И заглянул в яму. Из чёрного провала явственно пахнуло тайной.
...Гиппократозавр. Статья из «Динопедии»
Гиппократозавр — легендарный врач древности. О месте и времени его жизни имеются две гипотезы. Первая утверждает, что он жил в начале юрского периода на едином материке Пангея. Эта гипотеза очень популярна, потому что делает Гиппократозавра земляком всех ныне живущих динозавров. Согласно второй гипотезе, Гиппократозавр жил позднее, уже в начале мелового периода, в Сибири посреди материка Евразия, некогда отколовшегося от Пангеи. Сибирская гипотеза значительно менее популярна, хотя и более обоснованна.
Гиппократозавру приписывают авторство практически всех медицинских открытий и изобретений древности, но достоверно доказано только создание им настойки от кашля из панцирей окаменевших трилобитов. Так называемая «клятва Гиппократозавра» является значительно более поздним сочинением, и автор её неизвестен.
Глава 2. День продолжается
Тот же день
«Возможно, из малыша будет толк», — подумал Струм, одобрительно глядя на результат трудов ординатора Бэка. Он не просто вбил колышки по краю ямы, он ещё и оплёл их ветками. По верху получившейся изгороди ординатор вставил яркие цветки багрянника.
— А цветочки зачем? — спросил Струм. — Для красоты?
— Нет, всё функционально, — пояснил Бэк. — Красный цвет — сигнал опасности. Означает «Не ходи, провалишься».
«Конечно, умение строить заборы не входит в перечень врачебных навыков, — подумал Струм. — Но в медицинской практике всё может пригодиться. Старательный ребёнок».
— Хорошо, — похвалил он. — Можешь считать, что принят на обучение.
Ординатор прямо засиял, перья взъерошил.
— Давайте я ещё что-нибудь сделаю, — предложил он. — А можно вопрос? Почему ваша больница называется «номер семь»? Ведь в окрестностях нет ни первой, ни второй, ни третьей больницы, вообще никакой нет! Все больницы очень далеко.
— Потому что семь — счастливое число, — объяснил Струм. — Больница наша старинная, и предки, устроившие её, были суеверны. Они считали, что если дать больнице счастливый номер, то всё в ней будет удачно. Наверное, нужно рассказать тебе, кто есть кто в клинике. Коллектив у нас дружный, молодой, среднего размерного класса. Это важно, мы можем лечить и мелких, и крупных пациентов. Я — главный врач и первый хирург, из струтиомимов. Второй хирург — Пит из птеродактилей. Очень древний род. Если использовать старинные термины, он то ли граф, то ли маркиз. Кажется, граф. Их род почти вымер.
— То есть к нему можно обращаться «граф Птеродактиль»? — изумился Бэк. — Вот круто!
— Можно, конечно. — И Струм представил реакцию Пита, не любившего свой старомодный титул. — Хотя за это он тебя клюнет. Пит — замечательный хирург. Небольшой размер, размах крыльев всего метр, он специализируется на микрооперациях. Опять же клюв у него с кератиновым зубчиком на конце, вроде пинцета. Как пинцет и используем. И зашивать ему удобно сверху, в полёте над операционным полем. Правда, долго поддерживать машущий полёт ему нелегко, легче парить. Поэтому при длительных операциях мы включаем поддув — специальный аппарат, нагнетающий воздух снизу. И Пит парит над операционным полем, почти не уставая. Следующий член нашей команды — терапевт Эдмон, анкилозавр. Крупный специалист, шесть метров в длину, считая хвост. У него броня и шипы. Это очень полезно для терапевта. Броня крепка, и недовольные пациенты ему не страшны.
— Он говорил, что все погибнут, — вспомнил Бэк. — Все и правда погибнут?
— Когда-нибудь, безусловно, погибнут, но не сейчас. Ну, кто там ещё? Педиатр Анзу, трёхметровый овираптор, очень добрый и самоотверженный доктор. Анестезиолог Валера, гипакрозавр, великий специалист — семь метров в длину. Усыпляет преимущественно гипнозом. Когда я на межрегиональных конференциях об этом докладываю, все больницы завидуют. Никакой наркозный аппарат не нужен. Прекрасный анестезиолог. Конечно, еды ему много требуется. Ещё у нас есть врач общей практики троодонт Трот. Он из небольших хищников, охотник на мелких млекопитающих, не брезгует ящерицами. Но на работе, естественно, никого не ест, только в свободное время. У него сложный характер, так что не обижайся, если он скажет что-нибудь не то. Ещё у нас две дамы, медсестра и санитарка. Медсестра Анечка — хрупкая, маленькая, всего два с половиной метра, но очень энергичная, как все атроцирапторы. Пациенты её побаиваются — строгая, может укусить. Правда, если укусит в целях наведения дисциплины, то сразу же рану обработает и зашьёт. Очень грамотная медсестра, в операционной ей цены нет. Лучше хирурга знает, что надо делать.
— Она меня Бобиком обозвала, — вспомнил Бэк.
— Радуйся, что не укусила, — улыбнулся Струм. — У неё в длинных челюстях столько зубов!
— А санитарка какой динозавр? — спросил Бэк.
— Санитарка Никси у нас вообще не динозавр. Она из насекомоядных млекопитающих, кажется.
— Но как же вы её понимаете? — удивился Бэк. — Млекопитающие говорят на своём языке, не на динозавровом.
— Мы её вообще не понимаем. Но она всегда делает, что мы приказываем. Значит, она нас понимает. Млекопитающие очень умные, не смотри, что они маленькие, у них мозги — о-го-го! Ты её не раздражай. С млекопитающими лучше не связываться. И с аптекарем Зауром тоже. Нет, не подумай плохого, он добрейший травоядный динозавр, из зауролофов. Они все очень славные. Но наш Заур — аптекарь, составляет разные зелья, ищет целебные и ядовитые травы. Он немножко колдун. Поэтому его побаиваются и не хотят с ним дружить. Суеверие, конечно, Заур — исключительно порядочный динозавр. Но с колдунами всегда так.
— А ночные дежурства у вас бывают? — спросил Бэк. — Я бы сходил на такие дежурства. Это хорошее обучение.
— Дежурства у нас, только когда есть тяжёлые пациенты, — ответил Струм. — Мы — дневные динозавры, ночью плохо ориентируемся. Поэтому по ночам работают Ночные Тени. Мы их нанимаем в качестве дежурантов. И срочные ночные операции тоже они делают, они в темноте видят.
— Это кто? Привидения? — в восторге замер Бэк.
— Нет, это млекопитающие. Они мелкие, сантиметров двадцать — пятьдесят. Хорошие специалисты. Мы их почти не встречаем, они скрываются с рассветом. Так что не знаю, как ты с ними договоришься насчёт ночного дежурства. Пациенты их не любят, боятся и обзывают призраками. А по мне, так всё равно, какой ты национальности, лишь бы был хорошим специалистом. Смотри, вот и Пит возвращается.
— Героический разведчик прибыл из опасного рейда! — закричал птеродактиль Пит, сворачивая крылья. — Героический разведчик подвергся жестокому обстрелу неприятеля, добывая бесценные сведения!
— Ага, вижу, какому ты обстрелу подвергся, — кивнул Струм. — Весь клюв в рыбьей чешуе. Рыбы в тебя стреляли, что ли?
— Ну, героический разведчик слегка подкрепился, — ухмыльнулся Пит. — Слушай, Струм, всё отлично, никуда далеко переезжать не надо. Метрах в ста отсюда есть чудная магнолия, под ней можно проводить линейки. Валерка поместится. Даже два Валерки поместятся.
— С нас и одного хватит, — сказал Струм. — Место открытое?
— Нет, кустики со всех сторон, ногоплодники и багрянник, как здесь. И ещё растут араукария и пара платанов. Операционную можно оставить на прежнем месте, чтобы стол и аппаратуру туда не волочь. Склад тоже оставим, не так уж это и далеко. А вот палаты лучше передвинуть.
— А терапевтический кабинет?
— Есть укромный закуток среди можжевельников, куда удобнее, чем место, где Эдмон заседает сейчас, — сказал Пит, счищая с клюва рыбью чешую. — Эдмон, конечно, будет ворчать, что он уколется о можжевельник, и уснёт на сто лет, и ему все сто лет надо будет платить зарплату. Двойную, за вредность — потому что вредно спать так долго.
— Разве у можжевельника есть острые иголки? — удивился Бэк.
— Нет, но Эдмон уколется всё равно, — фыркнул Пит. — Малыш, тебя как зовут? Бобик, кажется? Счисти мне вот тут, сбоку, чешуйки, будь так любезен.
— Одна из обязанностей ординатора — счищать чешую с хирурга, — серьёзно сказал Струм. — Эх, ребёнок, ты ещё пожалеешь, что пришёл к нам, злодеям. Кстати, о злодеях. Ты можешь пока посидеть на приёме у терапевта. Эдмон очень опытный врач. Тебе будет полезно.
Бэк совершенно не хотел сидеть на терапевтическом приёме. Это же так скучно: лечить насморк и головную боль, прописывать отвар листьев гинкго и настой иголок араукарии. То ли дело хирургия! Но Бэк понимал, что сначала надо слушаться. Потом он им всем докажет, что достоин большего, что у него замечательные способности. Они будут говорить: «Этот талантливый юноша станет великим хирургом!» А пока… ну что ж, пусть терапевтический приём. Потерпим.
Глава 3. На приёме терапевта
Тот же день
Терапевт Эдмон устроил поудобнее свой толстый шипастый хвост с булавой на конце. «А я говорил, что всё плохо, — думал он. — На этом месте нельзя вести приём. Аламозавр не поместится, эдмонтозавру терапевтический кабинет узковат в бёдрах. А если на меня нападёт обиженный пациент, куда прикажете отступать? В крохотные кустики? Сейчас всё не так, как в прежние времена. Раньше врачей уважали, а теперь каждый норовит доктора укусить или клюнуть».
Эдмон не боялся пациентов, он был весь в толстых пластинах брони. Но всё равно неприятно, когда тебя кусают во время работы.
— Будешь заполнять карточки, — сказал он Бэку. — Умеешь? Нет? Чему вас только учат. Записываешь имя, возраст, из какого рода, потом жалобы, краткий анамнез, то есть историю жизни и болезни, потом диагноз и лечение. Очень просто. Да смотри, в разговор не вмешивайся.
«А вот и первый пациент. — Эдмон посмотрел на небольшого двухметрового стегоцераса, робко приближавшегося к нему. — Наверняка у него запущенная болезнь и он скончается в муках прямо сейчас. И помешает вести приём».
— Здравствуйте, доктор, — поклонился стегоцерас.
— Здравствуйте. На что жалуетесь?
— Голова болит, — сказал стегоцерас. — Там, где купол.
Эдмон посмотрел на голову пациента. Как у всех стегоцерасов мужского пола, его голову украшал массивный купол — верх черепной коробки был утолщён.
— Это потому, что вы плохо себя ведёте, — сказал Эдмон. — Юноши вашего рода устраивают дуэли, бодаются куполами, чтобы показать девушкам, кто самый сильный. Вот купола и болят.
— Да что вы, доктор, в молодости я действительно дрался с мальчишками, но это давно позади, — возразил стегоцерас. — Мне не до шалостей, у меня серьёзная работа, высокое положение. Теперь я использую черепной купол не для примитивного бодания, а как приёмную площадку биосигналов — как антенну. Я экстрасенс, знаете ли, предсказываю будущее, нахожу утерянное, общаюсь с инопланетянами.
— А-а, — кивнул Эдмон. — Теперь ясно. Это очень нехорошо. Конец неминуем. Весьма вредно знать будущее, ведь впереди только катастрофы. Они плохо влияют на здоровье, вызывая неврозы и заикания. А уж инопланетяне — от них одни проблемы.
— А что же делать?
— Ампутировать. Не дожидаясь перитонита… то есть энцефалита, — сказал Эдмон. — Я вас направлю к хирургу.
— Ой, как? Всю голову ампутировать? — перепугался стегоцерас. — А как же моя карьера?
— Нет, только купол. Впрочем, подойдите ближе.
Эдмон наклонился и осмотрел голову стегоцараса.
— Думаю, обойдёмся без ампутации, — сказал он. — Всё, конечно, очень запущено, но летальный исход можно предотвратить. Я вам выпишу настойку валерианы. И медовые примочки на макушку. Сходите в нашу аптеку за лекарством.
Конец ознакомительного фрагмента
