— И тем не менее ваши слова похожи на угрозу, — сказала Алекса с плохо сдерживаемой яростью.

— Ну что вы, моя прекрасная фея… — это прозвучало издевательски, так как сейчас Алекса напоминала скорее фурию.

— Ну, во-первых, не ваша, — огрызнулась она.

— Всего-то полгода, — пожал плечами чамп. — Хотя и не понимаю я, зачем ваш отец отложил наш брак. В семнадцать лет даже в вашем королевстве допускается, — он сделал паузу, — в особых случаях.

Особые случаи — это он намекает на грехопадение юных девиц?

— Я не спешу, — моя сестрёнка наконец-то взяла себя в руки и вернула чампу издевательскую усмешку. — Не стоит рассчитывать на особый случай.

Фыркнул темноволосый, его явно забавлял этот разговор.

— Токела, твоя невеста очаровательна. Думаю, скучно вам вместе не будет, — я вздрогнула при звуке его голоса. Я ведь слышу его впервые? Или нет.

А он уже смотрит прямо на меня, и я замираю под взглядом его карих с янтарными искорками глаз. Только сейчас начинаю осознавать, за кого именно мне предстоит выйти замуж. Вот он, этот чамп, не какой-то там мифический, а самый настоящий, реальный.

Наверное, я слишком долго на него смотрю в некой оторопи, потому что на его лице появляется самодовольная улыбка. А меня от злости бросает в жар. Сейчас он вообразит, что интересен мне.

— Меня зовут Роутег, — говорит чамп негромко, прежде чем я успеваю отвести взгляд и сделать вид, что всё это было случайно. Так, травинку в задумчивости разглядывала и не заметила его.

В его голосе мне опять почудилось что-то знакомое. Нет, невозможно. Не могла я его слышать раньше, просто похож на кого-то.

— Никогда не видел столько флао в одном месте, — продолжает он, и по моей спине бегут мурашки. — У нас их перья высоко ценят шаманы для своих церемоний. Поэтому поймать или убить флао для простого кочевника значит озолотиться.

Я просто задохнулась от возмущения. Всё смущение улетучилось ящеру под хвост.

— Надеюсь, приехавшие с вами шаманы не посмеют убивать наших птиц. В Хорнии они неприкосновенны.

— Что вы, принцесса, всего-то парочку ощипают, — невозмутимо ответил он и неожиданно расхохотался. А я открыла рот и захлопнула снова. Да он же просто куражится надо мной.

Попытка сохранить строгое лицо у меня сорвалась. Я почувствовала, как дрогнули уголки моих губ, и поспешно отвернулась, чтобы не показать, что у него получилось меня поддеть.

— Поехали, Лисса, — голос Алексы был напряжённым. Но она нашла в себе силы соблюсти этикет и выдавить: — Всего наилучшего, господа.

— Буду рад новой встрече, моя фея, — в голосе Токелы звучало превосходство хищника, ненадолго выпускающего жертву из когтей. Пусть побегает, никуда не денется.

Я развернула ящера вслед за сестрой, но сильная рука ухватила Наю за уздечку. Моя девочка терпеть не может такого обращения, он что, с ума сошёл? Ная резко повернула свою чешуйчатую морду к наглецу, и из пасти вытекла струйка дыма. Ой, сейчас она этого высокого гостя поджарит. Но чамп, продолжая придерживать упряжь одной рукой, второй прихватил её ноздри и легонько сжал. Ная удивлённо пискнула. Я не успела возмутиться, а темноволосый уже успокаивающе погладил её по морде и развернулся ко мне.

Мои ноздри защекотал запах хвойного леса, которого здесь было в избытке. Но, кроме того, я явственно почувствовала и запах раскалённых камней. А Роутег бесцеремонно положил руку мне на бедро и посмотрел в глаза. Я словно провалилась. Странное ощущение, я сижу верхом на ящере, а он стоит на земле. И почему мне кажется, что это он смотрит на меня сверху вниз? Это какая-то магия подчинения?

— Увидимся, Лисса, — в его голосе появляется бархат, и по моему позвоночнику поднимается тёплая волна.

Этого просто не может быть. Я закусываю нижнюю губу и даю Нае мысленную команду: «Вперёд!». Моя ящерка тут же трогается с места, но рука чампа успевает погладить меня по внутренней стороне бедра. Тугая пружина сжимается внизу живота, и я с трудом удерживаюсь от стона.

*****

— Видела я, как ты кокетничаешь с этим чампом, — сердито говорит Алекса, едва мы остаёмся наедине. Гвардейцы увели наших ящерок в загон, а мы поднимаемся по парадной лестнице. На ступенях на этот раз никто не толпится, только слуга, который открывает перед нами тяжёлую дверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Да, в общем-то, ничего.

Алекса надолго замолкает, а я не решаюсь пускаться в объяснения. Что я могу ей сказать? Мы всегда делились всем, что на душе. Но сейчас Мира сидит в одиночестве, а я… как я могу рассказать сестрёнке, что произошло со мной в сумраке лестницы? При одном воспоминании о тех ощущениях меня бросает в жар. Может ли это быть тот самый человек? Если да, то как может моё тело так реагировать на одного из тех, кого я должна ненавидеть всей душой?

Меня охватывает смятение.

Мне больно от слов Алексы. И я не кокетничала с ним. Обидно настолько, что перехватывает дыхание, поэтому, когда мы оказываемся наверху, я отворачиваюсь и молча ухожу к себе.

Были у нас детские ссоры, как же без них. Но когда случались неприятности, мы всегда поддерживали друг друга. Что же происходит сейчас? Мне никогда не было настолько тяжело и страшно представить, что сейчас ощущает Мира.

А Алекса? Ей единственной ничего не угрожает, а она безжалостно укоряет меня. И за что? За то, что я в растерянности? За то, что из-под моих ног исчезла опора, и я не понимаю, что происходит. А ещё я не понимаю, почему этот чамп считает, что имеет право прикасаться ко мне, словно я его вещь. Ещё вопрос: не использует ли он магию, потому что никогда ни на кого из людей у меня не было такой реакции. Значит, и на него не должно быть.

— Госпожа, прибыла портниха, — я не заметила, как вошла Алита. — Вы пройдёте в покои к её высочеству Мире?

В первый миг я чуть было не рявкнула, что никого не желаю видеть, и пусть портниха придёт сюда, но поднимающаяся волна раздражения испугала меня саму.

Уже не первый раз за этот день меня бросает из стороны в сторону. Да я за всю жизнь не испытывала такого количества отвратительных эмоций. Ярость, злость, негодование, отчаяние, обида на самых близких и ужасное чувство вины непонятно за что, и всё это вразнобой, вместе и по очереди. Моя стихия к такому не привыкла. Того и гляди вырвется, и я кого-нибудь покалечу.

И хорошо, если это будет чамп, — кровожадно подумалось мне, а не кто-нибудь из ни в чём не повинных людей.

— Да, Алита, но я не могу идти в том, в чём была на тренировке, — сказала я, пытаясь приглушить рычащие нотки в своём голосе.

Не удалось мне полностью справиться с раздражением, мои слова прозвучали жёстче, чем обычно, но, что ещё хуже, стоявшая на столе чаша с настоем из асаи слетела со стола так, словно я её швырнула.

В принципе, так и было, вырвавшуюся из растревоженного Хранилища воздушную плеть мне удалось перенаправить в последний момент. Алита не маг — увидеть стихию она не могла, но, скорее всего, догадалась при виде последствий. Не привыкшая к такому тону девушка приняла мой гнев на свой счёт и, кажется, по-настоящему перепугалась.

— Простите, ваше высочество, я сейчас, я быстро, — её голос задрожал, она метнулась за водой, губкой и ароматными средствами, чтобы стереть пот с моего тела, а я начала раздеваться, чувствуя себя ещё хуже, чем прежде. Вот за что я с ней так?

Став чище снаружи, я попыталась исправить ситуацию.

— Алита, я не хотела тебя обидеть, — пытаясь говорить мягко, я почувствовала, как фальшиво звучит мой голос, внутренняя стихия всё ещё не успокоилась.

— Что вы, ваше высочество, как я смею обижаться, я должна была сразу позаботиться о том, чтобы вы переоделись, — Алита расправляла складки на моей тунике, опустив глаза в пол.

— Ханг побери, — в сердцах выругалась я, повернувшись к ней. — Неужели ты не понимаешь, что это всё никакого отношения к тому, что со мной происходит, не имеет. Какая ерунда — это переодевание. Не смей обижаться на меня и не смей меня бояться.

Алита подняла на меня глаза:

— Но вы так страшно рыкнули на меня, ваше высочество. И эта чашка…

— Ах, чашка, — я взяла со стола уцелевшее блюдце с красивыми вензелями, повертела в руках. — Знаешь, мне говорили, что бить посуду не только к счастью, но и к хорошему настроению. Попробовать что ли?

И я с размаху грохнула блюдце об пол. Осколки разлетелись веером.

Алита неожиданно фыркнула.

— Вы прямо как моя мама… Ой, простите, — она в ужасе прижала ладошки ко рту, — я глупость сказала.

— Ай, брось, — поморщилась я. А потом прислушалась к себе. — А ведь, правда, легче. Ещё посуда есть?

В глазах девушки появился озорной огонёк:

— Могу на кухню сбегать.

— Ладно, не стоит, я успокоилась.

Моя Алита наконец-то вернулась, руки перестали дрожать, и она принялась укладывать мои волосы в простую домашнюю причёску.

— Ты ведь дружишь с Маритой? Что она говорит? Как Мира?

Руки Алиты дрогнули.

— Мы не должны вас обсуждать, — она колебалась.

— А если честно? — я вывернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Мне надо знать.

— Ваша сестра после того, как вернулась, так и сидела, словно статуя, до прихода портнихи. Марита не болтлива, вы не подумайте, но, когда мы с ней столкнулись у кухни, я увидела, что у неё глаза красные. Ну и пристала. Она очень переживает за свою госпожу.