Светлана Слижен

Носи черное, помни белое

Новогодние каникулы

Алекса намеренно опоздала на полчаса. Крайне редко она соглашалась прийти к мужчине домой, но этот был слишком настойчив, да и любопытно было увидеть, как живет народный артист России, художественный руководитель областного театра, с которым она познакомилась месяц назад при столь скандальных обстоятельствах.

Она много раз видела его на сцене и в кино, но не была его поклонницей. Будучи старше нее лет на двадцать, он находился в отличной форме: высокий, длинноногий, с подтянутым торсом и роскошными усами. В строгих костюмах без галстука он выглядел более непринужденно, чем в джинсах и майках, двигался легко, шутил уместно — и что-то зацепило ее в этом мужчине, заставляя отбросить свой обычный скептицизм по отношению к ухажерам старше пятидесяти.

Уже четыре недели они переписывались в мессенджерах, спорили на репетициях в театре и несколько раз встречались за ужином. Направляясь сегодня в гости, Алекса еще не определила для себя те границы, переходить которые ей не хотелось бы. Она решила действовать по ситуации. В конце концов, она так пахала все первое полугодие, что могла себе позволить теперь отдохнуть.

Его квартира предсказуемо поразила ее. Обилие предметов искусства превратило прелюдию в целый час неспешной экскурсии по комнатам. Он блистал познаниями в живописи и скульптуре, она умело поддерживала беседу. Интеллектуальная дуэль, сдобренная мартини, достигла апогея в спальне.

Для снижения эмоционального накала и растягивания удовольствия Алекса предложила игру: сначала снять белье, оставляя всю одежду нетронутой. Артист со всей страстью и изобретательностью принялся за решение творческой задачи, стараясь не отставать от хитрой гостьи, предусмотрительно надевшей маленькое черное платье-кокон с просторными карманами в области талии. В разгар сольного мужского выступления раздался звонок в дверь.

— Кто это? — перестала хохотать Алекса.

— Наверное, еду из ресторана привезли, — подмигнул он, выходя из комнаты. — Я мигом!

Оставшись одна, она бросила взгляд в зеркало, кивком головы перекидывая шапку густых волос в сторону выбритого виска, и сделала глоток из длинноногого треугольного бокала.

— Черт! — донесся сдавленный вопль отчаяния из коридора.

— Что случилось? — крикнула Алекса, беспечно размахивая ножкой в кресле.

— Тс-сс! — одернул ее вбежавший в комнату артист и бросил на пол женский пуховик, зимние кроссовки и кожаный рюкзачок. — Тише! Это жена.

— Кто-оо? — Алекса брезгливо поджала ноги, будто к креслу подступила вода. — Ты же говорил, что свободен…

Вместо объяснений он схватил ее за руку потащил в сторону гардеробной комнаты, соседствующей со спальней:

— Умоляю, посиди здесь тихо. Я все решу.

Алекса брезгливо дернула плечом и вырвалась.

— Ну, пожалуйста! — взмолился он.

— Какого черта? Что за банальщина!

— Будь хорошей девочкой, — шепотом затараторил он, собирая ее вещи с пола. — Пусть это будет продолжением игры! Посиди тут минут десять. Пять! Пять минут. Она с дороги всегда сразу идет в душ. И ты спокойно выйдешь из квартиры.

Он чмокнул Алексу в нос, вручая ей пожитки, и закрыл дверь гардеробной перед ее носом. Не до церемоний — надо бежать открывать другую дверь!

— Такая игра, значит… — процедила сквозь зубы пленница, вынимая рукав пуховика из бокала мартини, который все еще держала в руке.

Она тут же вышла из укрытия и выплеснула остатки вина в цветок на подоконнике. Около кровати она остановилась, окинув взглядом комнату: действовать надо быстро.

Из коридора доносились бряцанье ключей, шаги, чмоканья и знакомый голос:

— Дорогая! Это ты? Не понравилось в пансионате? Ну и правильно, что вернулась. Что же ты не предупредила, я бы встре… — замер на полуслове заботливый муж, обернувшись на хлопнувшую в спальне дверь.

В другом конце коридора — в застегнутых на все липучки кроссовках и распахнутом объемном пуховике — стояла разъяренная Алекса. Она скрестила на груди руки и с кривой ухмылкой смотрела на супругов. На фоне белой стены ее фигура в черных одеждах сливалась с ее же тенью и, казалось, увеличивалась в размерах вместе с глазами хозяев квартиры.

— Значит, так, Евгений Львович, — решительно произнесла Алекса, поправляя сползавший с плеча рюкзачок, — я не собираюсь быть свидетелем еще и ваших семейных сцен. С меня хватило увиденного. — Она кивнула сначала в сторону спальни, затем — жене: — Здрасьте.

— Что происходит? — по слогам произнесла дама в соболях, отстраняя мужа.

— Я приехала сюда за сто километров, чтобы выяснить то же самое, — не шевельнувшись, ответила ей незнакомка. — А причина стара как мир. Вы понюхайте его и поймете.

Евгений Львович перестал дышать, но жена все равно учуяла мартини.

— Ты пил? — Она расстегнула шубу, освобождая вздымающуюся грудь.

— Совсем немного… — развел руками благоверный.

— Немного?! — зло крикнула Алекса, отчаянно жестикулируя. — Так немного, что не смог приехать на съемку?! Я только что застала вас в совершенно свинском состоянии! На кровати, с начатой бутылкой! Как вы дверь-то смогли мне открыть, не понимаю.

Жена хотела вставить слово, но не успела — Алекса заорала еще громче:

— Короче, я больше не собираюсь носиться с вами как с писаной торбой! Мне плевать на ваше звание и прежние заслуги! Времена изменились: хотите — работайте, нет — найдем другого. Свято место пусто не бывает! — Она расстегнула свой рюкзачок, достала из него какие-то листы с напечатанным текстом и танком пошла в сторону обидчика: — Сколько можно, Евгений Львович? Если так будет продолжаться, я больше не буду пробивать для вас ни один проект! Я не могу дозвониться до вас три дня, вынуждена тащиться сюда… Прикажете подтереться теперь этими договорами?

— Какими договорами? — только и смог произнести он, пытаясь отстраниться о бьющихся о его лицо бумаг.

— Вот этими самыми! — взвизгнула Алекса и обиженно начала заталкивать их назад в рюкзачок. — Конечно! Не вы же столько времени и денег потратили, чтобы добиться этого контракта! Лично я больше не намерена из-за вас терять свои деньги! Все! Даю вам последний шанс — завтра в восемь на съемочной площадке и ни минутой позже! От вас уже все отказались, одна я как дура с вами ношусь!

Только на этом этапе Евгений Львович начал соображать и, вспомнив, что он артист, включился в диалог:

— Александра Павловна, простите ради бога! Я же вам уже объяснил, что произошло недоразумение…

— Да идите вы! — не стала его дослушивать Алекса и отпихнула, выходя из квартиры.

Через мгновение она обернулась и сказала остолбеневшей жене:

— До свидания! Извините, накипело, — и зашагала в сторону лифта.

Евгений Львович буркнул супруге:

— Это мой новый продюсер. Я сейчас, проходи, — и рванул за Алексой, тщательно прикрыв за собой дверь.

— Ну ты даешь! — успел он схватить ее за рукав, когда она заходила в лифт. — Вот это игра!

— Это не игра, — холодно сказала она, стряхивая его руку и нажимая на кнопку первого этажа. — Твой репертуар устарел, я вычеркиваю тебя. И, кстати, трусы свои я не нашла — наверное, где-то в кресле остались. Удачного вечера!

Двери лифта сомкнулись, оставляя за бортом немолодого мужчину, внезапно потерявшего всякую привлекательность. Алекса вздохнула и, достав из кармана платья стринги, быстро надела их прямо через высокие кроссовки и подтянула чулки повыше — на улице холодно.

Около подъезда, завернувшись в огромный пуховик, она выплюнула мятную жвачку, посмотрела вверх и замерла, подставляя лицо огромным неспешным снежинкам. С детства такой крупный, замедленный безветрием снегопад действовал на Алексу магически, вызывая ощущение полета. Так и хотелось вытянуться вверх, стать легкой и тонкой, настолько, чтобы проноситься между пушистыми кристаллами и чувствовать, как на скорости они задевают щеки влажно-колючими краями. Никаких ясных очертаний впереди, только бесконечное мелькание белых хлопьев, возникающих из темноты, — чистое торжество полета. Закрываешь глаза и летишь, летишь, всем телом по дуге огибая Землю.

Она никому не рассказывала об этих фантазиях, будто в них было что-то ненормальное. Полет же должен быть не таким… А наподобие прыжка с обрыва с широко расставленными руками в ясный солнечный день, чтобы медленно парить над полями и лесами — вот это правильно, это нормально. А нестись сквозь бездну, не размахивая руками-крыльями, не видя ничего — это же странно…

Захотелось курить. Но пощипывающий выше чулок мороз заставил Алексу бегом преодолеть огороженный двор, богато украшенный к Новому году, и поймать такси.

«Эх, жаль, не на своей машине приехала, — подумала она, вскидывая руку, — сейчас можно было бы поколесить по городу в одиночестве. Если бы не бокал мартини, конечно. Кстати, бокал!» — она нащупала его в глубоком кармане своего безразмерного черного пуховика, колоколом расширяющегося книзу, и выбросила в урну, мимо которой проходила.

Усевшись на заднее сиденье автомобиля, Алекса машинально достала телефон.

— Куда едем? — спросил таксист.