Светлана Храмова

Линия

Я всегда ненавидела секс. Отдельно от отношений, как упражнение, отбивание номера — да с чего это вдруг я буду сливаться с тобой в экстазе, я тебя не люблю! Не понимаю, вечно мучилась, объясняя, да что тут объяснять, глупо. Или еще говорят: это поможет снять стресс, я зайду к тебе? Смеялась в ответ, будто шутку услышала, вместо того чтоб по морде дать. Но нужно же остаться друзьями.

Пришли новые люди, выросли поколения тех, кто считает это нормальным. Виртуальные игры, примочки, насадки, секс в законе и отдельно от любви.

С Алексеем случай счастливый, так закрутилось сразу, слова вымолвить не успела, да и зачем слова? Там любовь и страсть, счастье и смерть воедино. Не бывает «как в кино», как в кино — это страшно, концовка непременно трагическая. Два года полета, потом два года волчицей выла, Алексея оплакивала, провал в памяти и конец истории.

С Виктором мы собеседники скорее, это было спасением, чудом из ямы выбралась, и Машенька теперь первые осмысленные фразы осваивает, дочка. Вот дочка — это совершенно неожиданный поворот. Но тоже вначале казалось, что чувства, рванулась к нему во Владивосток искренне — и снова, как с Алексеем, события со сверхзвуковой скоростью завертелись, метнуло друг к другу, как двух бабочек из тьмы на фонарь, мы оба искренни, все на порыве, на восхитительной ноте восторга. Наверное, это было высокое «ля».


Заботы, заботы, заботы. И родители его здесь, а Виктор всю жизнь посвятил родителям, как Рита сразу не сообразила, что в Звездограде акценты постепенно перенесутся с их сложных отношений на опеку тех, кого он привык опекать, плюс Машенька практически на нем. Муж, отец и сын в одном флаконе, то есть в одном лице. Святой Виктор Прилуцкий, а я — недостойная его нравственной высоты жена. Исследую новые области человеческого сознания. Тайком и в свободное от семейных обязаностей время.

Но с другой стороны, загородный дом мною куплен, материальное обеспечение опять-таки на мне, спасибо Алексею, финансовых затруднений я не испытываю. Как повернулось!.. наша с тобой дочка родилась не от тебя, а от переводчика с французского и английского, из Владивостока переместившегося в Звездоград, он пулей прилетел твое, Алексей, место занять. И никакого желания с ним спать я не испытываю уже целый год, с тобой мне и в голову не приходило, что чувственность — это не обязательно. Что сексуальных отношений не существует, это Лакан сказал. Да, с тобой это чувственное, а не сексуальное. Дрожь во всем теле, когда ты ко мне прикасался. Такое раз в жизни бывает, да второй раз и не перенесешь. Я раньше думала, что любовь кончается смертью, ну как у Шекспира, там любовники не выживают. Вот у меня любовь и закончилась смертью, только не нашей общей, как положено бы, а твоей. Я осталась, я выжила — а зачем?..


Глупости какие в голове, я же мама маленькой девочки, первым словом которой было слово «эппл», она ровно в годик его произнесла, вперившись в серебристый ноут, я делала правки к какой-то главе, а она вошла и целых три раза повторила слово! Я заканчиваю книгу, которая мне с таким трудом давалась, чуть до нервного срыва не довела… у меня отличный ироничный муж, прекрасная большая семья… — и нечего придумывать!

Но мы же ведь и правда собеседники, а помнишь, Виктория Константиновна, завкафедрой философии, курс эстетики, повторяла: никогда не делайте из мужа собеседника! Мы с ней дружили, странная дружба студентки и амбициозной молодой профессорши, разница в возрасте восемь лет всего, и так у нее забавно звучала фраза насчет собеседника. Сигарета непременная в пальцах и шлейф французских духов, когда она шла по коридору… — Рита и одергивала себя, и одобряла. Одновременно, как всегда.


Сейчас я въеду в ворота, заглушу мотор и не выбегу, стремительно хлопнув дверцей, нет. Я минут пять буду настраиваться, потом тихонько слезу с сиденья машины, стараясь не хлопать дверцей с шумом… и в доме первое, что увидится, это не распахнутые Машкины глазищи мне навстречу, а осуждающий с невымолвленным «где была?» взгляд Виктора, тоже навстречу мне. Он уверен, по-моему, что я всегда виновата. Ну да, его мама посвящала жизнь мужу. Таисия Ивановна, божий невъебенный одуванчик, привычно хлопочущая вокруг Леонида Афанасьевича, а вовсе не занятая Машкой, как когда-то договаривались. И по их замыслу я должна 24/7 кудахтать вокруг дружной четы Прилуцких, или, как Виктор говорит, я не требую твоего внимания, но хоть дочкой ты могла бы заниматься? Он ведь и раньше подсмеивался над моими книгами, почему я не заметила вовремя. Менсплейнинг это называется, как я теперь знаю. Высокомерное и ироническое отношение к женским занятиям, отказ воспринимать всерьез мои идеи. Ладно, это мелочи, но мы совершенно разные люди. Он милый и добрый, конечно. Умница и много занимается Машенькой, в отличие от меня. Господи, как же он меня раздражает, ну вот причины нет, а бесит дико!

Рита вошла в холл, поставила сумку и — ну да, Виктор метнул на нее приветственный взгляд, вполне дружелюбный кстати. Я снова пытаюсь найти на солнце несуществующие пятнышки. Это я сама его не люблю, оттого собеседником и манипулятором обзываю. Он ни в чем не виноват, только в том, что я его не люблю. Маша сломя голову летит к ней, голые пятки по плитке стучат, ну не носись так, чудо мое, шлепнешься! Но она уже обхватила Ритину ногу и смотрит вверх, с восторгом протягивает зеленую липкую загогулину: видишь, мы с папой из лайма кузнечика слепили, тут еще пластилин добавили, папа сказал, так лучше.

Вот оно, счастье окнами в сад — и ведь правда все, и яблоня за окном.

Прыжок

Первая программа закончилась скандалом. «Вы все в одну кучу смешали, святое и грешное, как вам не стыдно!» — кричали одни. «Феминизм — это надежда женщин на нормальную жизнь, а не то, что вы нам тут рассказываете, глупости!» — «С придурью ваши бабы истеричные, им все равно, где и зачем орать, лишь бы в голос!» — препирались другие и с Ритой, и меж собой.

С видеоматериала брожение началось, гомон в студии, ропот и возмущение. Ничего неожиданного, впрочем. Известный случай для затравки приберегла, об этом много говорили, почти забылось уже. А тут — на экране та девочка с голубыми волосами, снова. И лепет ее бессмысленный, потом шокирующий финал.


Она жонглировала словами, бросала и ловила, они так легко выговаривались. Беспечно! Игра, бесконечная игра на публику. Круглосуточная — тут можно остаться в здравом рассудке? Бодипозитив, токсичная маскулинность, интерсекциональный феминизм, слатшейминг и фэтшейминг, виктимблейминг и газлайтинг, менсплейнинг и менспрединг, абьюзивное поведение… и словечко эмпатия, в нем ничего плохого нет, одно плохо: ничего не означает. Почему не сострадание, не сочувствие? Почему, чтобы быть продвинутой и популярной, кроме постоянной озабоченности рейтингом, непременно нужны эти термины, затемняющие смысл?

Нора не смирилась со смертью отца, задолго до трагедии жаловалась на суицидальные наклонности, проще говоря предупреждала, что в любой момент сделает это, онлайн предупреждала. И о встречах с психотерапевтом подробно рассказывала миллионам подписчиков. Популярный блогер-феминистка, сотни тысяч просмотров минимум, никакой косметики, только волосы красила в панковые цвета. Прямо в эфире встала на подоконник, и, все еще что-то говоря, слетела вниз, а этаж десятый, что уж там…

И ведь уверена была, что продолжит трансляцию после падения, и текст будет размазывающим понятия как по стенке, как всегда бестолковым, но наполненным таинственным сорочьим содержанием. Когда ее слушают, завороженные набором блестящих слов, смотрят на примочки, надписи, рисуночки — и в общем проводят полчаса с циркачкой, девочкой с голубыми волосами, иногда розовыми или зелеными. Мягкие волосы до плеч, симметричные черты лица, губы ниточкой и способность четко артикулировать любую фигню. Никто не вдавался в подробности, что такое этот неожиданно свалившийся с неба феминизм, третья волна (две первые никто толком не помнит: ах да, суфражистки, потом в 70-х разное хотели, но оперировали понятием «женщина», а теперь…).

Третья волна поражала тем, что никаких вроде бы оснований, всего ведь добились, но агрессия возросла до небывалой степени, разъяренные телки, тетки и просто женщины ополчились на мужеский род и будто цель у них одна: извести понятие нормы на корню. Агрессивные лозунги, марши с вагинами на голове, social justice warriors боролись за перемены, вызывая растерянность и недоумение. Да если бы только! Они распространяли вокруг себя ненависть ко всему и ко всем, подсознательный страх.


На миру и смерть красна. А Нора Лирту — имя настоящее, как ни странно, не псевдоним — запутавшаяся в мишуре виртуальных игр, окончательно переставшая отличать реальность от изображения на экране, полагала, что Лирту-Вирту (lirtu/virtu ее ник, замызганный многочисленными юзерами, ее троллят) преспокойно приземлится, встанет на ноги и скажет свое: это о’кей, ребята, прыгать это круто!


«Блогерство — это вообще не очень хорошая работа для психического здоровья. — Так сама Нора говорила. — Когда у тебя два миллиона просмотров под видео — можно лечь в кроватку и успокоиться. Но это спокойствие быстро сменяется страхом, что ты сделал недостаточно и надо больше. На самом деле это нормально для блогера. Постоянный страх, что завтра все закончится, не будет никакой аудитории, как приснилась, — и останется не очень дорогая камера для записи, вмонтированная в стену, простенькая программа для монтажа и пустая неуютная квартира. Сутками в интернете, здесь запылившиеся уже объедки пирога, там позавчерашний чай, покрытый пятнами пленки, его недосуг вылить.