— Нет, они выпускаются только для моряков.

Сергей Николаевич освободился, наконец, и вернулся в свою каюту.

— Ну как вы тут без меня?

— Антона не могу от Атласа оторвать.

— Это корабельное имущество, я не могу тебе подарить. А могу — глобус, хочешь? Это модель Земли.

— Правда, мне? Насовсем?

— Конечно. Но за это ты отпустишь Женю вечером. Ты с ней всю неделю, а я только по выходным.

— Вы хотите сказать, у Жени должен быть выходной?

— Именно.

— Для этого совсем не обязательно дарить мне глобус, — расстроился Антон.

— Я пошутил, не сердись. Глобус твой, без всяких условий. Так как насчёт вечера, Женя?

— Тут и пойти некуда.

— Я хотел бы поужинать не на «Ласточке», и потанцевать, и погулять по твёрдой земле. А завтра пойдём на Розовые скалы, Антон? Не боишься — после прошлого погружения?

— Я ничего не боюсь Я уже нырял в Тёплой бухте, и долго был под водой. Мы там плаваем с Дэном, это мой друг, дельфин.

Сергей вопросительно посмотрел на Женю.

— Да, не удивляйтесь, Антон дружит с дельфином. Я вам вечером расскажу. Только вряд ли Виктор Сергеевич позволит после всего.

— Я сам с ним поговорю. Попрошу — под мою ответственность.

В тот раз «Ласточка» привезла и родителей в третий корпус. Они обязательно заходили к Виктору Сергеевичу, смотрели на него с надеждой. Год за годом. И для него каждый родительский день был испытанием.

Женя с Антоном подошли к главному входу, когда автобус от гостиницы выгружал пассажиров.

— Женя, это экскурсия?

Она смешалась, не смогла сказать ничего, кроме правды:

— Это родители ребят, что отдыхают в санатории.

И вызвала шквал новых вопросов:

— Родители, мамы и папы… Они ко всем приезжают, и в третий корпус?

— Далеко не ко всем. Особенно в третьем корпусе не у всех есть родители.

— А у меня — есть?

Вопрос был неожиданный и прямой. И требовал прямого ответа.

— Есть, Антон. Но мама оставила тебя в роддоме. Её, наверно, убедили врачи, что ты не выживешь. Или останешься на всю жизнь таким, как был, когда мы с тобой встретились. Она решила, что не справится.

Антон несколько секунд молчал, обдумывая эту информацию.

— Она знает, что я здесь? И здоров?

— Нет, она не знает. Женщины, которые отдают детей, больше ничего о них не знают.

— Женя, очень тебя прошу, найди её, пожалуйста, и расскажи про меня.

— Это сложно. Они не хотят, чтобы их находили.

— Но она узнает, что я здоров, обрадуется. Найди её, постарайся!

— Я попробую, обещаю тебе, — осенью, в Городе, хорошо? Ты потерпишь до осени?

— Я буду ждать.

Истории болезней хранились в шкафу за стеклом в кабинете Виктора Сергеевича.

На средней полке толстые, они начинались уже здесь. А на верхней — тоненькие, которые пришли с маленькими пациентами.

Они были в прозрачных папках двух цветов. Женя знала уже — красные, которые не открывались при ней — это малышей, которых родители не хотят знать. Жёлтые — тех, к кому приезжают.

Взять тайком и посмотреть? Стыдно, Виктор Сергеевич доверяет ей. Она шла по коридору, мучилась, и так и не решила, что делать. Но когда вошла в кабинет, и Виктор Сергеевич встал из-за стола ей навстречу…

— Виктор Сергеевич, Антон спросил про маму. Я рассказала ему, всё, как есть. И он просит отыскать её. Отказать я не смогла. Он надеется, думает, узнает она, что он здоров, обрадуется.

Голос её дрожал, и она чувствовала, что вот-вот расплачется.

— Я пообещала её найти, просто не смогла отказать!

— Я не могу разрешить. И отказать тоже не могу.

Он снял с полки, не глядя, красную папку в самом начале стопки.

— Читайте. Но Антону правда может навредить. Его состояние очень хрупко.

— Я понимаю.

Предыстория была краткой. Родился девятого июля… года в их Городе! И фамилия матери, и адрес! Надо запомнить, это главное сейчас. В графе «отец» — прочерк.

— Я пойду, Виктор Сергеевич.

— Поберегите Антона.

В своей комнате она первым делом занесла в телефонную книжку — Сергеева Марина Николаевна, Морская, дом 3 квартира 27.

Капитану «Ласточки» оставили в единственном в Санаторной зоне ресторане уютный столик на двоих.

Они сидели в стороне от эстрады, музыка не мешала разговаривать. И приглушённый свет, и вино, и алые розы на столе, которые Сергей подарил ей при встрече. Он был в штатском, и от этого стал как-то ближе, но всё равно — самый умный, самый добрый, самый красивый!

И всё вокруг было прекрасным — нарядный зал, весёлые беспечные люди вокруг — после третьего корпуса с больными детьми каждый день, целый день.

Серёжа положил свою большую руку на её, маленькую:

— Вы так умеете радоваться! А я разучился, наверно. Вам не скучно со мной?

— Не наговаривайте на себя.

— Вы знаете, я уже не мальчик, и у меня это очень серьёзно. Но я боюсь связывать вас — даже словом. Я ведь моряк, это на всю жизнь. К весне закончим ремонт «Академика Осинского», и я опять буду уходить в плаванье на три месяца, а то и на полгода.

— Вы не сказали самого главного. Вы любите меня?

— Ну конечно, я вас люблю.

— Тогда всё остальное не имеет значения.

Потом они медленно шли по аллее от ресторана, и Сергей думал — ну почему мне так трудно поцеловать её, почему? В жизни такого не было, я же взрослый мужик!

Но когда он решался, наконец, — из-за поворота, или из боковой аллеи появлялась какая-нибудь пара, Санаторная зона гуляла по вечерам.

Только в «Сосенках» было тихо и спокойно, и тёмные окна, как зеркала, отражали звёзды и лунный свет, и синие дежурные лампы горели в коридорах. И он поцеловал её на первом же тёмном углу. Дальше они шли, молча, но он не отпускал её плечо, и она так доверчиво и послушно шла рядом, что у него замирало сердце.

— Расскажи мне про Антона. Он тебе кто?

— Не родственник ли? Нет. Я с ним здесь познакомилась. Когда я приехала, он ничем не отличался от остальных. А потом появился этот дельфин, и я видела, видела — что-то происходит. А когда он заговорил… У него, оказывается, была врождённая способность к телепатии, и проявилась с дельфином. И этот дельфин, Дэн, лечил его, долго лечил. И оказалось, что у него потрясающие способности! Виктор Сергеевич боится, что может быть рецидив, возврат к болезни.

— Этого никто не может предвидеть, к сожалению.

Но тут, как из-под земли, появился комендант.

— Молодые люди, вы разве не знаете, который час? Девушка, я вас предупреждал, третий корпус закрывается в десять часов.

— Я уже ухожу, Егор Иванович.

— Сергей Николаевич, вы? Я вас не узнал, простите. Но понимаете, есть порядок, режим, у нас ведь лечебное учреждение. А отдыхающие, как дети, прячутся по кустам.

Назавтра «Ласточка» ушла в Город. И Женя начала считать дни до следующей субботы.

Как-то после вечернего представления они с Игорем Александровичем и Виктором Сергеевичем смотрели новые записи.

— Ничего не понимаю, Женя! Смотрите, сейчас они разговаривают между собой. Вот сигнал Сильвы. Следом Чак. А потом вдруг пауза. И опять Чак. С чего это ему в одном ответе делать паузу? А вот говорит Сильва, остальные молчат. А теперь молчат все четверо. И такого оживлённого разговора вчера ещё не было. Такое впечатление, что они разговаривают не только между собой. С кем они разговаривают?

— Я думаю, с кем-то за пределами Дельфинария.

— И я так думаю. Надо попросить Колю поплавать с аквалангом.

Музыка в Дельфинарии умолкла.

Дэн вздохнул — можно забрать Куну от этого балагана. Ему пришло в голову именно это старое слово. Она просто сама не своя, не пропускает ни одного представления, ни одной репетиции.

И тут он услышал, что Куна разговаривает с дельфинами там, внутри. Они познакомились!

— Чак, ты просто чудо! Давно ты научился прыгать через кольцо? Это трудно, я смогла бы, как ты думаешь?

— На репетициях получается уже у всех, но бывают срывы. Потренируемся, и все будем прыгать. И ты смогла бы, конечно.

— Коля молодец, он такие трюки придумывает!

— И у него столько их ещё в запасе!

— Он говорит, хотя бы ещё один дельфин, вообще была бы феерия!

— Что такое феерия?

— Наверно, что-то необыкновенное!

Вдоль ящиков двигались две тени с противоположных сторон, Коля с аквалангом и Дэн. Дэн успел раньше, и они с Куной ушли в сторону и на глубину.

— Тебе не надоело? Мы так мало бываем вместе!

— Но кто тебе виноват? Мы могли бы вдвоём смотреть представления, а между ними играть, как раньше.

— Меня тошнит от повторения одного и того же! И рыбку в награду.

— Это на первый взгляд. Они каждый раз придумывают что-то новое. И как все хлопают и радуются!

— И ты всё лето будешь торчать возле этих ящиков?

— Дэн, мне так интересно!

Коля видел Куну. Ах, как она повернула, как гибко повела хвостом.

— Какая красавица! Вот бы… Дальше он только вздохнул. Поймать взрослого дельфина трудно. Только если он запутается в сетях и не успеет порвать их. Специальная клетка с приманкой только для очень молодых и неопытных.

И всё же назавтра вечером он опять поплыл к той дыре между ящиками. Куна была там. У неё почти вся голова была внутри! Но она опять почувствовала его издали, отошла, встряхнула лёгкими плавниками и ушла в тёмную глубину. До поздней ночи Коля разбирал ящики, делал широкий лаз. Потом вырезал кусок сети напротив лаза. Калитку он откроет завтра днём.