— Ты можешь расслабиться? — прошептала она. — Ты меня смущаешь.

— А хотел раздражать. Придется мне еще постараться.

Она зарычала на него, как маленький лев, и повернулась, чтобы махнуть девочкам рукой.

— Встретимся наверху, хорошо? — Когда они кивнули и растаяли, Фатима снова повернулась к Зафу: — Теперь я понимаю, почему ты выбрал эту работу. Здесь можно набрасываться на людей в рамках профессиональных обязанностей.

— Мечты сбываются, — сухо ответил Заф и сел.

За высоким столом охраны был спрятан стол, который он использовал для работы на самом деле. Заф постучал по клавиатуре компьютера, чтобы узнать время… Хотя не сказать, чтобы он ждал какого-то конкретного часа. У него не было абсолютно никаких причин делать это.

— Ты выглядишь усталым, — сказала Пушистик. — Мама считает, что ты доводишь себя до изнеможения и пожалеешь об этом в старости.

— Добавь это в список. И я не выгляжу усталым, я выгляжу загадочным.

— Загадочным, как зомби.

— Ты жутко грубая девчонка. Прояви уважение к старшим.

Она сощурилась, насмешливо наклонила голову и жеманно прошептала:

— Пожалуйста, дорогой Чача, спи по восемь часов в сутки вместо того, чтобы писать письма в благотворительные организации или что ты там делаешь, и не исключено, что тогда ты не будешь на работе выглядеть как мертвец, иншалла.

Такая же, как ее отец. Эта мысль была горько-сладкой.

— Я подумаю об этом. А почему ты здесь? Что-то случилось? — За несколько месяцев, прошедших с тех пор, как Фатима поступила в университет, Заф видел ее в кампусе лишь мельком и издалека. Обычно он блестяще исполнял пантомиму под названием «Неловкий дядюшка», а она убегала, метая глазами кинжалы в его сторону. Но теперь племянница почему-то очутилась здесь, в его здании.

Зернышко тревоги зашевелилось в его груди, всегда готовое перерасти в нечто большее. Роль «Оберегающего дядюшки» была еще более напряженной, чем роль «Неловкого дядюшки».

Но Фатима закатила глаза — она чересчур увлекалась этим — и вздохнула:

— Нет, Чача. Все в порядке. Я только что перешла в класс панджабского языка 1-го уровня.

Заф поднял брови:

— Твой панджабский в порядке.

— Вот именно. И я с нетерпением жду отличной оценки. Конечно, я не знала, что семинар по литературе будет, — она сморщила нос, оглядывая фойе с явным отвращением, — здесь.

«Эхо» было невысоким серым пережитком архитектуры на середине Юниверсити-роуд, и в нем студенты-медики делали странные вещи с мертвыми телами и органами животных.

— Здесь все не так уж плохо, — весело сказал Заф племяннице. — По крайней мере, теперь ты будешь чаще видеться со своим любимым дядей.

— Я вижу тебя почти каждый день, и ты мой единственный дядя, — возразила девушка, перекладывая сумочку из левой руки в правую.

Он бесчисленное количество раз говорил ей носить рюкзак для равномерного распределения веса, но Фатима была маленькой модницей, как и ее мать.

— Ворчи, сколько хочешь, Пушистик. Я знаю, что ты меня любишь. А теперь поторопись на занятие, иначе опоздаешь.

— Поучения, поучения, поучения. Вот и все, что я получаю за то, что беспокоюсь о тебе? — Еще раз трагически закатив глаза, она повернулась, чтобы уйти.

— Племяшка, — крикнул он ей вслед, — будь умницей и принеси мне в следующий раз завтрак.

Она проигнорировала его, ускорив шаг.

— Перекус тоже сойдет, Пушистичек! Слышишь меня?

Взмах ее платка через плечо невербально ответил: «Да иди ты».

А потом Фатима исчезла, и Заф остался один — осознание этого заставило его снова нажать на кнопки клавиатуры. Будь он одним из тех парней, которые зациклены на женщинах, он мог бы заметить, что кое-кто опаздывает, но он таким не был и потому не заметил ничего. Вместо этого Заф потер короткую бородку, щелкнул языком по зубам и проверил электронную почту. Руководитель группы напомнил о запланированных на сегодня учениях по эвакуации, потому что в «Эхо» хранились не только кучи странных органов, но и тонны опасных газов. Было еще одно электронное письмо от университетской команды по регби, приглашавшей его поиграть, но, как бы ему ни хотелось, это могло навлечь на него неприятности. Теперь Зафа редко узнавали из-за бороды, и прошло почти десять лет с тех пор, как он в последний раз играл профессионально. Но выход на поле с местными фанатами регби может пробудить чью-то память, и если кто-нибудь скажет ему: «Эй, разве ты не тот парень, чья семья погибла в автокатастрофе?», то может случайно схлопотать по лицу.

Пока он со вздохом удалял это электронное письмо, автоматическая дверь «Эха» медленно открылась. Боковым зрением Заф заметил знакомую фигуру, и что-то внутри него успокоилось. Бдительность. Голод.

Он обернулся и увидел Данику Браун.

Она мягко двигалась вперед своей плавной походкой, изучая пустое фойе кошачьими глазами, в которых у него была дурная привычка тонуть. Ее темная кожа красиво светилась под флуоресцентными лампами, которые заставляли всех остальных выглядеть призрачными, желтушными или серыми. И хотя он тысячу раз говорил себе, что сохнуть по знакомой — знакомой по работе — знакомой по работе, которая может быть лесбиянкой — было в лучшем случае пошло, а в худшем — мерзко, страсть тут же зажала Зафа в тиски.

— Я опоздала, — заявила Даника, которая редко здоровалась или прощалась. Ее длинное черное платье развевалось по мере приближения к Зафу, а струящаяся ткань липла то к бедру, то к талии, то вновь к бедру. Конечно, он не пялился на нее, потому что это было бы неуместно.

— Вот, пожалуйста, — сказала она, двигая стакан по столу, который их разделял. — Один очень горячий, очень черный, очень горький кофе для нашего местного князя тьмы.

— Твое здоровье, принцесса, — бросил он в ответ, и Дани наградила его улыбкой на миллион долларов.

От одного вида этих мягких алых губ у Зафа по венам побежал электрический ток. Он продолжил в том же духе:

— Много подростков выбесила за последнее время?

— Напугал до смерти каких-нибудь старушек? — мило поинтересовалась она.

— Старушки меня любят.

— Вау, да ты горячая штучка.

Заф покраснел, надеясь, что цвет кожи и борода это скроют.

— Эм… потому что я подстригаю их газоны и все такое. Вот что я имел в виду.

Она ухмыльнулась.

— Все интереснее и интереснее…

— Отвали.

Обычно после этого Дани ухмылялась и шла, куда ее послали, торопясь приступить к работе. Но сегодня она рассмеялась и провела рукой по коротким розовым волосам, от бритых висков до более длинных завитков на макушке. Ее волосы были черными в пятницу. Синими в прошлом месяце. Красными в первый день, когда он ее увидел.

А еще-е-е-е-е ему, вероятно, следует меньше времени тратить на наблюдение за цветовой палитрой волос этой женщины и больше на… ну, всякую там важную фигню. И ведь не сказать, чтобы ему было нечем заняться: практикумы ждали своего написания, цели своего достижения, некоммерческие организации — предложений о сотрудничестве.

Но потом Дани вздохнула, и все здравые мысли снова вылетели у него из головы.

— Чертовски тяжкий вздох, — пробормотал он, потому что так оно и было.

— Еще бы, — рассеянно ответила она. — Я ведь и есть чертовка.

В самую точку и так типично для Даники, но ее взгляд был отстраненным, а мысли витали где-то далеко. С прищуренными глазами и поджатыми губами она казалась необычно… взволнованной, и это терзало Зафа сильнее, чем следовало бы.

Если бы она разозлилась из-за «предвзятых культурных исследований» или «двойных стандартов в отношении феминизма», он бы услышал об этом в ту же секунду, как она вошла в здание. А значит, ее беспокоило что-то другое, — возможно, что-то серьезное, — но она не упомянула об этом, так что это явно не его дело.

Он не станет спрашивать. Он не будет совать нос в чужие дела. Он не станет…

— Все в порядке? — выпалил его дурацкий огромный рот.

Дани вздрогнула, как будто он вырвал ее из глубокой задумчивости.

— Ну… просто… — Она колебалась. — Мне, наверное, стоит пойти наверх. Ты же знаешь, я стараюсь приходить на занятия пораньше, чтобы создать впечатление всемогущества.

Иронична, как всегда. Самоуверенна, как всегда.

Ему захотелось улыбнуться, как всегда.

Заф противостоял соблазну, как всегда.

— Резонно, — сказал он. — Ну, тогда увидимся…

Она испустила еще один вздох, больше подходящий для сцены, и объявила:

— Ладно, прекрасно, ты меня расколол…

— Неужели? — невозмутимо поинтересовался Заф.

— Я бы посоветовала тебе не быть столь саркастичным, но не думаю, что это в твоей власти. Нет, теперь уж молчи, ужасный человек, и слушай мои стенания. Ты сам спросил.

— Именно так. — Черт, как же ему нравилась эта женщина.

— Ты не поверишь, что случилось со мной возле кофейни.

Зафир неспешно потягивал свой кофе, как будто его не распирало отчаянное желание узнать:

— Можешь рассказать мне, когда сочтешь нужным. Ведь с момента начала нашего разговора прошло всего лет сто, не больше.

Она одарила его ледяной улыбкой и продолжила:

— Какой-то придурок пригласил меня на ужин.

Следующий глоток, казалось, обжег его внутренности: