Из-за пинии вышел незнакомый динозавр, невысокий, чуть больше метра, и очень юный.

— Что?

— Это что за явление?

— Быр-быр-быр-БАЦ!

— Ой! — Следующая шишка попала в новоприбывшего.

— Слышь, малец, шёл бы ты отсюда, — посоветовал анестезиолог Валера. — Зачем тебе становиться врачом? Во врачей постоянно чем-то кидают. И пожрать вечно некогда.

— Подождите, у нас линейка, — строго сказал Струм пришельцу. — Что там с вызовами?

— Первый вызов в Доречье, квартал пятнадцать. Аламозавр Алик жалуется на головную боль. Сам прийти не может — болит нога.

— И где логика? Жалуется на голову, а болит нога? — удивился аптекарь Заур.

— Головная боль отдаёт в ногу — это очень печально, — вздохнул терапевт Эдмон. — Это прогностически неблагоприятно, то есть всё плохо. Мы его теряем.

— На вызов пойдёт Трот. — И Струм посмотрел на троодонта, ожидая возражений. Правильно ожидал.

— Почему я? Опять я! Чуть сложный случай, так сразу я! А до Алика знаете сколько идти?

— Он совсем рядом живёт, у реки, — сказал Струм.

— А по самому аламозавру сколько идти? У него длина двадцать метров! Если не тридцать! А во мне, между прочим, меньше двух! Выписывай командировку, начальник! От хвоста до головы я знаешь как долго шагать буду!

— А ты сразу к голове подойди, — посоветовал педиатр Анзу.

— Голова вверху, а наклонять её при головной боли вредно, вдруг давление поднимется, артерия лопнет и инсульт случится. Я залезу на хвост, пойду по спине, полезу на шею… Ой-ой, это же вызов повышенной сложности!

— Всё, разговор окончен, — сказал Струм. — Второй вызов?

— У трицератопсов два детёныша покрылись сыпью.

— Опять ветрянка, — кивнул Анзу. — Уже второй случай на третьем участке. Я беру десять литров зелёнки и иду.

— А я читал в «Вестнике терапевта», что современные врачи уже не мажут сыпь зелёнкой, — сказал терапевт Эдмон. — Ты угробишь детей своей ядовитой зелёнкой. И сам умрёшь от её вредоносных паров. Это устаревший метод.

— Устаревший, зато проверенный, — возразил Анзу. — Трицератопсы любят зелёнку. Зелёных детёнышей в зелёной траве ни один хищник не найдёт. Профилактика травматизма.

Травматизмом деликатно называлось, когда кто-нибудь кого-нибудь съел. А что, не травма, что ли?

— Быр-быр-быр-БАЦ!

Вуха, обиженная, что на неё не обращают внимания, кинула в Анзу особенно увесистую шишку. Промахнулась. Шишка ударилась об землю…

То, что произошло потом, было либо большим чудом, либо маленьким землетрясением. Шишка не могла стать причиной того, что в месте удара земля дрогнула, расползлась трещинами на несколько метров и провалилась. Большая, с двух Струмов, чёрная яма открылась перед удивлёнными докторами. Вуха сделала вид, что она тут ни при чём. «Шуточки мироздания, — подумал Струм. — И что это должно означать?» Юный динозавр подскочил к краю, заглянул вниз.

— Там подземный ход! — в восторге закричал он. — К центру Земли!

Анестезиолог Валера вытянул шею.

— Валера, отойди подальше от края, — скомандовал Струм. — Если ты туда провалишься, мы тебя не вытащим. Вообще все отойдите. Юноша, вас это тоже касается.

— Пожалуйста, возьмите меня на обучение! — взмолился тот. — У вас так интересно! Сверху шишки падают, снизу земля рушится!

— Хм. Вы из дромеозавров — кажется, из клана бэмбирапторов? Мы редко берём хищников. Они не внушают пациентам доверия, — сказал Струм.

— Я торжественно обещаю не есть пациентов, — заявил юный дромеозавр. — Я же давал клятву Гиппократозавра. И я умею лазать по деревьям, видите когти? И немножко летаю… ну, перепархиваю. Я вам пригожусь.

Струм задумался. Вообще-то ординатор был бы полезен клинике: можно сгрузить на него заполнение историй болезни, послать за медикаментами, поручить несложную, но нудную работу… Жаль, что составление годового отчёта на него не свалишь. Юнец, по всему видать, шустрый. Бэмбирапторы хорошо подходят для врачебного дела, они двуногие, руки имеют длинные, могут оперировать, опять же, серповидный коготь удобен для хирурга, он длинный и острый.

— Как зовут?

— Имя моё Бэкингем! — гордо сказал юноша. — Я из северных Бэмбирапторов, род Дромеозавров.

— Бе-бе-беееекингем? — фыркнула подошедшая медсестра Анечка. — Ха, скорее Бебик. Нет, Бобик.

Юноша обиженно глянул на Анечку снизу верх — она была в полтора раза выше. Струм улыбнулся. «Бобик» подходил юнцу куда больше, чем «Бэкингем». Педиатр Анзу примирительно сказал:

— Нет, Анечка, Бобик звучит как-то легкомысленно для будущего врача. Можно сократить — Бэк.

— Ядовитый, поди? — спросил Эдмон. — Многие твои родственники из дромеозавров имеют ядовитые зубы. Ты обидишься на главного врача, укусишь его, и больница останется без начальства. Как это трагично. Ещё хуже, если ты укусишь терапевта.

— Нет, моя семья порядочная и неядовитая, — сказал юный динозавр. — Только бабушка иногда кусалась, когда мы не хотели уроки делать. Но яд у неё был слабенький, от него кожа слегка чесалась.

— Всё ясно. Скоро мы все будем чесаться и покроемся язвами, — сделал вывод Эдмон. — Язвы загноятся, и начнётся заражение крови.

— Хорошо, пока побудешь с нами. Посмотрим, стоит ли тебя учить, — решил Струм. — И вот тебе первое медицинское задание: огороди колышками яму, чтобы никто не провалился. А я вызову археологов.

По закону любые подземелья должны быть обследованы археологами. А вдруг там следы древних цивилизаций? Вон в прошлом году вся Лаврентия гудела от сенсации: нашли остатки древнейшей цивилизации трилобитов, шутка ли — 350 миллионов лет назад! Мало кто из динозавров знал, кто такие трилобиты, но все обрадовались, будто откопали родного дедушку, да ещё он ожил и раздал всем подарки.

— Когда к нам Ник заглянет? — спросил Струм.

— Не раньше завтрашнего утра, — отозвался Заур. — Он на рассвете сегодня уже прилетал, принёс несколько вызовов.

Ник был их участковый связист. У никтозавров — летающих ящеров, которые дежурили по всей стране, — имелся тонкий длинный ветвистый гребень на голове, используемый в качестве антенны. Этой антенной никтозавры принимали радиоволны.

— Ну, принимают — это понятно, — сказал Трот. — А как они передают сигналы?

— Это великая тайна рода никтозавров, — сказал Струм. — Господа динозавры, до утра к яме не подходите. Утром прилетит Ник и передаст вызов археологам. И надо переносить больницу немного в сторону. А то археологи будут тут раскапывать, мешать. Пит, облети окрестности и подбери подходящее место, где можно линейки устраивать. И куда перенести кабинеты и палаты.

Пит, птеродактиль, был второй хирург. А Струм — первый.

— У меня приём, — уныло сказал терапевт Эдмон. — Прямо напротив ямы. Если я перенесу приём в другое место без предупреждения, пациенты меня не найдут. Они будут бегать по лесу, спотыкаясь о корни, будут рыдать, вытирая слёзы листьями папоротника. И скончаются в муках, проклиная врачей. А перед смертью напишут жалобу в Динздрав.

— Устрой приём на временном месте по другую сторону поляны, подальше от сосны, авось никто не пойдёт водить хороводы вокруг сосны и не провалится, — сказал Струм.

— Провалятся, — возразил Эдмон. — Непременно. Один сломает ногу, второй — шею, третий разобьёт голову на мелкие осколки, у четвёртого от страха начнётся острый психоз, и он покончит с собой, утопившись в речке. Речка будет отравлена, и от острого отравления умрут все жители Доречья и Заречья. А я предупреждал, что это плохо кончится.

— Сядь подальше от сосны, — терпеливо повторил Струм. — Пациенты тебя заметят, в тебе шесть метров длины.

— Шесть метров длины и три тонны веса, — уточнил Эдмон. — Там, внизу, ещё много подземелий, и я, такой тяжёлый, туда провалюсь. Все мы провалимся, и те, кто не умер от перелома шеи, скончаются от удушья, потому что под землёй нечем дышать. А я говорил, а меня не слушали.

И, ворча про себя, ушёл.

— Невероятный нытик, — сказал Трот.

— У него было тяжёлое детство, — заступился Анзу. — Мне так кажется. Заур, пошли, выдашь мне зелёнку.

Постепенно все разошлись: Эдмон — на терапевтический приём, Анзу и Заур — в аптеку, Трот — на вызов к аламозавру, анестезиолог Валера — завтракать, ординатор Бэк — искать колышки, чтобы огородить яму. Вуха оглядела опустевшую поляну и удовлетворённо застрекотала:

— Быр-быр-быр, давно-быр-так!

И кинула в Струма последнюю шишку. Струм поймал шишку, посмотрел на неё и вспомнил: «Что-то я держал в руке, когда сюда шёл. Ах да, письмо от тёти Аделаиды. Где оно… вот, я его на траву уронил».

Он вскрыл конверт.

...

Дорогой племянник!

Сообщаю тебе суперважную новость. Я впала в спячку (это ещё не новость) и видела сон (это уже новость, читай внимательно). Сон меня так встревожил, что я даже не могу заснуть обратно, хотя у нас снег и темно. Мне снилось, что в небе далеко-далеко одна звезда заболела и начала всё время есть. Она ела, и ела, и ела…

— Когда кто-то всё время ест, это болезнь, — сказал Струм. — Булимия. Очень интересный случай, булимия у звезды.

И продолжил читать:

...

…и она растолстела и стала большая, как сто тысяч звёзд. И тяжёлая. И поэтому свалилась с неба и полетела на Землю. И разогрелась от трения. Огромный раскалённый шар упал, и сделались пожары. Дым от пожаров закрыл солнце, и настала тьма. И умерли все динозавры. Вот какой страшный сон мне приснился. А ты же знаешь, что мои сны всегда сбываются, рано или поздно, так или иначе. Поэтому будь осторожен, не простужайся и не спорь с тираннозаврами, мало ли что. Твоя любящая тётя.

— Чушь какая-то, — вслух сказал Струм и выкинул письмо. — Объевшаяся звезда подшибла всех динозавров — эта тётя Аделаида всегда такое придумает! Скорее бы прибыли археологи. Интересно, что там внизу.