— Твою канемедь! — смешно выругался Верин, а Тополев брякнул такое, чего и в настоящей, немосковской, зоне услышишь нечасто. По сути, Денис с ним даже согласился: черт-те что творится!

— ДЭН!!!

Все, на что его хватило, — приподняться на локте и отрешенно смотреть, как пытается затормозить сердяк. И страшно: раздавит же. И умора, какой поискать. Больно забавно мутант выглядел с растопыренными ногами и задницей, скребущей по асфальту, выпученными глазами да разинутой, словно в немом крике ужаса, пастью с растопыренными клыками (до сего момента Денис и не думал, будто мутанты способны ими шевелить).

За сердяком осталась черная полоса — так, словно асфальт обожгло или разъело, — и не только она. Денис скривился и закрыл рукавом нос: мутант действительно испугался. Надо отдать ему должное, затормозил почти вплотную к границе солнечного света. Так и сидел на заднице, глазами хлопал, и пусть тварей, как и животных, очеловечивать нельзя, морда у него выглядела ошалевшей вконец.

— Бу… — сказал ему Денис. Воняло так, что глаза слезились, при этом хотелось смеяться и почему-то мотать головой. Кажется, у него начиналась самая натуральная истерика, мешавшаяся с невесть откуда взявшейся эйфорией. Тело по-прежнему почти не слушалось.

Мутант подскочил из положения сидя — метра на полтора, если не больше, — из прыжка опустился прямо на ноги, да как дал деру… только поросячьего визга и не хватало.

— Эй, командир?.. — позвал вольный. Денис лениво повернул голову на звук. Интересующийся оказался охотничком в мини-бикини (или стрингах, Денис понятия не имел, как две полоски ткани, прикрывающие лишь самое дорогое, назывались в около модельерских, гламурных и черт их разберет каких еще кругах).

— Тамбовский волк тебе… — гыгыкнул Верин.

Он тоже хмурился, видимо, вид у Дениса был тот еще: дезориентированный как минимум. Губы растягивала глупейшая улыбка, которую никак не удавалось согнать. Тепло впиталось под кожу, побуждая к медлительной лености, и почему-то зудели подушечки пальцев не только на руках, но и на ногах.

— Дэн… — позвал Верин.

— Чего тебе, Макс? — поинтересовался тот.

— Это… — Научник переступил с ноги на ногу и выдал: — Ты живым хоть останешься?

Денис не удержался и захохотал.

— Идиотская ситуация какая-то, — почему-то смущенно проговорил Верин. — Лежит человек в Зоне, пузо и все остальные части тела жарит на солнышке. А вдруг оно радиоактивное?

— Солнышко-то? — фыркнул Денис.

— Излучение! — рявкнул Верин, явно разозлившись.

Это привело Дениса в себя много лучше ведра ледяной воды, опрокинутого за шиворот в знойный полдень. Он не помнил, чтобы Максим Верин проявлял негативные эмоции. По крайней мере в Зоне подобного не случалось ни разу. Научник мог балагурить, пошлить, шутить на грани черного юмора, но из себя не выходил. К тому же Денис понимал все отчетливее: с ним действительно происходило неладное, и чувствовал он себя совершенно неадекватно.

— Это уж вы мне скажите, господа научники, — посерьезнев, предложил он и, глянув на свой сканер, добавил: — На моем счетчике Гейгера много ниже нормы.

— Подтверждаю, — обронил Тополев.

Коробов сделал шаг по направлению к Денису, но Верин вовремя ухватил его за плечо.

— А позвольте к вам, Дэн? — попросился Коробов.

— А не позволю, — усмехнулся Денис. — Лучше скажите: чудится мне небо или нет?

Он с облегчением услышал бы отрицание. Подобный ответ означал бы наличие «иллюза» или любой другой аномалии, влияющей на психику, возможно, пока неизвестной и никем не изученной. Вполне вероятно, аномалии крайне опасной, раз столь погано действовала даже на него. Все равно лучше уж она, чем то, чего попросту не может быть, поскольку ненаучно от слова «совсем».

Все его нутро — то самое, которое срослось с Зоной, — возмущалось и яростно протестовало против неожиданного выхода из Периметра. На небольшом участке от силы в десять квадратных метров не находилось не только маленькой безобидной аномалии, но и вообще никакой.

Тополев что-то спросил у Коробова, но тихо, не разобрать.

— Абсолютно обычное, здоровое пространство с известными всем и каждому законами физики — дыра в аномалии, — заметил тот и добавил: — Ну и ну.

— И бунтующее душевное равновесие — то ли под влиянием этого факта, то ли само по себе, — прошептал Денис.

— Вы что-то сказали, сталкер?

— Ничего. Я так и не получил ответа на свой вопрос! — поторопил он.

— Да есть там небо, — за всех ответил вольный. — Не истери.

«Тебя бы сюда…» — подумал Денис, но промолчал.

— Подтверждаю, — вздохнул Тополев.

— Ага, — кивнул Верин.

— Отлично, — сказал Денис, хотя ничего хорошего в том не видел. — Значит, я все же пока умом не тронулся.

— Эм… — Коробов снова сверился с прибором. — Юноша, возвратились бы вы к нам от греха подальше, а?..

На кого-кого, а на юношу Денис, к своему немалому облегчению и гордости, больше не походил: все же двадцать шесть скоро. Ростом не вышел и телосложение богатырским не назовешь, так ничего не поделаешь: лучше питаться следовало, а не в Зоне рыскать, а потом на сухпайках в клане сидеть. Оправдывало Дениса лишь то, что в Москве он жил скорее всего не по собственной воле, просто потерялся во время эвакуации, а затем тронулся умом, как и остальные «дети Зоны». После пакта Денис все же наступил на горло гордости и попытался выяснить, что именно помнят сами эмионики и можно ли восстановить потерянную память хотя бы частично. Оказалось, у всех провалы, и даже снов о том времени нет: словно прошлое — запись на старинной магнитофонной пленке, и ее даже не стерли, а вырезали ножницами.

— Пожалуй, вы правы.

Сказать просто, а вот подняться оказалось невообразимо тяжело, и в результате Денис снова шмякнулся на асфальт. Верин дернулся было в его сторону. Тополев сцапал его за шиворот и даже встряхнул для острастки.

— Умница, — похвалил того Денис. — Там и стойте, я… сейчас присоединюсь к вам, и пойдем дальше.

— Ноги отказали?

— Я чувствую их, но подняться не выходит, — ответил Денис. — Впрочем, слабость отступает, возможно, полчасика поваляюсь, и…

— Потом к Зоне привыкать придется, — закончил за него Коробов.

— Не исключаю. Веревка у кого осталась?

Верин кивнул, поняв его мысль верно, и полез в рюкзак.

— Мне обвязаться и к тебе?

Денис красноречиво постучал себя по виску и велел:

— Конец кинь.

— Не долетит.

— К гайке привяжи — долетит как миленький, — посоветовал Тополев. Помнится, когда еще в самый первый раз шли в Зону, именно он сильно возмущался по поводу «всякого ненужного металлолома» и «лишней тяжести». Гайки в Зоне вещь незаменимая, если нужно дорогу проверить, да и для всяких неожиданных нужд, как и веревка, трос или что-нибудь в этом роде. Особенно ценны гайки больших диаметров и увесистые, от КамАЗов, правда, тащить подобные действительно тяжеловато.

— Лови!

Денис едва удержал на месте дернувшуюся машинально руку: в Периметре ловить что-либо на лету явно не стоило. Гайка, пролетая за границу, отделяющую Зону от беззонового пространства, дважды полыхнула синим: при первом касании до невидимого поля и уже ударившись об асфальт. Верин присвистнул.

— Дэн, осторожнее! Вдруг раскаленная.

— Была б горячей, трос уже тлел бы, — заметил Коробов.

— Холодная, — бросил Денис. — Все в норме.

Он наскоро обвязался и приказал:

— Тащите.

Наверное, со стороны зрелище выглядело забавно, однако его участникам оказалось не до шуток.

Лучше всего для сравнения подходил мыльный или воздушный пузырь. Внутри поля и в Зоне немного отличалось давление. Четверо научников тащили изо всех сил, Денис тоже не бездействовал, но невидимую преграду оказалось не так уж легко разрушить.

— Наверное, схоже чувствует себя птенец, вылупляющийся из яйца, — простонал он, оказавшись наконец-то в такой понятной, обычной, замечательной во всех отношениях Зоне. — Противошоковое мне вколите у кого под рукой.