Осмотрев меня, он наложил пару швов на виски и выписал парацетамол. Я был освобожден от занятий на пять дней. Неделю я провел за просмотром «Коня БоДжека», прерываясь только на созвон с родителями: мама распереживалась, отец поздравил с посвящением в мужчины.
Время от времени заходил Денис. Он рассказал, что профессор Тоунер ждет моего выздоровления, чтобы «прояснить обстоятельства произошедшего».
— Ты, главное, не забудь сказать, что я за тебя заступился! — говорил он.
— Ну ясен пень. О чем ты вообще?
Спустя неделю я отправился к профессору Тоунер. Ее кабинет находился в самой отдаленной части кампуса за толстой дубовой дверью. Возле кабинета всегда царила гробовая тишина. Стульев в коридоре не было: директор не радовалась гостям. Я постучался.
— Come in [Войдите (англ.).].
Профессор Тоунер сидела за огромным столом, на котором располагались широкий монитор и стопка разноцветных папок. Директор смотрела на меня выжидающе — так, словно это не она меня вызвала, а я к ней напросился.
— Please, sit down [Присядьте, пожалуйста (англ.).], — сказала она наконец.
Я сел на чертовски неудобное скрипучее кресло. По привычке хотел закинуть ногу на ногу, но сдержался. Директор спросила о моем самочувствии.
— Better [Лучше (англ.).], — ответил я.
Профессор Тоунер стала расспрашивать о «чудовищном инциденте, который произошел в кампусе на прошлой неделе». Я сказал, что Крис Дженкис силой вымогал у меня деньги и что я отказался их ему давать, из-за чего он меня избил.
— Why would he want your money? — спросила она.
— I don’t know… you know, there is a stereotype about rich Russians, — ответил я. — All these BBC shows and Chelsea and oligarchs… stuff like that…
— Yes, I know. But it’s not for nothing, is it?
— The oligarchs?
— No, you and Chris [— Зачем ему понадобились ваши деньги? // — Не знаю… знаете, есть стереотип о богатых русских. Из-за всех этих шоу на ВВС, «Челси» и олигархов. // — Знаю. Но это же все не просто так? // — Что не просто так? Олигархи? // — Нет. Я про вас с Крисом (англ.).].
И тут я понял, что забыл придумать, зачем Крису понадобились мои деньги. Сказать профессору Тоунер, что я продаю сигареты, значило бы вырыть себе еще более глубокую яму. Нет, не только себе, но и всей школе. Наверняка профессор Тоунер задала похожий вопрос Денису, но тот забыл меня предупредить.
— What did Chris say? [А что сказал Крис? (англ.)] — спросил я.
Крис, по словам профессора Тоунер, вообще отказался называть причину драки. Она сказала, что у нее возникли подозрения о каких-то «темных делишках» и что она обязательно докопается до правды. Я спросил, как накажут Криса.
— The same way we’ll punish Daniel, — ответила она. — They will have to write a 2000-word essay on fighting dangers.
— But he stood up for me! [— Так же, как я накажу Дэниэля. Они должны написать эссе на 2000 слов о вреде драк. // — Но ведь он за меня заступился! (англ.)] — запротестовал я.
Профессор Тоунер сказала, что перед школьными правилами все равны, а о запрете драк говорится на первой странице инструкции по безопасности.
— You’ve read it, haven’t you? [Вы же прочитали, верно? (англ.)]
Я ответил, что мог прочитать невнимательно или вовсе подписать, едва бросив взгляд на текст.
— Ignorance of the law is not an excuse [Незнание закона не освобождает от ответственности (англ.).], — сказала она и добавила, что я могу быть свободен.
Настроение испортилось. Впрочем, оно и так было ни к черту. Я выбрался из кампуса и отправился в школьный парк. Деревья покрылись первой зеленью, и в парке было приятно спрятаться от весенней духоты. Где-то высоко на ветках носились беспечные белки. Я порылся в сумке и нашел пачку недоеденных сухариков. Раскидав их вокруг, я сел на пенек в ожидании, что белки оценят мою доброту. Одна из них прискакала к кучке, взяла один сухарь, понюхала его и брезгливо отбросила в сторону, после чего забралась на высоченную сосну.
Прилетели вороны. Они жадно набросились на сухари, а когда остались только крохи, принялись отбирать их друг у друга, противно гаркая и махая крыльями. «Ну хоть кому-то моя благотворительность понадобилась», — подумал я и поплелся назад в школу.
На обратном пути встретились Эмма с Колином. Они шли, держась за руки. Движения Колина, и без того всегда красноречивые, казались со стороны самоуверенными и развязными. Эмма смотрела под ноги, время от времени поворачивалась к нему спиной и говорила что-то в духе: «чудесный день» или «как же здесь хорошо». Я наступил на ветку — она хрустнула, и голубки обернулись. Я попытался изобразить безразличие. Они, в свою очередь, изобразили невинность. Мы поравнялись и вместе добрались до кампуса.
По пути Колин расспрашивал о драке. Он называл Криса тупорылым ослом.
— But Dan is no better [Но Дэн ничем не лучше (англ.).], — добавил он. Эмма закашлялась.
Я сказал, что Денис поступил как настоящий друг и что любой нормальный человек на его месте сделал бы то же самое. Сказал, что это всяко лучше, чем стоять и смотреть, как кого-то бьют по башке, и снимать драку в Снэпчат. Эмма согласилась. Колин замолчал.
Я опоздал на историю. Профессор Вудли приветливо улыбнулся и пригласил сесть. Он стал прилюдно расспрашивать о моем самочувствии и сказал, что может замолвить за меня словечко, если потребуется. Затем он вручил мне эссе, которое я ему отправил, пока лежал с подбитым глазом.
Денис на урок не пришел. Я застал его в столовой. Он сидел в наушниках, смотрел в телефон и пил кофе.
— Что смотришь? — спросил я.
— Рэп-батл.
— И как?
— Слушай, прикольно. Мне Оксимирон нравится. Он, кстати, тоже в Англии учился. В Оксфорде.
— Ого, круто.
— Не пойду я в футбольную академию, — Денис снял наушники и отложил телефон. — Не быть мне новым Роналду. Отец против. Я знал, что так будет. Говорил же: параноик.
— Да ладно? Ты серьезно?
— Да. Сказал, что не отправлял меня в Англию дурака валять. Говорит: «Ты должен учить экономику». А меня уже тошнит от этой экономики! Я показал ему результаты за прошлый год. Говорю: «Не получается у меня. Какой смысл?» Он ответил: «Нет, надо стараться, поставь перед собой цель». Я говорю: «Вот цель, я поставил». Дальше он стал заливать, что я еще пиздюк, что буду жалеть, бла-бла-бла. В общем, денег не даст.
— А ты попробовал с академией обговорить? Вдруг они какой-нибудь сколаршип [Стипендия. (Прим. авт.)] дадут на первое время?
— Да какой сколаршип? Больно я им нужен! У них этих «молодых талантов» жопой жуй! Еще заливает, что без него я был бы никем. Так он сам не дает мне возможность кем-то стать. Я-то не против… Сука, блин… Слушай, есть покурить?
— Так тренер запрещает…
— Какой на фиг тренер? Нет больше тренера! В жопу этот футбол! Мне экономику учить надо! — На слове «надо» его голос сорвался.
И вдруг он заплакал. Плакал он как-то неуклюже, словно разучился. Вытирал слезы рукавом, хотя на столе была салфетница.
В столовую вошел Крис в окружении малознакомых ребят. Денис мгновенно успокоился и за долю секунды принял обычный беззаботный вид.
— What’s up, Chris? Came to get fucked one more time? [Что такое, Крис? Хочешь еще получить? (англ.)] — спросил он с издевкой.
Крис рассказал, что был у профессора Тоунер, сказал ей, что «просил» у меня деньги, потому что решил, будто я их украл. Якобы я последний человек, который был в его комнате до пропажи. И что потом он нашел деньги в другом месте и извинился предо мной.
— You tell her same shit [Ты скажи ей то же самое (англ.).], — сказал он и вместе со своей компашкой пошел дальше.
— А знаешь, он не такой остолоп, каким кажется на первый взгляд, — заметил Денис.
— Возможно, его кто-то надоумил. Хотя бы перестал клянчить бабки. И на том спасибо!
Мы отправились в курилку. Денис продолжал ругать отца. После долгих уговоров ему удалось стрельнуть у меня сигарету. Я дал при условии, что это будет первая и последняя сигарета, которую он у меня взял. Так и случилось, далее он покупал сигареты самостоятельно.
Денис курил неумело, почти не затягиваясь. А если и вдыхал дым, то начинался приступ дикого кашля, остановить который могли только глоток воды и плевки на пол.
— Ну и дрянь. Как вы можете этим дышать?
— Привычка, — ответил я.
— А давай гульнем! — вдруг сказал он. — Пойдем в паб, возьмем пивка или чего покрепче. Отметим мой фэйл.
— Слушай, какой фэйл? Все еще впереди…
— Давай, пошли. — Денис дернул меня за рукав.
Мы отправились в White Horse. Воняло мочой и пивом. В тот вечер в пабе проходил паб-квиз, собрались местные. Детишки бегали по бару со стаканами апельсинового сока и проливали содержимое на пол. Папы пили запотевшие пинты и выкрикивали неправильные ответы, их жены орали на детей и двулично улыбались соседним столикам. Денис взял пиво, и мы сели у окна, за которым наступал вечер.
— Завтра к первому… — начал я.
— Насрать, — прервал Денис. — Не можешь с другом побыть в трудную минуту?
— Не, почему? Могу…
— Вот и славно.
Денис сильно напился. До общежития всего двадцать минут пешком, но чтобы туда добраться, пришлось вызвать кеб. В такси Дениса вырвало. Разъяренный водитель высадил нас в начале улицы, вдоль которой росли аккуратно подстриженные кустарники. Денис пошатнулся, упал на один из них и попросил оставить его там.
— Как хорошо, господи…
От его кофты, мокрой от блевотины и разлитого пива, смердело так, что я невольно заткнул нос. Мимо проходили «голубки». Я попросил Колина помочь донести Дениса до общежития. Он сначала посмотрел на Эмму, а затем кивнул в знак согласия. По дороге Колина тоже стало подташнивать. Он рванул к кустам, громко кашляя и поминая господа всуе. Помогать пришлось Эмме. Она достала из сумки влажную салфетку и протерла Денису лицо.