— Надеюсь, ты послала его в задницу.

— Ну да. — Должно быть, он угадал с ответом, потому что ее взгляд стал теплым и сладким как патока. — Да, именно так я и сделала.

— Хорошо.

Хорошо, потому что женщины заслуживают возможности заниматься своими делами без того, чтобы на них пускали слюни ни свет ни заря; нехорошо, потому что Заф не хотел, чтобы какой-то ублюдок приглашал Данику на ужин. Это было странно, эгоистично и бессмысленно, потому что абсолютно его не касалось. Иногда у него возникало жгучее желание сделать так, чтобы это его касалось, но ему довольно хорошо удавалось подавлять это желание, чтобы оно не вышло из-под контроля.

Чего Заф действительно хотел, так это быть счастливым, и он прочитал достаточно любовных романов, чтобы знать, как это сделать. Во-первых, надо достичь своих целей и все такое прочее (он работал над этой частью). Во-вторых, найти чудесную женщину, которая вдохновляла бы на грязные мысли, и жить с ней долго и счастливо.

Дани была чудесная женщина, из-за которой в его голове роились всякие реально грязные мысли, но он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что «долго и счастливо» не предвидится. Им не светит даже «жили-были». Во-первых, потому, что она много говорила о том, как занималась сексом с некой Джанель Монэ, и, когда он спросил, что она думает об Идрисе Эльбе (всем, кто увлекается парнями, нравится Идрис Эльба, верно?), все, что она сказала, было: «Он великолепен. Мне очень понравился „Лютер“». А во-вторых, если верить сплетням, ходившим среди персонала (а Заф, конечно же, не одобрял подобных сплетен, причем категорически), Даника Браун была королевой одноразовых отношений. И Заф не имел понятия, что делать в случае, если она будет одной рукой тыкать ему в лицо толстой инструкцией по одноразовым отношениям, сжимая в другой его пенис.

Так что она была предназначена не для него, а он не для нее, они — просто друзья, и ему не следовало даже думать об этом. Вот почему Заф проглотил свою нелепую ревность и пошутил:

— Надеюсь, этот парень упадет в канализационный люк или что-нибудь в этом роде.

— Твоими бы устами, — промурлыкала она и подмигнула ему.

Двух мнений быть не может. Она посмотрела на него и просто… вот дерьмо, подмигнула. Внезапно он почувствовал легкое головокружение. Тепло и возбуждение разлились по всему его телу. Пожалуй, перебор для утра рабочего понедельника.

Заф прочистил горло и взял себя в руки. Очевидно, для одного дня Даники ему было уже достаточно.

— Ну, тогда… Ты опаздываешь, не забыла?

Ее глаза постепенно выпучились, как у сонного котенка:

— Ой. О, черт! Да, точно.

— Подожди.

Заф полез в карман за утренним протеиновым батончиком Дани — привычка, которая появилась с тех пор, как она стала работать в «Эхо» несколько месяцев назад. Это было справедливо, потому что она всегда приносила ему кофе. И кроме того, у нее никогда не было времени позавтракать — открытие, которое он сделал, увидев, как она проглатывает пакетик «Скитлс» в 9 утра. И, кроме того, она была сердобольной вегетарианкой, которая могла скончаться от недоедания, если бы не он.

— Спасибо, папочка, — сказала она и хихикнула, протягивая руку в привычном жесте.

Заф фыркнул. То, что он нащупал в кармане, было твердым, холодным и не богатым белком — его телефон. Не тот карман. Когда он вынул руку, помещение наполнилось звуком:

«Тогда возьми меня. Я умираю от желания, и ты это знаешь».

О, черт.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Конечно, каким-то образом он запустил аудиокнигу. Заф схватил телефон и начал изо всех сил дергать наушники, обернутые вокруг него, — те самые наушники, которые не помешали ему нажать кнопку воспроизведения, но теперь действовали как долбаный непроницаемый щит, защищающий кнопку паузы. Должно быть, он очутился в одном из собственных подростковых кошмаров, потому что его руки действовали куда медленнее и неуклюжее, чем обычно. Рассказчик в аудиокниге предостерег: «Если я только прикоснусь к тебе этим вечером — ты станешь моей», и через стол Даника издала сдавленный звук — ужаса?

Да, наверное, ужаса — и закрыла рот рукой.

— Заф, — почти взвизгнула она, — это порно?

— Нет! — прозвучало слишком громко для правды. — Нет, — повторил он сквозь стиснутые зубы, стараясь казаться спокойным, разумным человеком, а не выведенным из себя извращенцем.

Наконец ему удалось поставить на паузу, затем он открыл ящик стола, сунул внутрь предательский телефон (технике, как и большинству, казалось бы, хороших вещей в жизни, явно нельзя было доверять) и захлопнул ящик.

— Это определенно было порно, — констатировала Дани, и Заф настолько отвлекся, представляя, как прыгает с моста, что не сразу понял, что она смеется.

Одна ладошка Дани все еще прикрывала рот, но между словами проскакивали тихие смешки, а уголки глаз явно приподнялись от веселья. Облегчение, охватившее Зафа, было таким чертовски сильным, что он чуть не потерял сознание. С каждым добродушным смешком ужас, затопивший его, отступал.

— Это было не порно, — повторил он, и на этот раз ему не пришлось перекрикивать бешеное биение своего сердца и настойчивые стоны своего телефона. — Это аудиокнига.

— Что еще, черт подери, за книга такая? — поинтересовалась Даника с ухмылкой на лице.

— Не важно, — пробормотал он, не потому, что ему было неловко признаваться, что он слушает любовные романы, а потому, что сейчас было не самое подходящее время объяснять это. — Послушай, я действительно не хотел, чтобы…

— Я знаю, — ответила она без колебаний, и это было хорошо.

Потому что, если бы она восприняла это фиаско как мерзкий, кавычки открываются, инцидент, кавычки закрываются, Зафу пришлось бы сбежать в Гватемалу пасти коз ради заработка. А он никогда не ладил с животными.

С по-прежнему пылающими щеками — хвала господу за густую бороду и смуглую кожу — Заф сунул руку в другой карман, нашел протеиновый батончик и протянул его.

— Вот. А теперь отвали.

— Грубо, — бросила она, но, уходя, улыбалась.

— Лучше поешь! — проворчал он.

— А ты наслаждайся своей эротической книгой! — крикнула она в ответ, а затем распахнула дверь на лестничную клетку и исчезла.

Заф выдохнул и уронил голову на руки.

— Убейте меня, — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Просто убейте меня прямо сейчас.

Глава вторая

Как же это типично, что первый год Дани в качестве младшего преподавателя — хорошая новость — был омрачен ее переводом в отвратительное здание (которым, без сомнения, являлось «Эхо») — плохая новость. Она должна была преподавать по соседству с одним из своих научных руководителей, в крошечном уютном здании в кампусе, где проводились исследования по литературе и женскому вопросу. Но в октябре имело место неприятное происшествие, связанное с группой первокурсников, костюмами клоунов, пиньятой и обнаружением невероятного количества асбеста. В хаосе переезда Дани услужливо и неразумно вызвалась занять классную комнату, к которой никто больше не хотел приближаться. В конце концов, Джо ведь работала в «Эхо», так насколько же это могло быть плохо?

Теперь, когда Джо больше не была ни ее подругой, ни любовницей, ответ напрашивался сам собой: очень плохо. Даже самое лучшее в «Эхо» — один довольно интересный охранник — регулярно способствовало ее опозданиям. Или, во всяком случае, задерживало ее.

— Итак! — Дани хлопнула в ладоши, войдя в свой временный класс. — Я здесь, все заткнулись; надеюсь, вы прочитали, потому что, если нет, вам конец.

Она осторожно достала ноутбук из рюкзака, положила на стол, затем бесцеремонно бросила сумку на холодный пол. Сняв колпачок с маркера для доски, она ткнула пальцем в аудиторию, полную ожидающих ее студентов, которые выглядели слегка взволнованными — именно такими они ей и нравились.

— Кристина Россетти, «Базар гоблинов» [«Базар гоблинов» — поэма английской поэтессы Кристины Россетти, образец викторианской литературы. Написана в 1859 году, когда Россетти работала в исправительном доме для «падших женщин» в Хайгейте. Центральными для поэмы темами являются искушение, самопожертвование, спасение.], давайте обсудим. Эмили, начнем с тебя.

Девушка с сонными глазами намотала прядь длинных голубых волос на палец и быстро сказала:

— Сплошь о перепихоне.

Дани подошла к доске и написала «Базар гоблинов» в центре большого пузыря. Традиционалисты могли бы счесть написание на доске ненужным, но не все учащиеся хорошо воспринимали информацию на слух, независимо от уровня их образования. Поэтому она нацарапала маленькую стрелку, выходящую из пузыря, и написала: «Перепихон».

Затем она повернулась к Эмили и весело сказала:

— Поясни, пожалуйста.

— Ну… — уклончиво протянула Эмили, — я имею в виду, что это либо про секс, либо про христианство. Одно из двух. А, может быть, и про то и про другое.

— Я думаю, что и про то и про другое, — добавил юноша рядом с ней, Уилл.

Дани кивнула, нарисовала еще одну стрелку и написала: «Заголи сиськи во имя Христа?» Затем спросила:

— Кто-то хочет еще высказаться?

— Спрячь сиськи во имя Христа, — поправил Уилл.

— Делай со своими сиськами что хочешь, во имя Христа, — твердо заявила Эмили, — потому что он простит тебя. Это аллегория. Лиззи страдает за грех Лауры, ведь так?

— Вот это уже кое-что. — Дани ухмыльнулась, схватила тряпку для доски, стерла «Заголи сиськи во имя Христа» и написала: «Аллегория: первородный грех, страдания Спасителя». — Хорошо, кто-то еще… — Ее взгляд упал на незнакомое лицо — новенькая, Даника получила электронное письмо на ее счет. — Фатима, да?