Кейтлин подходит ко мне и крепко обнимает.

— Ты что, дрожишь? — спрашивает она.

Дыши. Дыши. Дыши.

— Кажется, перепила кофе за завтраком, — говорю я. Раздается звонок, и я поворачиваюсь к своему шкафчику и начинаю дрожащими пальцами набирать код на замке. — Увидимся!

«Восьмерка» расходится, и толпа зевак тоже разбредается на первый урок. Ставлю капкейк на пустую полочку и хватаюсь за дверцу, чтобы не упасть.

Изнутри дверца моего шкафчика обклеена дорогими мне фотографиями последних двух лет и памятными вещицами. Есть здесь и снимок, на котором наша пятерка разодета в наряды цветов нашей школы по случаю начала очередного учебного года, и фотография, на которой запечатлена Кейтлин, получившая титул «принцессы школы» в прошлом году, в окружении всех остальных. Есть и копия официального постановления, регламентирующего уровень шума, — мы получили его после того, как на прошлый Хеллоуин, когда родители Алексис уехали, закатили обалденную вечеринку, о которой потом еще несколько месяцев все говорили. Есть здесь и разномастные обрывки моих билетиков. Коллекция поистине впечатляющая и эклектичная — в нее входят и билеты на концерты никому не известных групп, и на шоу суперзвезд вроде Бейонсе, Леди Гаги и Джастина Тимберлейка, — а все благодаря папе Оливии, владельцу маленького независимого музыкального лейбла, который всегда достает нам билеты в VIP-сектор.

Беру зеркальце, чтобы проверить макияж, и тихонько шепчу: «Держи. Себя. В руках». А потом закрываю шкафчик и еще раз смотрю на нарядную бумагу, скольжу рукой по ее глянцевитой поверхности, обвожу большим пальцем серебряный бант.

— Мило, ничего не скажешь, — говорит кто-то, но так тихо, что сперва мне кажется, будто я попросту ослышалась. Поворачиваюсь на голос, но обзор закрывает дверца другого шкафчика.

— Что-что? — переспрашиваю я, надеясь, что обладательница голоса не видела, как я сентиментально гладила бантик.

— У тебя прекрасные подруги. — Она захлопывает свой шкафчик, подходит ко мне и указывает на нарядную бумагу. Мне ужасно хочется ответить: «Далеко не всегда», но я сдерживаюсь. Новый учебный год. Новый старт. Сегодня у меня и впрямь прекрасные подруги.

— Как же они открыли твой шкафчик?

— Они знают код. Да и потом, мы всегда так друг друга поздравляем с днем рождения — у нас такая традиция. Украшаем дверцы шкафчиков красивой бумагой еще со средней школы. Мою дверцу так украшали всего дважды — когда мне исполнилось тринадцать, и вот сейчас, в честь шестнадцатилетия. Важные даты, как-никак… — Рука вновь тянется к серебряному банту.

Зачем я ей все это рассказываю?

Оглядываюсь и вижу, что коридоры опустели.

— Извини, а мы вообще знакомы?

— Вообще говоря, нет. — Она указывает в сторону самого последнего шкафчика. — Я храню там вещи еще с девятого класса, но мы с тобой ни разу всерьез не заговаривали. Меня зовут Кэролайн Мэдсен.

Я окидываю ее взглядом, начиная снизу. Коричневые походные ботинки. Мешковатые, застиранные джинсы. Расстегнутая фланелевая рубашка, симпатичная, если предположить, что она позаимствовала ее у своего парня, но я уверена, что это не тот случай. Из-под рубашки выглядывает футболка с надписью «СКУБИ-ДУЙ ОТСЮДА». Прочитываю эту фразу и украдкой смеюсь. Поднимаю взгляд на лицо. Ни грамма косметики. Шапочка в красно-белую полоску, хотя на дворе конец августа. А мы — в Калифорнии.

— Саманта Макаллистер, — представляюсь я. Звонит еще один — последний — звонок, давая нам понять, что мы обе официально опоздали на первый урок нового учебного года.

Кэролайн закатывает рукав рубашки и смотрит на старые, побитые часы.

— Пора на занятия. Приятно было познакомиться, Сэм.

Сэм.

В прошлом году я попросила членов «Восьмерки» называть меня Сэм. Кейтлин тогда засмеяла меня и сказала, что так зовут ее собаку, Оливия — что это мужское имя, а Алексис заявила, что ни за что не потерпит, если кто-нибудь назовет ее Алекс.

Смотрю Кэролайн вслед. Она быстро скрывается за углом, и поправлять ее уже поздно.

Никому ни слова

Мы перекусываем под нашим любимым деревом на школьном дворе. В какой-то момент Алексис драматично вздыхает, упирается ладонями в землю и подается вперед, к нам.

— Нет сил терпеть. Мне нужно вам кое-что сказать.

Кейтлин успокаивающе кладет ладонь ей на спину.

— У меня же день рождения на этой неделе, — напоминает Алексис, и остальные тут же придвигаются поближе. — Помните, как мы еще несколько месяцев назад решили, что съездим в Напу [Город в Калифорнии. — Прим. перев. // Профессора, доктора наук спрашивают: сколько вам нужно времени, чтобы выучить китайский? // — Ну, лет десять, не меньше… // Доцента-кандидата спрашивают. // — Лет пять — потом смогу материал читать. // Аспиранта-лаборанта. // — На практику в Китай? За год натяну. // Студента четвертого курса. // — А методичка есть? Не вопрос — завтра сдам.] на спа-процедуры? Увы, мама забронировала салон слишком поздно, всего пару недель назад, и оказалось, что в выходные у них там планируется свадьба и мест совсем нет, — она вновь трагично вздохнула. — Точнее, есть, но всего три.

— Ой, подумаешь, — бросает Оливия. — Найдем другой.

— Именно это я и предложила. Но мама сказала, что обзвонила все приличные места, но везде отказываются нас принимать, потому что времени осталось совсем мало. К тому же это ее любимое место — она вот уже многие годы отмечает там праздники — и очень хотела, чтобы и я там побывала.

— Может, тогда в воскресенье поедем? Или на следующих выходных? — предлагаю я.

Алексис смотрит на меня с осуждением.

— Саманта, у меня день рождения в эту субботу.

Она шумно вдыхает носом воздух и достает из рюкзака два конверта. Один отдает Кейтлин, а второй — Оливии.

— Я думала об этом всю неделю и решила, что правильнее всего будет взять с собой двух подруг, которых я знаю дольше остальных.

— Но мы же все знакомы с детского сада, — напоминает Хейли. Ни капли не сомневаюсь, что у всех нас в голове крутится эта же мысль.

— Так-то оно так, но наши мамы, — тут она выразительно кивает на Кейтлин и Оливию, — познакомились, еще когда мы в ясли ходили. — Кейтлин и Оливия оживленно кивают, будто это все объясняет. Им хватает наглости тут же начать открывать конверты прямо у нас на глазах.

— Саманте подарили машину, — вновь вступается Хейли от лица нас-неудачниц. — Может, мы подъедем к вам и хотя бы пообедаем вместе?

Хейли с мольбой смотрит на Алексис, и ее взгляд меня на мгновение озадачивает. Впрочем, мама с папой все равно никуда бы меня не пустили. А если бы и пустили, что бы было, приедь мы в ресторан? Мне порой нужно минут десять на то, чтобы правильно припарковаться. А если при входе стоит швейцар?

Нет, я не могу поехать.

— Да, я думала об этом, — признается Алексис. — Но Саманта не возьмет пассажиров. Не возьмешь ведь? — Все поворачиваются ко мне. Щеки заливает краска.

Качаю головой. Алексис с ликованием оглядывает подруг, а на меня смотрит с неприкрытым осуждением.

И тут же мысли шумной гурьбой собираются у оградительной ленты, защищающей мой мозг, готовясь ворваться в него, поработить. Я стараюсь сдержать их натиск, говорю себе всякие правильные слова, повторяю мантры, глубоко вдыхаю, медленно считаю.

Раз. Вдох.

Два. Вдох.

Три. Вдох.

Нет, не помогает. Лицу уже совсем горячо, руки дрожат, дыхание делается прерывистым, хочется убежать куда-нибудь подальше. И поскорее.

Достаю телефон из кармана и делаю вид, что мне пришло сообщение.

— Ой, мне пора. Парень, с которым мы теперь делаем лабораторные работы, просит срочно принести ему конспекты. — Забираю свой нетронутый сэндвич, надеясь, что никто не станет расспрашивать об этом самом парне, которого на самом деле не существует.

— Ты же на меня не в обиде, а? — слащавым голосом спрашивает Алексис.

Трижды прикусываю нижнюю губу и только потом встречаюсь с ней взглядом.

— Конечно нет. Мы же все понимаем, скажи? — спрашиваю я у Хейли, признавая тем самым, что мы с ней обе оказались в неудачниках, которых Алексис ни во что не ставит.

А потом ухожу как можно медленнее и спокойнее, стараясь не подавать виду, как сильно мне хочется убежать отсюда.

При появлении первых предвестников панической атаки мне срочно нужно уединиться в каком-нибудь укромном месте, где нет яркого света и можно спокойно вернуть себе контроль над мыслями. И хотя я настолько твердо усвоила эту рекомендацию психиатра, что она уже вошла у меня в привычку, я просто прячусь за углом, прижимаюсь к стене корпуса естественных наук и закрываю лицо руками — будто достаточно просто закрыться от ярких солнечных лучей, чтобы стало легче. Иду дальше по территории кампуса, сама не зная куда.

Дорожка приводит меня в театр.

Я уже бывала здесь, и не раз: на ежегодном конкурсе талантов, на музыкальных концертах, на школьных постановках — иными словами, на тех обязательных мероприятиях, от которых нельзя увильнуть, потому что они проводятся во время уроков. Мы все впятером обычно усаживаемся на один и тот же ряд почти в самом конце зрительного зала и посмеиваемся над теми, кто выступает, пока какой-нибудь преподаватель не устанет на нас шикать и не выгонит на улицу (тоже мне наказание). Тогда мы усаживаемся на газон, болтаем и смеемся, пока все те, кому пришлось досматривать представление, наконец не выйдут из здания.

Усаживаюсь в кресло посередине первого ряда — там темнее всего, и мне становится чуть спокойнее, несмотря на мысль о том, что Алексис только что составила рейтинг своих лучших друзей и мне в нем уготована низшая строчка. Но зато больше не надо гадать, какое же место я занимаю в нашей компании.