— А если ты полюбишь не тенина? — осторожно поинтересовалась я.

— Кого? — он непонимающе посмотрел на меня.

— Ну, кого-нибудь из существ другого вида.

— Глупая лисичка, — он с нежностью потрепал меня по голове, — мне нельзя влюбляться. Я же только что тебе рассказал. Да, я знаю, что боги создали нас такими, что каждый, кто нас увидит, начинает пылать чувствами. Мы тоже любим всех, но другой любовью. Такой, как, например, мать любит свое дитя. Боги накажут нас за плотскую любовь. Понимаешь?

— Понимаю, — со вздохом отозвалась я и тут же отвела взгляд от Мандзю, чтобы он не догадался о моих чувствах к нему.

— Только смотри, Мизуки, не влюбляйся в меня, — он будто прочитал мои мысли, — ничего, кроме братской любви, я не смогу тебе дать в ответ.

— Не буду, — буркнула я и, почувствовав чье-то присутствие, подняла нос вверх, чтобы определить, с какой стороны к нам приближаются.

Ее запах — аромат спелой сливы и летних цветов. Я запомнила его с тех времен, когда мы вместе охраняли алую паучью лилию. Сягэ стояла за нашими спинами, сложив руки на груди и склонив голову набок.

— Сягэ? — Мандзю вскочил на ноги и протянул к ней руки. Она потянулась к нему в ответ. И вот они уже стоят передо мной, держась за руки. — Давно ты здесь?

— Я пришла сюда после захода солнца. Ты как раз начал рассказывать о своей прошлой жизни. Печальная история.

Я огляделась вокруг. Начало смеркаться. Мы так увлеклись с Мандзю разговором, что не заметили, как прошел день и наступил глубокий вечер. Поднялся легкий ветерок, он трепал белые волосы Сягэ. Они словно отражали лунный свет, и длинные пряди лучиками разлетались вокруг. Почему боги создали тенинов такими прекрасными? Им бы следовало иметь обычную внешность, может, тогда остальные не теряли бы голову в их присутствии. Уверена, что будь у Мандзю лицо обычного смертного, я все равно полюбила бы его. Еще никто до него не относился ко мне так по-доброму и не ласкал с такой нежностью. Да стань он хоть уродом, я бы все равно продолжала любить его.

В душе я хранила надежду, что Мандзю все-таки останется верен себе и откажется от своих чувств к Сягэ. Тогда у меня появится шанс завоевать его любовь. Пылая чувствами к этому тенину, я точно не нарушала никаких законов. Не все небесные правила распространяются на кицунэ. В этом Сягэ мне точно проигрывала. Но за время, проведенное вместе с этой красивой, доброй, чуткой девушкой, я успела привязаться к ней. Мы подружились, и я все еще помнила о своем обещании — помочь ей с Мандзю.

— А ты тоже помнишь свою прошлую жизнь? Кем ты была до того, как стать природным духом? — Он по-прежнему держал ее за руки, затем легонько потянул ее к себе, и они вместе уселись на траву рядом со мной. Сягэ улыбнулась мне и погладила по голове теплой рукой.

— Аматерасу забрала у меня память о прошлой жизни. Я ничего не помню. Может, это и к лучшему. Я бы не хотела вспоминать свои страдания из прошлой жизни. Лучше думать о той, которой живешь сейчас. И стараться сделать так, чтобы в новой жизни избежать страданий. — Она склонила голову к хиганбане и тонкими пальцами, едва касаясь, провела по стеблю и погладила собравшиеся в бутон уснувшие лепестки.

— А ты страдаешь? — удивленно вскинул бровь Мандзю.

Сягэ отвернулась от него и тяжело вздохнула. Я подняла голову, и наши взгляды встретились. Ее глаза были полны печали. Мне стало так жаль Сягэ: я еще не успела изведать горечи страданий от безответной любви. Мои чувства пробудились лишь вчера. А вот моя подруга вкусила этот терпкий вкус сполна. У меня никогда не было друзей и подруг, кроме братьев и сестер. Отец не позволял мне привязываться к другим существам — так легче было мной управлять. Сягэ стала моей первой и единственной подругой. Я решила спрятать свои новые чувства к ее возлюбленному подальше, в надежде, что вскоре забуду о них, уступить и перестать бороться за любовь тенина.

— Вы тут общайтесь, — я поднялась на четыре лапы и помахала им хвостами, — а я пойду спать. Это был длинный день.

Протяжно зевнув, я ушла, но не слишком далеко: спряталась за высокой сочной травой и навострила уши. Мне не хотелось пропускать разговор двух влюбленных тенинов. Стало интересно, поддастся ли Мандзю уговорам Сягэ.

— Доброй ночи, Мизуки, — донесся до моих ушей ласковый голос Мандзю. Отчего у меня кольнуло в животе и в сердце. Оказывается, слышать голос любимого, который не может быть с тобой, так мучительно!

— Угу, — буркнула я в ответ.

— Спи сладко, дорогая Мизуки, — эхом повторила Сягэ. Вот ей я не ответила. Лишь как можно громче и противней зевнула во всю пасть, клацнув клыками.

Их голоса превратились в шепот, но я не спускала с них глаз.

— Ты мне так и не ответила, почему ты страдаешь? — тихо промолвил Мандзю. — Разве плохо быть природным духом?

— Очень плохо, — снова вздохнула Сягэ.

— Отчего же? — Мандзю провел ладонью по ее спине.

— От того, что боги, создавая нас, запретили нам любить. Но ведь все живое имеет право на любовь — это чувство всегда приветствуется богами. Тогда почему только для тенинов любовь — преступление, почему, Мандзю?

— Мы созданы, чтобы дарить любовь богам, высшим существам и даже смертным, но друг друга любить не можем, иначе во всех мирах наступит хаос. Мы не имеем права создавать пары, увлекаться чувствами, нельзя, чтобы страсти нас захватили. Тенины — слуги богов, и мы не можем иметь пару. Таков закон.

— Ты все еще любишь ее? — Сягэ скинула руку Мандзю со своей спины и сердито посмотрела на него. — Девушку из прошлой жизни?

— Я не помню ее лица, но помню чувства, которые испытывал к ней. Они были сильными. Чтобы сохранить их в себе, я отказался от мирской жизни. Любовь была настолько сильна, что даже всемогущая Аматерасу не смогла вытравить ее из моего сердца.

— Как я завидую той смертной девушке, — дрожащим голосом произнесла Сягэ.

— Здесь нечему завидовать. Она бросилась со скалы в море, чтобы не быть с тем, кого она не любила. Родные, выдав замуж за другого мужчину, разбили ей сердце. Ты так же хочешь? — Мандзю заглянул ей в глаза и склонил голову набок.

— Нет, не хочу. Но мое сердце и без жестоких родителей плачет от боли. Я знаю, что нравлюсь тебе так же сильно, как и ты мне. Твоя нежность читается во взгляде, в жестах, во всем, что ты делаешь. Ты бы видел, как поменялся в лице, когда увидел меня сегодня. Пусть с твоих уст не срываются слова любви ко мне, но все, что ты делаешь, кричит мне об этом.

Мандзю встал и прошелся перед Сягэ. Он заложил руки за голову и шумно втянул ночной воздух. Луна уже вступила в свои права и освещала долину серебристым светом. Он повернул лицо к небесному светилу и прикрыл глаза. Мы обе, каждая со своего места, завороженно смотрели на него. Мандзю боролся с собой. Я видела по его лицу, что внутри него идет битва. Брови то сходились вместе, то, отталкиваясь, разбегались вновь. Мандзю набрал ртом воздух, раздул щеки, задержал дыхание на несколько долгих мгновений. Зажмурился и протяжно выдохнул. Затем он сделал шаг в сторону Сягэ, а потом резко отпрянул и отошел подальше. Опустил руки, и те безвольно повисли вдоль тела. Мандзю вновь набрал побольше воздуха, желая что-то сказать, протянул руки к Сягэ и тут же опустил их. В конце концов он сдался и, проиграв эту битву, снова сел рядом с белокурой Сягэ.

— Да! Я люблю тебя, моя прекрасная Сягэ, но эта любовь преступна. И если поддамся ей, Аматерасу покарает нас, и я снова испытаю невыносимую боль из-за разбитого сердца. Ты меня понимаешь?

Мандзю согнул ноги, положил на них руки и опустил голову. Сягэ приподнялась и обняла его, прижав к плечам возлюбленного голову.

— Спасибо, что не стал скрывать от меня свои чувства. Было очень мучительно подозревать тебя в них, но не знать, так ли это на самом деле.

— Все так, Сягэ, — голосом мученика произнес Мандзю и положил ладонь на руку Сягэ. Голову он так и не смог поднять. — Только это признание бессмысленно. Нам не суждено быть вместе.

— Если мы будем встречаться с тобой под покровом ночи, никто и не узнает. Мизуки обещала не рассказывать о нас никому.

— О нас все равно узнают. Аматерасу все видит. Не стоит недооценивать высшую богиню.

— Мы будем очень осторожны. — Сягэ подняла голову и прикоснулась губами к щеке Мандзю. Он вздрогнул, сбросил с себя руки Сягэ и поднялся на ноги.

— Умоляю, не делай так больше!

— Хорошо, не буду, — согласилась она и хитро посмотрела на него. — Садись рядом, будем любоваться звездами. Не бойся, я не буду больше тебя целовать.

Одну маленькую победу Сягэ сегодня уже одержала. Она была страшно довольна признанием Мандзю. Когда тот снова сел с ней рядом, Сягэ положила голову ему на плечо. Мандзю расслабился и, как будто забывшись, осторожно обнял ее за талию. Меня терзала ревность. В сердце вонзилась заноза и колола его всякий раз, как я бросала взгляд на тенинов. Но, как хорошая подруга, я все же нашла в себе силы сделать доброе дело для них. Я выпустила в темноту блуждающие огоньки. Они кружились над головами природных духов, играя тихую мелодию, наполняя сладостным чувством сердце и душу.