Светлана Кузнецова

Метро 2033. Дворец для рабов

Музей под закрытым небом

Объяснительная записка Алекса де Клемешье

Воспоминание родом из детства: корреспондент берет на улице интервью у иностранных туристов, туристы делятся впечатлениями от посещения столицы СССР.

— Что вас больше всего поразило?

— Чистота московского метро.

Пожалуй, именно тогда я впервые задумался о том, что где-то может быть иначе. Не в плане чистоты — вообще иначе.

Что такое метро для ребенка, родившегося и выросшего на окраине Москвы? Это «Щелковская» и «Первомайская» — простенькие, неказистые, утилитарные. Но такие же привычные, как подъезд родного дома. Это «Измайловская» — лучшая на свете станция, потому что поезд до и после нее идет не по туннелю, а по улице, и можно пялиться в окно, встав коленками на пухлые коричневые сиденья. А дальше, вплоть до конечной «Киевской» — целая череда станций, непохожих одна на другую. Какие-то для мальчишки интереснее (например, «Площадь Революции»), какие-то скучнее (типа «Смоленской»), какие-то удивительнее прочих («Измайловский парк» с его тремя путями вместо двух). Но самое главное — они разные, и так было всегда, так и должно выглядеть метро, и иначе попросту не бывает!

В четырнадцать, покатавшись по парижской подземке, я волей-неволей сделал два вывода. Во-первых, оказывается, чистота все-таки важна. Просто в Московском метрополитене им. В.И. Ленина ты о ней не задумываешься, потому что она там есть, за ней следят, однако это осознается лишь в сравнении. Как бы нелепо это ни звучало, мне понадобилось побывать в столице западноевропейского государства, чтобы по достоинству оценить давний ответ туриста корреспонденту.

Во-вторых, окончательно выявились отличия родного метро от множества прочих. Если забыть, что слева-справа от тебя есть пути, то по той же «Площади Революции» или по «Киевской» можно ходить, будто по музейным залам, восхищенно рассматривая бронзовые скульптуры и мозаичные полотна. Что, собственно, москвичи и наблюдают в последние десятилетия, пытаясь по дороге на работу прорваться сквозь шумные и суетливые группы иностранцев, у которых посещение метрополитена стоит отдельным пунктом экскурсионной программы.

То, что в детстве мне казалось обыденным и само собой разумеющимся, для кого-то, как выяснилось, обладает настоящей художественной ценностью! Для меня это — всего лишь остановка общественного транспорта, где я жду поезда, платформа, на которой я толкаюсь в час пик, торопясь на работу, и частенько матерюсь вполголоса, застряв в толпе пассажиров у эскалатора. А для кого-то эта же станция — роскошный дворец. Со всеми присущими дворцу (или музею) атрибутами, с экспонатами, которые непременно нужно снять на смартфон, а еще лучше — запечатлеть самого себя на их фоне. Если довести фантазию до абсурда и представить, что в современной Москве нет ни одного музея, памятника архитектуры, достопримечательности и вообще какого бы то ни было объекта культурного наследия, сюда все равно будут ехать гости из других городов и стран — ради достопримечательностей подземных.

Герой романа «Дворец для рабов» не знал, с чем ему придется столкнуться в Москве, не догадывался, как выглядят станции метро, и мог лишь предполагать, есть ли на них выжившие. Попробуйте посмотреть его глазами на то, к чему вы, читатели, давным-давно привыкли.

Глава 1

— Родя-Родя, что ж ты так… — донеслось из-за двери. Тим толкнул рассохшуюся, выкрашенную белой краской облупившуюся створку. Заржавевшие петли противно скрипнули, следом раздался слаженный лязг оружия.

— Свои, — не преминул предупредить он, даже не подумав, что кто-нибудь мог и пальнуть, не разобравшись.

Дула автоматов не опустились сразу, с десяток секунд упирались в грудь, пока он распахивал дверь и представал пред ясные очи своих бойцов: мало ли какие слуховые галлюцинации случаются? Николай Никифоров, загремевший на гауптвахту за злостное нарушение дисциплины и подставивший собственную группу второго дня, клялся, будто слышал мольбы о помощи, а не просто так полез в болото. Не оступился, проигнорировав приказ идти след в след, а намеренно устремился чуть не в самую трясину — едва вытащили. И хорошо, что в тот момент на ребят не напала какая-нибудь гадская тварь, а то ведь все могло закончиться гораздо хуже.

— Ты не пугал бы так, командир, — буркнул дюжий парень под два метра ростом, с очень светлыми, практически бесцветными глазами, темными волосами, перебитым носом и кривым шрамом на шее. Тим едва-едва достигал макушкой ему до подбородка.

— Проверяю боеготовность, Макс, — устало проговорил он и кивнул на привалившегося к стене парня, лежащего без сознания. Выглядел тот не лучшим образом: бледный, почти как труп, осунувшийся, с набухшей алой повязкой на ноге. — Он как?

— Не выберемся в ближайшее время — истечет кровью, — влез в разговор Данька. — Мой прогноз: три часа.

— Маловато, — сказал Максим укоризненно. — Плохого мнения ты о Родьке. Он же у нас парень о-го-го. Еще нас обоих переживет.

— Возможно, если повезет… четыре, — Данька подыгрывать приятелю не стал. С его точки зрения, все было более чем серьезно. — Затем заимеем на руках труп, который проще бросить, нежели сжечь или похоронить.

Тим кивнул, не соглашаясь, но принимая к сведению.

— Сжечь, — пробурчал Максим, — нечего оборотней привлекать.

— Да куда уж сильнее, — прошептал Данька.

— Волкодлаки, — поправил Тим. — Мы зовем их волкодлаками, а не оборотнями.

— А Никифорова на болоте, конечно же, позвала белочка, как Василь Василич скажет?.. — усмехнулся Максим. — Ох, вряд ли.

— Призрак отца Иннокентия, — бросил Тим, вызвав пусть не смех, но хотя бы улыбки.

Означенный отец Иннокентий был любимой ручной нечистью кладовщика. Как тот утверждал, обитал призрак на складе и обожал переставлять вещи с одного места на другое, а то и присваивал себе чего-нибудь приглянувшееся. Усовестить его удавалось с помощью детской считалочки: «Иннокентий, поиграй, но… (здесь следовало подставить наименование искомого предмета) мне отдай». И вещь непременно находилась — по словам все того же кладовщика. В юности, постоянно теряя необходимые в быту вещи, Тим тоже пытался взывать к совести Иннокентия, но не преуспевал в этом. Видимо, обретавшегося в его комнате домового звали как-то иначе.

— Белочка — она же белая горячка, — снова подал голос Данька, — приходит к тем, кто сивуху глушит без передыху, а Колька — трезвенник, каких поискать. Витас, опять же, смурной стал. Виталька рассказывал: наш затворник несколько раз просил его к болоту проводить, там сидел на берегу с час, наверное — со стороны от коряги не отличишь. То ли думал, то ли звал кого мысленно — Витас, говорят, и не такое умеет. А Витьку с Аленкой чуть какая-то пакость не сожрала.

— Да ну! — Максим фыркнул. — Чтобы нашу Аленушку — и какая-то пакость? В жизни не поверю. Наверняка она сама этой дряни хвост накрутила и Витьку спасла.

— Она такая, — согласно кивнул Данька.

Тим молча отошел к окну и осторожно выглянул на улицу. Все эти россказни, байки и предположения насчет болота он выслушивал не впервые. Сам думал основательнее влезть в чертовщину, творящуюся там, да и вообще… имевшую место быть, поскольку дурные твари внезапно начали умнеть и поражали слаженностью действий. Вот как сейчас, например. Волкодлаки в количестве трех особей сидели внизу на потрескавшемся асфальте и гипнотизировали окна. Сами покрыты темно-серой шерстью, головы волчьи, тела обезьяньи. Колодезов показывал Тиму фотографии животных, водившихся на земле до катаклизма, так вот, волкодлаки сильно напоминали горилл. Семипалые лапы оканчиваются загнутыми острыми когтями. В пасти — клыки длиной сантиметров десять, сине-зеленые, а не белые, как следовало бы ожидать, и какой только заразы под ними нет. Родьку слегка за ногу тяпнули, а он почти сразу отключился и теперь истекал кровью, то мечась в ознобе, то страдая от жара.

Единственная слабость волкодлаков — мозги, а вернее, их отсутствие. Они никогда не нападали из засады, не устраивали ловушек, о тактиках и стратегиях охоты и говорить не приходилось. Если волкодлак замечал добычу или врага, пер прямо напролом. Завалить одного не составляло особого труда, а вот когда тварей набиралось с десяток, а то и больше, стрелка на всех не хватало. Но то раньше. Сейчас же Тим никак не мог избавиться от ощущения, будто на них напали организованно и загнали сюда по всем правилам проведения наземных операций. И вот теперь сидят и ждут, пока люди вылезут, или готовятся к штурму.

Как они вообще влезли в периметр? Сделали подкоп? Или рухнувшее дерево повредило стену? Но где? Когда? Ведь они патрулируют каждые шесть часов, пропуская лишь полдень — в это время не стоит выходить, даже будучи запакованным в защитный костюм… Тим с тоской посмотрел на небо и отвернулся.

— Вне видимости около пятнадцати особей, — подойдя к нему и подперев спиной обшарпанную стену, доложил Данька.

Тим кивнул. Он недавно проверял дверь, ведущую с лестничной клетки в холл первого этажа, и отчетливо слышал скрип когтей по старому дереву. Благо дерево это после катаклизма стало тверже камня и даже волкодлакам было не по зубам, то есть не по когтям. Пока.