Никита. — Я считаю, что он с самого начала не собирался на тебе жениться, ясно? Просто хотел, чтобы все было красиво и без нервотрепки. И он наверняка считает, что совесть его чиста. Он же расплатился с тобой по полной программе, на его взгляд. Пока ты была его любовницей, он ни в чем тебе не отказывал, верно? За несколько месяцев — машина, шуба, золото, тряпки, разве этого мало за «порядочную» женщину?

— Прекрати. Прекрати, а то я тебя ударю. Я бы никогда не взяла этого у него, если бы он не относился ко мне как к будущей жене.

— Да он нормально к тебе относился, твою мать! — заорал Никита, хватаясь за руль.

Она затормозила у обочины, смахнула злые слезы.

— Продолжай, я слушаю.

— А что тут слушать, интересно? Это дураку ясно. Он попытался купить тебя по-хорошему, ты небось не согласилась, так? Ты же меня с ума сводила из-за каждого рубля, который я решался на тебя потратить! Я тоже мужчина и понимаю его. Почему я не имею права дать денег своей любовнице, особенно если у нее их нет? Пойми меня хоть сейчас. Я жду того дня, когда ты ко мне вернешься. И это произойдет обязательно. Ты же носишь тряпки, которые он тебе купил, правда? Он ведь не женился на тебе, не так ли? Я даю столько, сколько могу, — может, для меня это больше, чем для него. Я тоже любовник, а не персональный вибратор.

— Ты мне больше не любовник и никогда им не будешь. Прекрати оскорблять меня, я этого не заслужила. Запомни, что в этом отношении я рассталась с тобой навсегда.

— Посмотрим.

Он хлопнул дверцей машины и пошел к метро.

Наташа автоматически трясущейся рукой открыла бардачок, вытащила завалявшуюся там пачку сигарет, закурила. Только докурив до середины, она осознала, что делает. Выбросила сигарету, глубоко вздохнула. Досчитала до десяти, тронулась с места.

22

Прошла премьера «Обманщиц», никого не разочаровав. Это была крепко сшитая, профессиональная халтура, рассчитанная на совершенно определенный круг зрителей.

Закончился апрель, начался май, принеся с собой неожиданную жару. Спектакли шли при полупустом зале, народ разъезжался по дачным участкам, подросткам-школьникам было не до театров.

Физически Наташа чувствовала себя прекрасно, на обычно бледном лице появилось даже подобие румянца — нежного и полупрозрачного. Грудь красиво увеличилась, живот пока не выпирал, но джинсы стали тесноваты из-за округлившихся бедер. Гастроли не намечались, Иван не планировал ничего до осени, отпуск обещал быть длинным.

Никита делал вид, что ничего не произошло, но с разговорами не лез.

Оставалось доиграть до конца мая. Иван предложил немного развлечься.

— Скучновато живем, господа. Сезон кончается, погода отличная. Что, если организовать капустничек, а потом выехать на природу? Все-таки не пьянка, а мероприятие, — засмеялся он.

Все заговорили разом, соглашаясь.

После долгих споров и обсуждений приблизительный сценарий был составлен. Увлекшись, актеры во главе с Олегом отправились в костюмерную.

Никита задумчиво провел рукой по ряду вешалок.

— Мой Гамлет, — сказал он, глядя на черную ткань.

— Не тревожь покойников, — бросил вдруг Олег. — Он умер в тебе. Примерь-ка лучше это. — Он протянул Никите костюм Клавдия. — Будешь самым сексуальным Клавдием в Москве и Московской области. До Полония ты еще не дорос, но все впереди — каждому овощу свое время.

— Не любите вы меня, господин оформитель…

— А за что мне тебя любить-то?

— Тебе отвечать, себя не уважать.

— А ты не отвечай. Можешь опять уши заткнуть плейером. Что-то я его давно не вижу. Музыка надоела?

— При чем тут музыка? Я текст учил с ним, я же профессиональный актер, а не портной-любитель.

— Да, портные-любители предпочитают музыку. Для твоего текста другие благодарные слушатели нашлись, я полагаю.

— Что ты нарываешься-то, пидор? Что ты всем этим хочешь сказать?

— Что основные аплодисменты у тебя впереди, ласковый мой.

Наташа вмешалась:

— Не знаю, что вы не поделили, но в таком настроении не капустники сочинять надо, а расходиться по домам.

Иван, слушавший эту перепалку с мрачным видом, добавил:

— Это точно. Спасибо вам, дорогие, порадовали. Когда опомнитесь, я в вашем распоряжении.

Все разошлись, недовольно переговариваясь. Никита задержался в дверях, помедлил. Поняв, что Наташа не выходит, пожал плечами и ушел. Она подошла к Олегу, тихо спросила:

— Что на тебя нашло, Олег? Зачем ты к нему прицепился?

— Не волнуйся. Пойдем выпьем кофе. Или тебе лучше молочка? К следующему спектаклю я расставлю тебе розовое платье. До конца сезона сойдет, а там посмотрим.

Покраснев, Наташа сказала:

— Есть хоть что-нибудь, что от тебя можно скрыть? Я уверена, что никто больше ничего не заметил. Не говори никому, пожалуйста.

— Не волнуйся, не скажу. Тебе это так идет. Похорошела, просто чудо, а ведь причин-то особых не было. Я удивился, пригляделся… Поздравляю, сестренка. — Он поцеловал ее в щеку, она вздохнула.

Они сели за столик в пустом буфете. Наташа взяла апельсиновый сок, Олег — кофе.

— Расскажи-ка мне, что у вас с Никитой происходит?

— Ничего не происходит. Это ты против него что-то имеешь, как я погляжу. Мы просто немного поссорились. Вернее, меня огорчило то, что он сказал.

— А что он сказал?

Наташа рассказала об их с Никитой выступлении и о его трактовке поведения Карела.

— Так, так, — проговорил Олег. — Жалко, что ты мне сразу об этом не рассказала. И что ты думаешь?

— Не знаю. Мне кажется, что этого не может быть. Но вдруг это правда? Он действительно сразу после аварии предлагал купить мне машину, я отказалась. Я была уверена в нем больше чем в себе, особенно в последнее время. Но вдруг Никита прав? Это так обидно, передать не могу.

— Не думай об этом. Я уверен, что Карел тебя любит.

— Почему же тогда, почему?

— Значит, была причина. Тебе нельзя грустить. Ты должна любить и верить, остальное не твоя забота. Береги здоровье, разговаривай с ребеночком. Все будет хорошо, — сказал он, допивая кофе.

— Ты прямо как моя мама, — улыбнулась Наташа, подавив слезы.

— Ты любишь его — это главное. Когда у вас в следующий раз «Обманщицы»?

— Через неделю после Пасхи.

— О! На Красную горку!

— Не напоминай, я заплачу. Я стараюсь об этом не думать.

Вечером позвонила Инга. Проговорив о том, о сем, спросила:

— Не появлялся Карел?

— Нет.

— А ты не хочешь поинтересоваться у него, что же все-таки случилось.

— Не хочу.

— Но почему?

— Потому что он мне слишком нравился, чтобы унижаться перед ним.

— Ну хочешь, я спрошу?

— Не вздумай даже. Тем более он все равно правды не скажет.

— Твое самообладание и гордыня могут сыграть с тобой дурную шутку. Другого такого можно и не встретить.

— Другого мне и не надо.

Попрощавшись, Наташа повесила трубку. Посидела, обняв себя руками. Она изо всех сил старалась не поддаваться депрессии, гулять, ухаживать за собой, увлеченно работать. Это немного помогало, но мысль об отпуске наводила ужас. Она и так жила в состоянии какого-то эротического наваждения. Несмотря на гнев и обиду, буквально бредила Карелом. Стоило закрыть глаза, и она видела его улыбку, походку, строгий красивый профиль, сильные, изящные руки, так умело и нежно ласкавшие ее. Карел, ведущий машину, Карел, выходящий из ванной, Карел за столом, Карел рядом в постели… От этой мысли у нее кружилась голова. Она ощущала, что он необходим ей как воздух, что он и есть воздух, которым она дышит, и шум дождя за окном, и смех на улице, и свежесть листвы — все это Карел. Появится ребенок, с ним другие хлопоты, другие интересы, бессонные ночи, — уговаривала она себя. — Совсем другая жизнь, которой я пока даже не представляю себе. Смогу ли я с этим справиться? Вот о чем надо думать, а не о любви к его отцу, который поступил со мной так безжалостно.

Через несколько дней Наташу разбудил утром звонок.

— Наталья Николаевна? С вами говорит ассистент режиссера N*… — Незнакомый женский голос назвал столь громкую фамилию, что Наташа решила — это розыгрыш. — Если вас интересуют съемки в его новом фильме, я вас с ним соединю, — продолжала собеседница.

— Соедините, пожалуйста, — все еще не веря, улыбнулась Наташа.

— Наташенька? — послышалось в трубке. Наташе вздрогнула. Этот голос, знакомый каждому, нельзя было не узнать. — Наташенька, милая, надеюсь, вы уж простите меня, что я вас не вспоминал все эти долгие годы. Поверьте, это не потому, что вы не произвели на меня впечатления. Я сейчас буду снимать фильм о Сопротивлении. Это совместный русско-французский проект. Я давно искал героиню, а тут повстречался с Раисой Афанасьевной, она и вразумила меня, грешного. Я давно тебя не видел. Сможешь подъехать на пробы? Ты не располнела?

«Цветы запоздалые», — подумала Наташа и ответила:

— Николай Михайлович, я счастлива, что вы обо мне вспомнили. Работать с вами было для меня большой честью. Но… есть одно обстоятельство… Когда вы приступаете к съемкам?

— Я, собственно говоря, уже приступил, это не голый проект. На тебя основная нагрузка ляжет летом и следующей зимой. А что там у тебя за обстоятельство?

— Никому не говорила, но вам скажу. Я беременна. Я счастлива этим, но сейчас готова просто локти кусать.

— Милая! Не надо ничего кусать, Господь с тобой! Ты как себя чувствуешь — не отекаешь, не тошнит? Срок какой у тебя?

— Три месяца, — опешила Наташа. — Нет, меня не тошнит, я не отекаю, пятнами не покрылась, но боюсь, летом это уже будет заметно.

— Ну и слава Богу, лапа моя! Тебя мне прямо Небо послало, а не Раиса Афанасьевна. Если согласишься, я ей бутылку французского коньяка отвезу сегодня же. Беременна твоя героиня, понимаешь? А я так не люблю эту имитацию с дублершами. Мне необходим силуэт беременной женщины, это неповторимое выражение лица, эта походка! Муж-то не станет артачиться? Он актер?

— Я не замужем, Николай Михайлович.

— Вот и чудесно. Нет, правда, чудесно. Ну так что, ты согласна? Если не возражаешь и все пройдет хорошо — а я уверен, что так и будет, — мы и ребеночка зимой снимем. Это сразу решает кучу проблем. Будут тебе и мамки, и няньки, и все условия, поняла, милая? Ну, давай отвечай.

— Да. Конечно да. Спасибо вам.

— Ну, давно бы так. Подъезжай завтра на «Мосфильм», ассистентка тебе сейчас скажет, что там и куда. До встречи.

Поговорив с ассистенткой, Наташа положила трубку. Ей хотелось петь и плакать одновременно. Она прижала руку к животу.

— Ты слышал, малыш? Кажется, мы с тобой будем сниматься в кино. Понимаешь, в главной роли, у самого N*! Начинается другая жизнь! Я же тебе говорила, что все будет хорошо. Ты у меня есть, я у тебя есть — вот оно, счастье. А прыгать они нас не заставят, это я тебе обещаю. И в снегу мы не согласимся лежать. Я тебя люблю больше всех, ты самый главный. Сиди там и не волнуйся.

Она позвонила Раисе Афанасьевне и горячо ее поблагодарила.

На следующий день Наташа поехала на «Мосфильм». Все прошло удачно, пробы были хороши. Наутро ей позвонила уже знакомая ассистентка и поздравила с назначением на роль.

Сценарий ей понравился. Действие фильма происходило во Франции, в Польше и России. Молодая русская женщина, коммунистка, филолог, поэтесса, оказалась в осажденном Париже, полюбила французского аристократа — героя Сопротивления. Сюжет был динамичен, без излишней сентиментальности — патриотизм без политизации и высокая любовь. Словом, о такой роли можно только мечтать.

Увлекшись мечтами, пробами, сценарием, Наташа чуть не забыла о субботнем спектакле — «Обманщицах».

Ночь на субботу Наташа провела тревожно. Довольно рано уснув, после полуночи проснулась, как от толчка, не понимая, что ее разбудило. Было тихо. Наташа полежала, прислушиваясь, стараясь унять внезапное сердцебиение.

Ее вдруг охватила безумная надежда. Вскочив с постели, она приникла к окну. Со двора выезжала белая иномарка, из открытого окна, сверкнув и померкнув, вылетел окурок. Машина скрылась за углом.

Наташа прижала руки к груди, стиснула ладони. «Милый мой, милый… Что же с нами случилось?» Она была уверена, что это приезжал Карел. Посмотрел на ее темные окна и уехал. Ее первым побуждением было позвонить, попросить вернуться, поговорить, но она сдержалась, легла в постель. Вовсе не гордыня остановила ее, а боязнь потерять надежду, которая жила в ней вопреки всему. Она сознавала, что это ее право — потребовать объяснения, что существует какая-то причина для разрыва, но ей было страшно услышать, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. «И все-таки я позвоню ему завтра вечером, после спектакля», — решила Наташа.

Утром она прогулялась вдоль Яузы, купила у старушек зелень и соленые огурцы. Один, не удержавшись, съела по дороге домой.

Перед сборами в театр немного полежала, отдыхая. Очень хотелось позвонить Карелу прямо сейчас, но она сказала себе — нет. Сделала несколько упражнений для укрепления пресса. Раздевшись в ванной, вновь залюбовалась своим расцветающим телом. Ей было жаль, что Карел ее не видит.

— Возвращайся, — шепотом взмолилась она. — Люби меня, люби нас, ты нужен нам обоим — мне и нашему ребенку.

Спектакль шел как-то бестолково. Жара гнала прочь из Москвы, зрителей было мало.

Никита на спектакль опоздал, ворвался в театр с первым звонком. Уже во время первой сцены Наташа заметила, что Никита чем-то встревожен. По ходу действия она прижала его к себе, провела ладонью по влажному лбу, хотя в театре было прохладно. Отметив про себя эту странность, актриса продолжала диалог:

— Я люблю тебя одного, как ты можешь во мне сомневаться? Как только я пойму, что высосала из него все, что можно, — на следующий же день буду только твоей. Ведь нам надо на что-то жить, дорогой?

— А тебе не захочется с ним остаться? Ты это делаешь только ради денег? Он ведь довольно интересный мужчина…

— Не смеши меня. Интересный мужчина для меня один — это ты. Обними меня.

— Тебе его не жаль?

— Мне будет жаль остаться без золота, мехов и бриллиантов. Если у тебя на лбу вскочит прыщик, мне тоже будет жаль. Развеселись, милый. Ждать осталось недолго. Давай потанцуем.

Кружась с ним в танце, Наташа тихо спросила:

— Никита, у тебя нет температуры?

Он отрицательно покачал головой. Он играл так плохо, что Наташа с трудом дождалась выхода Юровского. Дело пошло веселее, хотя тот тоже почувствовал, что что-то с Никитой не так, и, целуя Наташу в шею, тихо проговорил:

— Сегодня все через задницу…

Откланявшись после финального канкана, Наташа выбежала за кулисы и услышала голос Олега.

— Она здесь где-то, сейчас вернется, не волнуйся.

Раздался стук, и Олег громко сказал:

— Открой, Никитушка. Я знаю, что ты здесь. Тут благодарный зритель хочет поделиться с тобой впечатлениями от спектакля.

Наташа хотела уже выйти в коридор, как вдруг услышала знакомый до боли голос, звучавший гневно и сдавленно:

— Алэ, ты си вул! Курво! Гдыбых въедел, же пию водку с таким зайзлем. Я бы радей висрал си в око.

— Не понял, переведи, — отозвался Никита.

— Ай так вшехно зрозумишь, иудо!

— А я, оказывается, понимаю по-чешски, — коротко и зло рассмеялся Олег.

— Может, подождете внизу, пока я переодеваюсь. Здесь все-таки театр, а не спортзал. Костюм, опять же, казенное имущество. Версаче сам его сшил, своими маленькими ручками.

— Только попробуй смыться, — сказал Карел. — Я тебя везде найду, сволочь. Руки чешутся морду тебе начистить.

— Дурак ты, Карел. Я тоже, конечно, но ты — это что-то запредельное. Ладно, уходите, я сейчас спущусь.

В этот момент Наташа не выдержала и вышла со сцены в коридор.

— Здравствуйте! — громко произнесла она.

Растерявшись, мужчины замолчали. Полуодетый Никита захлопнул дверь своей гримерной. Бледный от волнения Карел молча смотрел на нее. Повисла пауза. Олег, откашлявшись, произнес:

— Прости. Это не предназначалось для твоих ушей. Очень глупо получилось. Ты ведь все слышала?

— Да. Что все это значит?

— Наташа! — простонал Карел. — У меня нет слов. Я в жизнь себе этого не прощу… Умоляю тебя, выслушай меня…

— Я только об этом и мечтала последние полтора месяца. Но теперь, если у тебя есть время подождать, я бы с удовольствием выслушала Никиту. И никакого рукоприкладства, пожалуйста. Ни здесь, ни внизу. Олег, произошло что-то отвратительное, да?

— Да. Хочешь, сам тебе расскажу.

— Нет. Я уже догадываюсь, но хочу поговорить с Никитой. Мне просто не верится. Карел, прошу тебя, не убегай, дождись меня.

— Наташа, не говори так. Я больше никогда не убегу, если ты сама позволишь мне остаться. Только постарайся меня понять, хоть я и повел себя как идиот.

— Постараюсь. Никита, открой дверь, пожалуйста. Я все равно тебя дождусь.

Она вошла. Никита курил за гримерным столиком. Наташа закрыла за собой дверь, присела на стул.

— Дай мне сигарету, Никита. И объясни, что случилось.

Он молча протянул ей пачку и зажигалку. Она прикурила.

— Ну давай, ради Бога. Начни с чего-нибудь. Это-то ты можешь для меня сделать? Я хочу услышать правду.

— Какую правду? Я не знаю, как это объяснить. Я не думал, что это будет иметь такие последствия.

— Что «это»? Поведай мне факты, пожалуйста. Только факты, а тебя я постараюсь понять.

— Хорошо, — сдался он. — Слушай свои факты. Я тебя любил все эти годы. Может, плохо, может, не очень — как мог, так и любил. Я знаю, что ты была несчастлива, знаю. Конечно, тебе нужно было выйти замуж, родить детей и так далее. Поэтому, когда появился Карел, я постарался отнестись к этому спокойно. Это мне почти удалось. Но гастроли меня доконали. Наверное, это зависть, жадность, ревность… Во всяком случае, я ничего не планировал заранее. Трезвому мне бы это вообще в голову не пришло. Но вы были все время так по-идиотски счастливы, что меня это начало бесить, понимаешь?

— Я тебе уже сказала, что постараюсь тебя понять. Не надо лишних слов, просто скажи мне, что ты сделал, и все.