Глава вторая

Морской трофей

Чем слаще сон — тем отвратительнее звонок будильника.

Гвидон Баянов

«Гроб… Ни дать ни взять гроб…»

Ухватившись свободной рукой — чтобы не сносило, — за край подводной скалы, Соколовский еще раз повел фонарем в сторону диковинной находки.

Не будь здесь сильного течения, водоросли сделали бы свое дело, и никто, пожалуй, не обратил бы внимания на зарывшийся в грунт продолговатый валун. Но абсолютно чистая, идеальной формы поверхность сразу выдавала нечто искусственное, чужеродное…

«О чем это я? — тут же спохватился Алексей. — А то будто не валяется здесь всякого разного…»

Перебирать в памяти, чего только ни находили, он в частности, а человечество в целом, на морском дне, Соколовский не стал. Мысленно он уже прикидывал, как бы половчее…

Псевдовалун или гроб, или неизвестно пока что поддалось сравнительно легко, и втроем они вскоре выволокли находку на берег. Впрочем, втроем — это громко сказано: волокли, ясно дело, они с Джоном. А Ленка, что называется, осуществляла общее руководство: суетилась, лезла под руки… Неудивительно, что когда парни, чуть живые, едва стянув маски, рухнули на землю, она бодро заскакала вокруг морского сокровища, ощупывая, оглаживая, обнюхивая. Аж про свой знаменитый солнцезащитный крем, которым уже все уши прожужжала, забыла. Так и есть: Алексей приподнялся на локте, чтобы получше рассмотреть ярко-розовые полоски на месте вздернувшегося сзади купальника

— Леша, а если…

— Ничего без меня не трогай! Погоди!

Ленку можно было понять: нашла-то именно она, вот и неймется. Теперь не успокоится, пока чего-нибудь не натворит. Собравшись с силами, Соколовский, наконец, высвободился из ненужного на берегу снаряжения.

— Женьк, ты там как, в порядке?

В ответ Джон буркнул что-то нечленораздельное — ясно: пока не в порядке.

«Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца… Тьфу!» — сплюнув на песок, Алексей — ему вечно лезли в голову какие-нибудь замшелые цитаты — присоединился к осмотру трофея.

— Может, какая-нибудь кнопочка? А, Леш? — Ленка подняла полные надежды глаза. Нет, глазищи — утром, перед погружением, они казались меньше почти вдвое.

— Погоди, — повторил Соколовский. Присев на корточки, он осторожно повел пальцем по гладкой поверхности — и резко отдернул руку.

— Что? — испуганно вскинулась Ленка.

— Шутка!

— Ну тебя! С ним как с человеком…

— Посмотри лучше, вон обгорела вся!

Знал ведь, чем достать! Охнув, Ленка опустила голову и привычным жестом подтянула съехавшие чашечки купальника, а когда опять подняла…

Лешкины губы по инерции еще изображали улыбку, но сам он уже не улыбался…


* * *

— Дальше?

Дальше! Как будто он этого не рассказывал… Дальше и Ленка, и приковылявший прямо в ластах, так и не успевший оклематься Джон по очереди водили пальцем — безо всякого результата. Зато стоило наметить линию Соколовскому, и она рисовалась в яви — как раз в том месте, где должна была находиться воображаемая крышка.

Что он и рассказал — вернее повторил уже неизвестно в какой по счету раз.

Сотрудник СБЗ [СБЗ — Служба безопасности Земли.], именуемый в просторечии эсбешником, слушал молча. С тоскливым выражением лица и, вероятно, глаз, с которыми никак не получалось встретиться, потому что смотрел он упорно куда-то в сторону. С тоскливым, усталым и словно бы разочарованным оттого верно, что ему все было заранее известно.

— После чего вы испугались и сообщили в Морскую Патрульную Службу? — говорил он очень тихо, так что приходилось вслушиваться. Кроме того, неохотно и — то ли потому что все время отворачивался, то ли попросту не мог похвалиться хорошей дикцией, — смазано. Произнесенных в самом начале разговора фамилии и звания Соколовский, к примеру, не разобрал совсем — переспрашивать не решился.

— Да.

— Значит, такое дело, Алексей… э-э-э… Александрович. Все попытки специалистов проникнуть в найденное вами… в найденную вами капсулу…

Не видел Алексей таких глаз, и век бы не видать: невиновных для них просто не существовало. Эти глаза подозревали всех и вся, и чтобы доказать обратное, требовалось, вероятно, немало усилий. Чем Соколовский машинально и занялся. С неожиданным для себя результатом: вина быстро нашлась. Впрочем, эсбешнику она была известна ничуть не хуже.

— Требуется ваша помощь, — подавшись вперед, доверительно — как ему, наверно, казалось, — признался он.

— Но… — от подобного доверия Соколовского невольно вжало в кресло: спинка послушно отъехала назад.

— Я в курсе, вы философ…

— Филолог…

Почему люди путали слова «филолог» и «философ» для Алексея всегда оставалось загадкой, но путали постоянно — он же, в свою очередь, привык поправлять. Чисто машинально поправил и сейчас. Поправил — и испугался.

Только этого сейчас и не хватало! В современном демократическом обществе, к которому имел честь принадлежать Соколовский, было как-то не принято — стыдно! — бояться СБЗ. Или вдруг проснулся мирно дремавший до сей поры древний ген? Или Алексей перечитал древних романов, и воображение живо перенесло его в седой тридцать седьмой год двадцатого столетия?

— Да-да, конечно-конечно, филолог, — поспешил согласиться эсбешник: уж кто-кто, а он-то был реалистом и стоял, что называется, двумя ногами на земле. — Работаете в Пушкинском Доме, в свободное, значит, время плаваете с аквалангом…

«Да, ты всего лишь филолог („любящий слово"), специалист по древней литературе и языкам, то бишь книжный червь, — твое дело рыться в старых книгах, но ты влез туда, куда влезать не стоило, струсил, и теперь вот придется заниматься работой, э-э-э… не совсем по специальности…»


* * *

Пока летели на казенном «мотыльке» (прогулочном флаере «Мо-5»), Соколовский, любуясь затейливыми пейзажами из облаков, прикидывал, в каком звании мог находиться одетый в штатское его безмолвный сосед, представлял, насколько более оживленным было сейчас движение на обычной — для простых смертных — высоте. В общем, что угодно, лишь бы не думать о предстоящей встрече со своим неудачным уловом. Легко сказать, не думать! Еще тогда, на берегу, Алексея не покидала уверенность: возьмись он как следует, дело бы пошло. Только почему-то не хотелось: точно что-то останавливало. Ощущение неправильности, нереальности происходящего?

«Вот бы взять тогда да и выкинуть его назад, в море… или, по крайней мере, не вызывать МПС… Но ведь Ленка, она бы такого не пережила…»

Еще больше Соколовский пожалел о случившемся, когда прибыли на место. Сначала его заставили пройти дезинфекцию, потом обрядили в специальный комбинезон; далее шел некий инструктаж, правда, едва сотрудница, представившаяся Анастасией Иванной, открыла рот, Алексеевы мысли сразу потекли в совершенно ином направлении.

На вид плоской, как доска, даме было от сорока пяти до шестидесяти — определить точнее никак не выходило. Впрочем, стоило ей открыть рот, как Соколовский сразу начал склоняться к шестидесяти. С придыханием и нараспев, с характерными народными интонациями, этот голос звучал бы совершенно естественно в устах пожилой крестьянки где-нибудь в девятнадцатом-двадцатом веке. Теоретически понимая, что с точки зрения науки небезынтересно, каким образом подобный анахронизм существует по сей день, филолог Соколовский тем не менее старался держаться от таких людей подальше. Речь их была для него сродни дурному запаху, и сколько бы Алексей ни стыдился неведомо откуда взявшегося снобизма, ничего поделать с собой не мог. Моральный урод, одним словом.

Стараясь облегчить свои «предубежденческие страдания», он попытался найти в Анастасии Иванне что-нибудь привлекательное.

Собранные в крысиный хвостик, неопределенного цвета волосы, блеклое мышиное личико… Справедливости ради стоило отметить, что длинные тонкие пальчики еще не потеряли даже некоторого изящества, однако этого было катастрофически мало!

«Операцию бы какую по омоложению сделала или хотя бы подкрасилась, что ли? Ну нельзя же вот так — в натуральном виде… А вдруг она очень хороший, добрый человек?» — с отчаянием, словно хватаясь за соломинку, подумал Соколовский — и к своему ужасу понял, что предпочтет миловидную стерву или симпатичного негодяя с правильной речью…

Нет, плохо иметь фобии: вон, эсбешник слушает себе, и хоть бы хны! Или делает вид — воспринимает в качестве фона! Вот уж чего Алексей никогда не умел: читать под музыку, дремать под бормотание новостей…

К счастью, Анастасия Иванна как раз смолкла и словно бы отодвинулась на задний план. Зато в полный рост встали проблемы, связанные с Ленкиной находкой.

«Прямо как между Сциллой и Харибдой…» — не удержавшись, мысленно съехидничал Алексей и тут же себя одернул.

К чему ирония? Кого он пытался обмануть? Неужели нельзя не врать хотя бы себе? Да, он боялся тогда, на берегу, боялся сейчас: боялся эсбешника, его унылого вида, его усталых всезнающих темных глаз, боялся даже того, что его вдруг назвали по имени и отчеству.

Однако привычка есть привычка, или, проще говоря, горбатого могила исправит. Прикинув, на какую чудовищную глубину они спустились, если лифт шел не меньше трех минут, изловчился — успел-таки подумать: «А не легче было добираться подземкой?»