— Неприятности в раю?

Моти подмигнул.

— Что? — озадаченно спросил я.

— Простите, мы, турагенты, часто отправляем людей в отпуск. Ну и приобретаешь — я бы сказал — особый нюх на такие вещи.

— Да. То есть нет. Я хочу сказать… черт, да меня пытаются убить, а вы расспрашиваете о моем браке? Слушайте, я сейчас должен быть в Коста-Рике с женой. Я отправился в ТЦ, сел в вестибюле, а в следующее мгновение понял, что меня пытаются убить!

Он наклонил голову, с любопытством глядя на меня.

— Йоэль, у меня два вопроса. Первый: кто пытается вас убить?

Отлично, Йоэль, сосредоточься. Сейчас тебе нужны самые простые вещи. Уйти от убийц. Добраться до Сильвии. Чем дольше этот парень тебя допрашивает, тем больше у тебя времени, чтобы обдумать, как и что сделать. Но думай быстро.

— Вы мне не поверите.

Моти снова затянулся. Выдохнув дым, он сказал:

— А вы рискните. Я слышу много странного. — Он допил свой турецкий кофе и вернул чашку на керамическое блюдце, вверх дном. — Но постарайтесь, чтобы странные вещи, которые вы говорите, соответствовали логике, — продолжал он с улыбкой, — потому что я пойму, лжете вы или нет.

У меня появилось ощущение, что речь идет не о нано в комнате, которые, несомненно, сканировали меня, пока мы сидели тут и разговаривали.

— Хорошо.

— Итак, первый вопрос, Йоэль Байрам. Кто ваш будущий убийца?

— «Международный транспорт», — ответил я, громко сглотнув. — Вот кто.

Моти уставился на меня очень по-деловому. Через несколько секунд он сделал пометку на планшетке и небрежно продолжил:

— Второй вопрос. Почему? Почему, по-вашему, «Международный транспорт» пытается вас убить?

Черт. Что сказать? Думаю, лучше говорить правду. Никто другой мне не поможет.

— Это прозвучит безумно.

— Йоэль, мы уже установили, что мне не привыкать к безумным историям и они меня не раздражают, покуда они правдивы. — Он внимательно посмотрел на меня. — Рассказывайте.

По моей шее потек холодный пот.

— Телепортация. Она работает совсем не так, как принято думать. Я могу доказать это, и, если я расскажу об этом, если все узнают про меня, «Международный транспорт» накроется медным тазом. Вот почему они хотят убить меня, — ответил я.

— Интересно, — сказал он, отмечая карандашом галочку на форме в планшетке.

Постой-ка, у них есть стандартная опция «Великий Международный Корпоративный Заговор»?

— Ладно, Йоэль. Думаю, мы, пожалуй, сможем вам помочь. — Моти провел рукой по туго накрахмаленному белому воротничку своей рубашки на пуговицах, откинулся в кресле и сунул левую руку в карман аккуратно отглаженных темно-синих брюк. — Но сначала подробнее расскажите мне об этой женщине, Пеме. Вы говорите, она послала вас к нам. Что точно она сказала?

Можно рассказать и это. Нужно заслужить доверие. Потом, может быть, я ненадолго смогу остаться один в этой комнате.

— Думаю, можем начать с моей любимой мозоли.

Почти бесконечность

Я ПРОСНУЛСЯ НА СВОЕМ ДИВАНЕ.

Быстрая проверка коммов подсказала, что сейчас 9.12 вечера 27 июня 2147 года. Черт! Сегодня была десятая годовщина нашей свадьбы, и мы с Сильвией договорились встретиться в любимом баре в девять тридцать. Я задремал, играя в видеоигры, — не редкость в будний вечер. Обычно это не имеет значения, ведь Сильвия не возвращается домой раньше полуночи, но даже я понимал, что опаздывать на десятую годовщину собственной свадьбы очень дурно.

Я соскочил с дивана и взмахом руки убрал из своих коммов несколько игровых окон. На случай, если вы, ребята из будущего, общаетесь телепатически или типа того: коммы — это невральные стволовые имплантаты, которые почти каждый получает к своему второму дню рождения. Представляя собой гибридную сеть стволовых клеток и нанитов, к которым наш организм относится как к доброкачественным опухолям, коммы взаимодействуют со слуховыми и зрительными областями мозга, усиливая барабанные перепонки с помощью аудио, а сетчатку глаз — с помощью видео. Коммами также называется любая удаленная коммуникация. У нас так много способов связи, что любое виртуальное общение мы называем просто «комм» (множественное число — «коммы»), и да, это иногда приводило к путанице, потому что мы осуществляем коммы через свои коммы.

Видеоигры исчезли, позволив мне четко увидеть мою захламленную квартиру. У нас с Сильвией была отличная квартира на две спальни в Гринвич-Виллидж — голые кирпичные стены и стальные балки, дивно обработанный деревянный пол, десятифутовые окна, выходящие на Хьюстон-стрит. Сейчас я, не обращая на все это внимания, бросился к шкафу в спальне в поисках относительно чистой рубашки, чтобы надеть ее поверх футболки с надписью «Что сделал бы Тьюринг?»

Заправляя рубашку в штаны и застегивая ее, я молча бранил себя за то, что не поставил будильник. Конечно, в последний год наш брак слегка подпортился, но меньше всего я хотел инициировать Серьезный Разговор. И, по правде сказать, мы оба были виноваты в том, что наши отношения ухудшались.

Почти восемь лет тому назад Сильвия начала работать в «Международном транспорте» — МТ. Специалист по квантовой микроскопии (я очень поверхностно представляю себе эту область), она сумела подняться в пищевой цепочке этого корпоративного гиганта. Около года назад ее повысили, и она заняла новую, секретную должность. Она предупредила меня, что вынуждена будет проводить гораздо больше времени в офисе, но ее жалованье позволило нам переселиться из подвальной однокомнатной каморки на Норт-Бразер Айленд собственно в город. Тогда это показалось запоздалым даром богов на день рождения. Но проходили месяцы, мы виделись все реже, и новая работа Сильвии стала казаться мне не благословением, а проклятием.

Я снова сверился со своими коммами: 21.21. Черт, черт, черт. Мне никак не добраться до «Мандолины» вовремя, даже если возьму машину. Придется телепортироваться. Чтобы оправдать свое появление в самую последнюю минуту, я решил поймать засоленный кабриолет [Термин «засоленный» связан по своему происхождению с криптографией и первоначально использовался для обозначения защиты от взлома кодов путем надстроек к паролям. Если компьютер, который используется для взлома пароля, не располагает сведениями о длине и сложности засоленного пароля, он не сможет его взломать. Со временем засоление устарело, потому что взломщики кодов перешли от попыток перехватить технологию к более сложным методам с использованием ИИ (попыткам узнать пароль, притворившись заслуживающим доверия юридическим лицом). Информационная безопасность постепенно превратилась в борьбу машин с ИИ (искусственным интеллектом): пользователи все чаще обращались к ИИ для защиты от взлома, а нападающие создавали все более сложные формы ИИ для взлома. Постепенно безопасность стала основой нашей валюты: владельцы пытались защитить свои коды, нападающие старались взломать их. Экономика, основанная на засоленности, выработала так называемые читы, а просоление превратилось в постоянное взаимодействие с машинами, оснащенными ИИ, обладающими способностями обманывать и разоблачать обман. А так как у нас очень много машин с ИИ, засоление стало средством постоянного предоставления выгодных рабочих мест. Или не слишком выгодных, если спросите родственников моей жены.].

Я зарабатываю на жизнь засолением. Это вовсе не значит, что я дни напролет добываю соль из древних соленых озер, хотя это занятие почти такое же будоражащее. Работа засольщика состоит в создании новых возможностей машин с ИИ. Полагаю, в ваше время засоление исчезло — наряду с профессиями лоцмана, шофера или учителя: во всех этих сферах нас сменили машины с искусственным разумом.

Но в мое время все еще существовала фундаментальная проблема, связанная со способом мышления компьютера. Не хочу показаться полным гиком и поэтому просто скажу, что мы назвали ее Entscheidungsproblem. Попробуйте трижды быстро произнести это слово [В 1928 году математик по имени Давид Гильберт бросил вызов математическому сообществу — предложил создать алгоритм, который, взяв логичное утверждение, мог бы ответить «да» или «нет» на вопрос о том, верно ли это утверждение. Если бы такой алгоритм был создан, это означало бы, что неразрешимых проблем не существует. Таким образом, Entscheidungsproblem (сюрприз! По-немецки это слово означает «проблема решения») формулируется так: «Существует ли алгоритм для ответа на вопрос “возможно ли решение математической проблемы”?» Ответ — нет, не существует. Но если вы спросите специалиста по компьютерам, он ответит: «Пока не существует».].

Из-за Entscheidungsproblem компьютеры не могли принимать оригинальные решения. Каждый их выбор мог опираться на заложенные в них данные и алгоритмы. Это не значит, что у них не могут возникнуть новые идеи, но эти идеи могут основываться только на обработке и сопоставлении старых идей, или на вводе данных из других компьютеров, или на вмешательстве человека — и вот в этом случае нужен я.

Мы, засольщики, целыми днями изобретаем произвольные задачи, которые не смог бы грокнуть ИИ. Всякий раз как ИИ не удается предвидеть маневр засольщика, апп становится умнее, добавляя этот непредвиденный подход к своему алгоритму принятия решений, а засольщик получает плату. То есть я зарабатываю на жизнь тем, что я умнее аппа. В моей профессии добиваются успеха, основываясь на качестве принятых засолок. Фирма, в которой я работаю, следит за степенью нашего признания по публичным рейтингам. Чем выше признание, тем выше ты ценишься и тем больше зарабатываешь бабла. Большинство засольщиков не отличают умение быть умнее аппа от свойства выставиться идиотом по сравнению с ним, поэтому они стараются вкалывать старательнее и дольше, чтобы заработать на приличную жизнь. Учитывая мою наследственную лень, я справляюсь неплохо. Я нашел способ превратить искусство засолки в воспроизводимую формулу человечности, сложности и юмора. Я определенно не лучший из засольщиков, но в публичных рейтингах постоянно вхожу в первые пять процентов.

— Пошел на вторую халтурку? — спросила Адина, мой админ, когда я зарегился. — С каких это пор ты стал трудоголиком?

— Ну что сказать? Мне офигенски нравится то, что я делаю, — ответил я, обуваясь в свои лучшие кроссовки. — На самом деле я опаздываю на выпивку, и мне нужно чем-то заплатить за проезд.

— Ну, не плачь, не плачь, — ответила Адина. — Вообще-то у меня есть для тебя легкая задачка. Очередная машина хочет научиться быть забавной.

— Черт возьми, когда бог роботов поймет, что самое забавное в них — это полное отсутствие чувства юмора? Давай ее сюда.

— Она уже здесь. Пока, выпендрежник.

Адина рассмеялась и отсоединилась.

— Привет, — раздался нервный голос. — Для протокола: я он, а не оно.

В ленте на своем комме я видел только какое-то темное пятно.

— Если не хочешь, чтобы люди называли тебя «оно», заведи себе аватарку.

— Это обязательное условие того, чтобы быть забавным? — оживленно спросил он.

Чайник! Легкие денежки.

— Нет. Послушай, я типа тороплюсь. Давай к делу. Спроси меня о том, что меня бесит.