— Вкусно? — поинтересовался он и жестом пригласил меня сесть рядом с ним у огня.

— Очень, — призналась я, усаживаясь на колени возле Мандзю. Сейчас я была горда собой. Я села так красиво, как учила меня мать. «Будущие высшие богини должны уметь двигаться подобающе своему статусу», — пронеслось в голове.

— Потерпи еще немного, скоро похлебка будет готова. — Мандзю взял деревянную ложку и принялся мешать в глиняном горшке.

Я набросилась на печенье, поскольку действительно ничего не ела с тех пор, как охранять алую паучью лилию пришел Мандзю. Мне было не до еды. Я бросила взгляд на хиганбану. Цветок безмятежно кивал алой головкой в такт дуновениям ветра, источая сильный, приятный аромат вокруг. Оторвавшись от хиганбаны, я перевела взгляд на Мандзю. Он сосредоточенно помешивал в горшке похлебку. Ветер развевал его волосы, и легкие пряди падали на лицо. Мандзю сдувал их, но одна, особо непослушная, прилипла к его белой щеке. Я не удержалась и робко потянулась к нему. Аккуратно, стараясь не касаться бледной кожи, убрала прядь от его лица.

— Спасибо. — Мандзю с ласковой улыбкой взглянул на меня и отвернулся к костру.

— Хочешь? — я протянула ему сосуд с вином.

Тенин наклонил голову, заглянул вглубь глиняной бутыли и принюхался.

— Похоже, у Сягэ получилось отличное вино. — Он взял у меня из рук сосуд, поднес к губам и сделал большой глоток. Кадык на длинной шее дернулся и вновь замер посередине.

Сягэ. В который раз за это утро он произносит ее имя. Сердце заныло от тоски. Где-то внутри проснулась отступившая вчера ревность. Как уместить в одном маленьком лисьем сердце сразу два чувства: любовь и ревность? Как перестать видеть в новой подруге соперницу? Я обещала ей помочь с возлюбленным, но я не знала, что, едва увидев его, влюблюсь по уши с первого взгляда. Мне не хотелось терять подругу. Сягэ слишком милая и добрая. Но я, как и она, до смерти хотела заполучить Мандзю. Я не желала выбирать между дружбой и любовью. Никогда прежде не приходилось испытывать такого волнительного и сладкого чувства. Как бороться с любовью, если, сидя рядом с этим тенином, я испытывала прилив счастья? Это чувство переполняло меня: я ощущала себя огромным пузатым горшком, в который льют и льют воду без остановки. И вот я уже наполнена до краев, а вода продолжает литься и сбегает по стенкам, щедро проливаясь на землю. Она спешно проникает в мягкую почву и напитывает собою корни растений. Те с благодарностью принимают живительную влагу и в ответ выбрасывают свои соки вверх по стеблю, заставляя заснувшие головки бутонов мгновенно раскрываться и тянуться к солнцу. Мне хотелось вскочить и бежать по поляне, раскинув руки навстречу солнцу, и петь. Петь обо всем, что лежало у меня на сердце. Пусть неумело, неловко, зато честно — так мне хотелось в сладкой мелодии рассказать о первых ростках любви. Но я вынуждена была скрывать свое чувство, прятать его как можно дальше от глаз Мандзю, чтобы не предавать дружбу с Сягэ. Но не значило ли это, что, отказываясь от чувств, я предаю себя? От этих мыслей в горле встал ком, эмоции полыхали в груди и рвали меня изнутри.

Грызя печенье, я украдкой наблюдала за Мандзю. Он спокойно помешивал деревянной ложкой содержимое донабэ, поочередно вылавливая то клецки, то луковицу лилии, и тщательно разглядывал их. Зачерпнув немного бульона, он поднес ложку к носу, вдохнул густой пар и принялся дуть. Мандзю так мило раздувал щеки. Я не удержалась и хихикнула, прикрыв ладонями рот. Он посмотрел на меня, улыбнулся в ответ и протянул ложку:

— Хочешь?

Я отрицательно помотала головой.

— Ну же, попробуй! — настаивал он.

— Лисы не едят горячее. Мы ждем, когда хотя бы немного остынет.

— Так я подую. — Мандзю вернул ложку к своим губам и принялся усиленно дуть.

— Ты так заботишься обо мне… — Я опустила голову, боясь взглянуть на него.

Он замер и повернулся ко мне:

— А почему бы мне не позаботиться об одной хорошей юной лисичке? Нам предстоит провести много времени, охраняя заветный цветок. Будет лучше, если мы будем жить в дружбе и гармонии. — Помолчав немного, он добавил: — К тому же мне нравится заботиться о тебе.

— Почему? — Я не выдержала и заглянула ему в глаза. Они излучали теплый свет, ласку и даже улыбались немного. Но к своей душе Мандзю опять не подпустил меня. Он по-прежнему закрывался от меня. Про себя я молила его открыться мне хоть разочек, чтобы мой дух мог поздороваться с его. Будь я сейчас в теле кицунэ, не удержалась бы и заскулила, протяжно взвыла от переизбытка чувств. Но мать учила меня сдержанности, соблюдению приличий. И я молчала. Но мне так хотелось прикоснуться к душе Мандзю и открыться ему самой.

— Потому что я был создан таким. Любить все живое, помогать, заботиться. Быть братом, другом, отцом, если пожелаешь, — и даже матерью. Я отношусь к тебе как к сестре. Разве я не могу позаботиться о своей двухвостой сестричке? — Говоря это, он убрал ложку от губ и с улыбкой посмотрел на меня.

— А к Сягэ ты тоже относишься как к сестре? — с надеждой спросила я.

Он отвернулся от меня, опустил голову и вздохнул. Плечи Мандзю как-то сразу опустились, он сгорбился. Ложка в его руке задрожала, и бульон был готов пролиться на землю.

— Ты же знаешь, — из голоса Мандзю исчезли краски, — я говорил тебе уже о том, что испытываю к Сягэ чувства. Но я борюсь с собой, потому что природные духи не имеют право на любовь.

— Прошлой ночью я не заметила, чтобы ты боролся с собой, — с издевкой припомнила я.

Он посмотрел в уже прилично остывший бульон в ложке и поднес к моим губам.

— Попробуй. Уже остыло.

Я втянула губами наваристую, ароматную жидкость. По рту разлилось нечто восхитительное. Множество разных вкусов слились в одной палитре и заиграли на языке яркими красками.

— Ммм… — промычала я от удовольствия — твой суп давно готов! И он восхитителен. Давай есть!

— Ну, раз так, то давай есть! — просиял Мандзю и достал из рукава кимоно две аккуратные глиняные ложечки.

Одну он протянул мне, а второй зачерпнул похлебку, немного подул на нее и с жадностью отправил в рот содержимое. Я опрометчиво последовала его примеру и тут же обожгла себе нёбо. От неожиданности закашлялась, и кипяток попал прямо в нос. Окружающие запахи мгновенно исчезли. Я просто перестала различать их. Мандзю озабоченно посмотрел на меня.

— Все в порядке? — Я почувствовала, как его мягкая ладонь тихонько опустилась на мое плечо. О Великая богиня, сделай так, чтобы он как можно дольше не убирал ее!

— Угу, — я вытерла пролившиеся слезы рукавом кимоно, — горячо просто.

— А ты не торопись, подожди, когда остынет. — Мандзю осторожно погладил меня по спине. — Вон у нас сколько похлебки получилось. Нам двоим хватит на весь день.

От прикосновений руки Мандзю оставались теплые следы на моей спине. От них лучами расходились мурашки. В животе совсем не от горячей похлебки стало жарко. Если я откажусь от него и уступлю Сягэ, то больше никогда не смогу испытать эту приятную сладость. От такого отказаться было невозможно. Я еще никогда не была в такой близости с мужчиной и не подозревала, что рядом с кем-то может быть так хорошо. Я поняла, что мне нужен Мандзю, — только он и никто, кроме него. Внутри меня бушевала буря. Все смешалось в голове, отзываясь дикой тоской. Желание быть рядом с любимым тенином отозвалось невыносимо болезненным уколом совести: ведь я предавала свою единственную подругу. Всю жизнь родители держали меня в изоляции, ограждая от общения с другими видами ёкаев. Мне разрешено было общаться только с братьями и сестрами, притом, что я была самым младшим ребенком в семье. Старшие давно выросли, обрели свои семьи и очень редко навещали родителей. И я их прекрасно понимала. Я бы тоже не приходила повидаться с отцом, будь у меня своя семья, а поддерживала связь только с матерью, приглашая ее к нам в гости. И теперь, когда я впервые обрела подругу, должна была предать ее? Мандзю, ну почему ты не можешь быть хотя бы чуточку менее прекрасным, чтобы я не влюбилась в тебя так сильно? Но, выбирая между Мандзю и дружбой с Сягэ, я предпочла Его. Сможет ли когда-нибудь простить меня Сягэ, как однажды простил Когими? Смогу ли я восстановить нашу дружбу и вернуть ее расположение к себе какой-нибудь неоценимой услугой? Я утешала себя мыслью о том, что, спасая ее от преступной, запретной любви, из-за которой их покарает Аматерасу, я оказываю ей неоценимую услугу. Пока рядом со мной сидит Мандзю и нет Сягэ, есть прекрасная возможность завоевать его любовь и отговорить от связи с моей подругой.

Мандзю убрал ладонь, оставив ощущение тоскливого холода. Он начал пристально разглядывать содержимое горшка. Немного помолчав, тенин вновь заговорил:

— И даже угостить гостя останется, если кто-то придет. — Казалось, что он обращался скорее к себе, чем ко мне.

— Гостя? Ты кого-то ждешь? — тяжелым камнем в груди легла догадка.

— Не знаю, — Мандзю пожал плечами, — вдруг кто-то голодный придет.

— Ты ждешь Сягэ? — как можно нежнее, подавляя в себе злость, спросила я.

— Возможно… Она обещала прийти ближе к ночи. — Озираясь по сторонам, Мандзю зачерпнул ложкой похлебку из горшка.