— База, прием! — вывела его из размышлений Тайни.

— В общем, личный секретарь Брукса, ну, помнишь, такой…

— Хорошенький блондин, — подсказала китиарка.

— …играет за другую сборную, — мстительно закончил Коллингейм.

— Мне довелось наблюдать ревность титана?

— Ты даже айсберг ревновать заставишь, — буркнул, смутившись, детектив.

— И тебя наняли его перевоспитать на личном примере? — посмеиваясь, спросила Тайни.

— Сначала найти, — улыбнулся Алекс.

Саднящая с самого пробуждения игла, наконец, рассосалась. Щеки китиарки снова обрели цвет, и она была очень милой в этом своем покрывале из первобытных времен.

— Сбежал?

— «Потерялся», — поправил ее Коллингейм.

— Сорвался с поводка?

— Где-то так, да. А поскольку я теперь — «лицо предвыборной кампании», наравне с остальным штабом, то и выглядеть должен соответственно.

— Немного непривычно, — призналась Роул, пока детектив крутился в модельных позах перед камерой. — Но очень тебе идет.

— А какие у меня теперь гладкие бедра, — похвастался Коллингейм.

— Я не поняла, тебя в бодигарды готовят или в наложницы?

— Я тоже не понял, но вдруг сенатор в бассейн пойдет в окружении папарацци, а тут я с немытым рылом, то есть небритым пахом.

— Хочу на это посмотреть, — зажглась Роул.

Разве Алекс мог ей отказать? К концу стриптиза он неровно дышал, но до санзоны рукой подать, авось, дотерпит.

— Потрясающе, — Тайни облизнулась. — Вернусь — всего ощупаю.

Приподнятое настроение как рукой сняло.

Если кто-то влез в управление корабля, чтобы изменить режим полета, то кто ему мешал поменять маршрут?

Наверное, эта мысль отразилась у Коллингейма на лице. Потому что Роул тоже посерьезнела.

— Алекс, меня не хотели убить. Меня хотели свести с ума. Даже если я выйду из гипера не в той точке, где должна, вряд ли это место представляет для меня смертельную опасность. Куда веселее было бы отправить меня в лобовую в здравом рассудке.

— Кому, блин, веселее?!

— Тому, кто хочет отомстить, разумеется, — невозмутимо ответила, мать ее, китиарка.

И мать ее китиарка. И отец. Какого еще отношения к мести можно от нее ожидать?

— Конечно, можно предположить, что иллюминаторы открылись сами собой. Но, мне кажется, логичнее версия, что им кто-то помог, — продолжала она с тем же выражением.

— И это не Виктор? — скептически произнес детектив.

— Алекс, мне безумно приятно, что в первую очередь ты думаешь о том, что связано со мной, — улыбнулась Тайни. — Но, на секундочку, буквально несколько недель назад мы с тобой разнесли к чертям собачьим оплот местного наркосиндиката. Если ты помнишь. И поспособствовали торжественному уходу со сцены его апологетов. Ты, тут, правда, не при чем, — поправилась виновато она. — Но они-то не знают.

— Кто — «они»?

— Те, кто обеспечивали производство нирваны. Распространение, отмывание денег, поставка, извини, сырья. Ты же не думаешь, что всем занималась исключительно верхушка?

Разумеется, Коллингейм не думал. То есть, в принципе, когда-то думал. О ситуации с нирваной. Но это было давно. Потом не до того было.

— А буквально на днях мы с тобой сломали схему продажи оружия во внешние секторы, — напомнила Роул. — Ее, конечно, «починят». Деньги, как вода, везде найдут щель. Но неплановые потери… Сроки… В общем, кое-кто может быть нами недоволен, — покачала она головой, как чайнизский болванчик, разом напомнив еще об одной недовольной стороне. — Если наши с тобой неприятности вообще связаны, — продолжила она. — Но могут быть и независимы друг от друга. Это может быть совпадение. И, может, мое планируемое сумасшествие — всего лишь послание. Маме, например. Или Китиаре в целом. Давай не будем сейчас о грустном. Лучше расскажи, что там с твоей «голубичкой».

Коллингейм укоризненно взглянул на собеседницу, и китиарка прикрыла лицо ладонью, типа, ей стыдно, хитро поглядывая карим глазом из-под большого пальца.

— Не знаю пока, что там с «голубичкой», меня пока к самому делу не допустили. Там всё серьезно, полная секретность, всё такое. Шаг вправо, шаг влево приравнивается к измене Родины, если ты понимаешь.

Тайни серьезно кивнула. Слишком серьезно. И в глазах мелькнул лукавый огонек. Вот коза!

— В общем, комм у меня забрали, выдали навороченный, явно с прослушкой и маячком.

— Это нормально, — успокоила китиарка.

— Я вполне допускаю, что у вас паранойя — это нормально, — язвительно ответил детектив.

— Алекс, просто представь, о каких суммах идет речь.

— Да, платят там прилично, — согласился детектив, припомнив круглое число в договоре.

— Это только официально. А сколько платят неофициально… Сенатор — это кнопка для голосования. И за каждым кандидатом стоят те, кто жаждет на эту кнопку нажать. Не обманывайся милыми улыбками. Ты на войне.

— Да какие там «милые улыбки», — отмахнулся Алекс. — Гадюки с акульим оскалом. Кстати, в чем разница между менеджером избирательной кампании и руководителем избирательного штаба?

Теперь, после слов Тайни про «войну», слово «избирательный штаб» приобрело совсем другой оттенок.

— Менеджер избирательной кампании — это политтехнолог, который разрабатывает стратегию продвижения кандидата.

— То есть «мозг», — определился для себя Алекс.

— Да. А руководитель штаба — это администратор, который координирует работу всех служб, задействованных в кампании.

— То есть «сердце»?

— Если в том смысле, что заставляет весь организм работать, то да, — кивнула Тай.

— Механическое тут какое-то сердце. Из нержавеющей стали.

Детектив поделился своими впечатлениями о «Барби».

— Зачем же так жестко: «из нержавеющей стали». Лучше сказать «золотое». Тоже мертвый металл, но звучит-то как, — улыбнулась Роул.

— Да уж, — поморщился Коллингейм, предчувствуя завтрашний день в компании «золотого» сердца. У него даже пальцы на ногах поджались, будто в них под ногти иголки воткнули. — А кто из них главнее?

Китиарка пожала плечами:

— По сути, это две стороны одной медали. Какая сторона у медали главнее?

— Не знаю, я тут ни одной медали не вижу. С какой стороны ни посмотри — одна большая… немедаль, — буркнул он.

Воистину, легких денег не бывает. Но ему нужны любые.

— Еще какая медаль! — возразила с улыбкой Роул. — И за отвагу, и за боевые заслуги, и за трудовую доблесть… Покрутишься там, сам поймешь.

— А ты, в смысле, в этом хорошо разбираешься?

— Есть немного.

Тут Тайни попыталась изобразить из себя скромную девочку. Получилось сексуально. Очень.

— Пробовала себя в роли менеджера кампании в небольших региональных выборах. Так… — Она отмахнулась.

— И как?

— Не понравилось. Хлопотно.

— А результат-то как был?

— Результат был.

Теперь Тайни смотрела на него укоризненно. «Ты что, во мне сомневался?» — спрашивал взгляд. Но всё равно это смотрелось это безумно сексуально.

По-другому и не могло.

В разговоре провисла пауза.

— Алекс, тебе, наверное, нужно к завтрашнему дню готовиться? — вдруг спросила Тайни. — Я в безопасности.

Детектив скептически на нее взглянул.

— Как только включится режим выхода из гипера, я тебе сразу сообщу, — пообещала китиарка. — Честно-честно.

Отключаться не хотелось. Но к завтрашнему действительно было бы неплохо подготовиться. И поесть нормально. Второй раз за день. И уже спать ложиться. Чтобы завтра прилететь вовремя и в хорошей форме. Всё же он «лицо кампании», чтобы ее…

— Тай, давай так: перед тем как ляжешь спать, отпишись. И как только проснешься — тоже. Хорошо? У тебя там еда есть?

— Есть. Хорошо, — согласилась она. — Ты мой ангел-хранитель. И в очередной раз меня спас.

— Это у меня такая дурная привычка, прости, — смущенно ответил детектив.

— Я люблю тебя, Алекс.

Эти слова обрушились на детектива, как бочка ледяной воды. Неожиданно, и дыхание перехватило. На секунду детективу показалось, что Тайни с ним прощается.

— Тай, я… Я обязательно скажу тебе это, — пообещал он. — Лично. При встрече. Я буду очень ее ждать.

Он улыбнулся.

— Ловлю на слове, — улыбнулась в ответ Роул. — До связи, детектив!

И отключилась.

Крохотная квартирка Коллингейма внезапно сжалась и опустела одновременно.