— Что вы имеете в виду? Разве он их не любил?

Наурин убрала руки от лица и задумчиво вздохнула.

— Я хотела вас кое о чем спросить, — чуть поколебавшись, добавила Сорайя. — За несколько дней до смерти Назия-апа отдала мне сари. Она сказала, что надевала его в день своей свадьбы. Я не хотела его брать, но она настаивала, так что пришлось. Она велела спросить у вас, что с ним делать после того, как ее не станет.

Обрадованная тем, что они переключились с неудачного брака Назии на ее свадебное платье, Наурин сжала пальцами переносицу и сделала глубокий вдох. Затем, будто только сейчас вспомнив, что Сорайя все еще находится в комнате, послала ей загадочную улыбку.

Все еще не зная, как был истолкован ее вопрос, девушка вдруг ощутила укол вины. Ее вновь охватил страх потерять работу, которая оплачивает счета и открывает Ракибу двери в будущее. «Почему ты не можешь сперва подумать, а только потом открывать рот?» — укорила она себя.

— Сорайя, — произнесла Наурин, — можешь оставить сари себе. Назия-апа просто хотела, чтобы именно в нем ты подавала еду гостям на субботней вечеринке. Би Джаан будет занята на кухне. Так что мне понадобится твоя помощь. Завтра я тебя подробно проинструктирую.

— Как скажете, — кивнула девушка, неуверенная, уместно ли улыбнуться Наурин-биби в такой печальный момент.

— И еще кое-что, — вспомнила та. — Вели Би Джаан уложить тебе волосы в прическу, которую носила Назия-апа.

Сорайя, хоть и ошеломленная просьбой хозяйки, никоим образом этого не выказала. Лишь кивнула и молча покинула комнату, будто солдат, привыкший подчиняться приказам.

Когда горничная ушла, Наурин открыла ящичек туалетного столика и достала карманный дневник Назии. Пролистала страницы, небрежно сгибая корешок, и остановилась на записи, сделанной красными чернилами.

«Моя жизнь — история с множеством рассказчиков, и у каждого свое мнение о том, что в ней важно, а что нет. Когда я умру, пусть каждый рассказчик будет услышан».

Наурин закрыла дневник, придавила обложку пальцами и вернулась к нанесению ночного крема на кожу под скулами.

Но тут вдруг в ее спальню ворвался взбешенный Асфанд.

— Нури, ты совершаешь ошибку! — заявил он.

Это неожиданное замечание рассердило Наурин. «Так он подслушивал наш с Сорайей разговор?» — подумала она.

— Как ты можешь позволить этой девчонке подавать еду гостям в сари Назии?! — рявкнул Асфанд, подтверждая ее догадку. — Не знаю, чего ты пытаешься добиться, устраивая эту субботнюю вечеринку. Но это уже просто ни в какие ворота…

— Ты суешь нос в дела, которые тебя не касаются! — перебила Наурин. — Хотя чего еще от тебя ожидать? Тебе же хватало наглости совать член куда не положено целых пятнадцать лет.

— Хватит, Нури! — взревел Асфанд.

— Я велела тебе не вмешиваться, — сурово отозвалась та. — Я всего лишь следую инструкциям сестры. Что тут непонятного?

— Твоя сестра мертва, — напомнил муж. — Перестань руководствоваться ее дневником. Невозможно понять, чего она хотела, просто читая записи в блокноте.

— О, так, значит, мне просто наплевать на ее просьбы, да, Асфанд? Уверена, уж ты-то знал, чего она хочет, — сказала Наурин, глядя на него в отражении зеркала. — Думал, я не в курсе ваших темных делишек? Но я все знала.

— И позволяла этому продолжаться, — тихо отозвался Асфанд, будто делясь тайной. — Ты могла нас остановить.

Наурин поднялась из-за туалетного столика, раздувая ноздри, и направилась к кровати.

— Ты прав, — сказала она, укладываясь и выключая настольную лампу. — Вас должна была остановить я. Но я, идиотка, считала, что мой муж и сам понимает, что изменять жене нехорошо — да еще и с ее собственной сестрой!

— Нури, не устраивай драм.

Наурин упала лицом в подушку, глубоко вжалась в ее мягкие недра. Асфанд медленно побрел на открытую веранду и зажег сигарету в надежде немного успокоить нервы. Вскоре всхлипы Наурин сменились тихим храпом, но и он напоминал Асфанду о ее незримом присутствии, вызывающем тревогу, как и о ее гневе из-за его прошлых ошибок.

Ссоры и соболезнования

Сорайя сидела на тонкой полоске ухоженного газона, жесткий срез травы впивался в мягкую кожу ее ладоней. Паллав красного сари Назии был небрежно закинут за спину. К плечу девушки полз муравей, но она не обращала внимания на легкую щекотку, отдававшуюся вдоль позвоночника. Словно завороженная, она глядела на вечернее небо, испещренное пятнами розового и серого, позабыв даже, насколько неловко ей было в этом сари.

— Глупая девчонка! — сердито проворчала Би Джаан, увидев ее из крыла прислуги. Затем вразвалочку спустилась в сад и замахала руками в воздухе.

Сорайя опустила голову и обернулась к тетушке, морок спал.

— Ты чего уселась на траву? — по мере приближения к племяннице голос Би Джаан становился все более грозным. — Испортишь сари Назии-апа. Как можно быть такой легкомысленной? Знаешь, как ей было дорого это сари? Она настояла на том, чтобы надеть его на свадьбу, хотя ее мать категорически возражала.

— Это больше не сари Назии-апа! — воскликнула Сорайя, размахивая руками так, будто отгоняла слова Би Джаан прочь. — Теперь оно принадлежит мне. Погляди, я похожа на героиню индийского фильма?

— Нечего марать сари травой! — возмутилась Би Джаан, поднимая племянницу с земли и отряхивая ее одежду от малейших следов грязи. — Мне нужно уложить тебе волосы. Назия-апа обожала начес. Идем, не трать мое время. Чтобы через минуту была в нашей комнате.

По дороге к комнатам прислуги Би Джаан мысленно отругала себя за резкость. Все долгие годы службы в этом доме экономка беспрекословно подчинялась приказам Наурин, всякий раз пряча недовольство в самый дальний уголок души. Но смерть Назии-апа вынудила ее, пусть и не вслух, но поставить под вопрос свою преданность и намерения хозяйки.

— Так, запоминай, — сказала Би Джаан, расчесывая волосы Сорайи в своей крохотной комнатке для прислуги, где они сидели на чарпой, которая служила им и кроватью, и диваном, и обеденным столом. — Наурин-биби хочет, чтобы ты подала гостям чай, а потом ушла сидеть в комнату Назии-апа.

Экономку беспокоила невозмутимость, с которой хозяйка раздавала такие приказы. Они казались чужеродными и жуткими — правилами, что нельзя ни обойти, ни нарушить.

— Зачем она просит меня об этом? — спросила Сорайя, озвучивая молчаливую тревогу тети. — Все это как-то странно.

— Делай, как велят! — отрезала Би Джаан, но тут же пожалела о своей строгости. — Хочешь сохранить работу или нет?

Сорайя сделала глубокий вдох и прикрыла глаза, на мгновение задержала дыхание, а затем выдохнула и открыла глаза. Она поймала свое отражение в маленьком зеркале, которое висело на ржавом гвозде, торчащем из стены.

— Я прежде никогда не надевала сари, — призналась она тетушке. — Что, если я не смогу в нем ходить?

— В день своей свадьбы Назия-апа задала мне тот же самый вопрос, — засмеялась Би Джаан. — Я ответила, что ей стоит послушать мать и надеть джора, за который заплатили баснословные деньги и который сшил знаменитый дизайнер Бунто Казми. И какая пакистанка станет надевать на свою свадьбу сари! Но она была непреклонна. Сказала, что оно принадлежало матери Салима-сахиба и дульха миан хочет, чтобы она его надела.

К концу этого незначительного рассказа о свадьбе Назии голос старой экономки совсем затих. По блеску в глазах тетушки Сорайя вдруг поняла, что Би Джаан с Назией связывало нечто гораздо большее, чем их мелочные перебранки. Прежде чем в их отношения ворвалась незваным гостем взаимная неприязнь, они любили друг друга. Неужели было так сложно почтить эту любовь вечеринкой, а не скорбеть о потере?

* * *

— Ты уверена, что не будешь выделяться? — прошептал Фарид, паркуя их серебряный «Цивик» у дома Наурин. — Разве не дурной вкус — заявиться на поминки в изумрудно-зеленом сари?

Долли порылась в сумке, вытащила блистер панадола, забросила одну таблетку себе в рот и запила ее глотком воды из стального термоса, который всегда держала в машине.

— Не говори глупостей, — откликнулась она, поднимая голову и хмуря брови. — Нури сказала, это не поминки. Она назвала это прощальной вечеринкой для Назии.

— Звучит как полнейшая чушь, — прокомментировал Фарид. — Никогда о подобном даже не слышал. Кто еще там будет?

— По словам Нури, приглашены шесть человек. Будет Пино. Насчет Сабин не уверена. Мне тут нашептали, что бедняжка все еще обижена, что ее не пригласили на погребение матери. Еще, возможно, приедет Салим.

— Салим?.. — Фарид крепко сжал лоб ладонью. — Не знал, что бывших мужей приглашают на подобные мероприятия. Кто еще?

— Двух оставшихся гостей Нури не назвала. Сказала, сюрприз.

— Не поминки, а вечеринка с сюрпризом! Вах! — Фарид в замешательстве всплеснул руками.

Долли успокаивающе похлопала его по колену, но ее взгляд выдавал настороженность. Прожив тридцать лет в браке и вырастив двоих детей-транжир, Фарид стал еще более невыносимым, чем в молодости. За годы жена с большим трудом научилась усмирять его дурной нрав. Но с приближением старости начала понимать, что привычные методы уже не работают. Перепады настроения Фарида теперь граничили с тихой агрессией, что ужасно ее пугало. Долли пришлось мучительно переучиваться, отказываться от старых привычек и полностью менять налаженный ритм своей супружеской жизни.