2

Развалина бюро, когда Кел выволакивает его наружу и хорошенько осматривает, оказывается древнее, чем казалось, и лучшего качества: мореный дуб, изысканные завитки вырезаны на бортике над крышкой и вдоль нижней кромки выдвижных ящиков, а под крышкой — десяток гнезд для бумаг. Кел сперва затолкал бюро в маленькую спальню, поскольку планировал заняться им не сразу, но, похоже, сегодня оно может пригодиться. Он притаскивает бюро в дальний конец сада — на тщательно прикинутом расстоянии и от изгороди, и от грачиного дерева, — сюда же приносит стол, чтоб получился верстак, и ящик с инструментами. Большинство их — от деда. Потертые, щербатые, заляпанные краской, но все равно служат лучше, чем фуфло, какое покупаешь в нынешних хозяйственных.

Главный урон, нанесенный бюро, — здоровенная щепастая брешь в боковине, будто тот, кто отправился в уборную с кувалдой, вмазал попутно и по бюро. Кел оставляет эту дыру на потом, когда рука заживет. Начать собирается с бегунков на ящиках. Двух попросту нет, а другие два погнуты и расщеплены так, что ящик не ходит — или ходит, но с боем. Кел вытаскивает оба ящика, кладет бюро на спину и принимается обводить остатки бегунков карандашом по контуру.

Погода на стороне Кела: приятный солнечный день с легчайшим ветром, птички на изгородях, пчелы в полевых цветах — в такие дни человеку вполне естественно хочется поработать на свежем воздухе. Разгар утра в школьный день, но, если судить по другим случаям, Кел считает, что время тратит совсем не обязательно попусту. Даже если ничего не случится сразу же, у него тут уйма дел вплоть до конца уроков. Насвистывает сквозь зубы дедовы народные песни и выпевает слово-другое, когда они вспоминаются.

Заслышав шелест шагов в траве, сильно поодаль, Кел продолжает насвистывать и голову от бюро не поднимает. Впрочем, через минуту слышит зверский треск в изгороди, и под локоть ему суется мокрый нос: Коджак [Назван в честь Тео Коджака, главного героя одноименного американского полицейского телесериала (Kojak, 1973–1978) на канале Си-би-эс.], потрепанная черно-белая овчарка Марта. Кел выпрямляется, машет соседу.

— Как здоров на сто годов? — интересуется Март через боковой забор. Коджак вприпрыжку удаляется — проверить, не появилось ли чего новенького в Келовой изгороди с прошлого раза.

— Неплохо, — отвечает Кел. — Как сам?

— Как огурец-молодец, — говорит Март. Коренаст, примерно пять футов семь дюймов, жилист и морщинист; у него пушистые седины, нос, за жизнь сломанный разок-другой, и обширная коллекция головных уборов. Сегодня он в плоской твидовой кепке, вид у нее такой, будто ее пожевало какое-нибудь сельскохозяйственное животное. — Чего тебе с этой хренью?

— Починить вот хочу, — отвечает Кел. Пытается отбить второй бегунок, но тот держится крепко, это бюро сработали на славу невесть как давно.

— Трата времени, — говорит ему Март. — Глянь на каком-нибудь сайте с объявленьями. Полдесятка найдешь за так.

— Мне одного хватит, — говорит Кел. — И вот — есть.

Март явно собирается оспорить этот довод, но решает в пользу более благодарной темы.

— Хорошо выглядишь, — говорит он, озирая Кела с головы до пят. Март с самого начала был склонен одобрять Кела. Ему нравится беседовать, и за шестьдесят один год в этих краях он высосал сок из всех местных. Кел, с точки зрения Марта, — чисто Рождество.

— Спасибо, — говорит Кел. — Ты тоже.

— Я серьезно, друг ты мой ситный. Очень стройный. Пузо-то с тебя слезает. — Кел, терпеливо раскачивая бегунок ящика взад-вперед, не отвечает, и Март продолжает: — Знаешь, с чего оно так?

— Вот с этого, — говорит Кел, кивая на дом. — Не сижу на заднице за столом день-деньской.

Март энергично качает головой.

— Вообще нет. Я тебе скажу с чего. Это всё с мяса, которое ты йишь. С сосисок да со шкварок, какие у Норин берешь. Они здешние — такие свежие, что аж прыгают с тарелки и на тебя фырчат. С них тебе сплошная польза.

— Ты мне нравишься больше, чем мой прежний врач, — замечает Кел.

— Слухай меня. Американское-то мясо, какое ты йил дома, — в нем гормонов дохрена. Ими накачивают скотину, чтоб жирнела. И как ты думаешь, как с этого дела людям? — Ждет ответа.

— Вряд ли хорошо, — отвечает Кел.

— Тебя с них раздувает, как шарик, — и титьки, как у Долли Партон. Сдуреть какая хрень. Е-Эс все их позапретил тут. Вот откуда ты весу-то вообще набрал. А теперь йишь годное ирландское мясо, и все с тебя слезает. Будешь у нас по виду как Джин Келли [Долли Ребекка Партон (р. 1946) — американская кантри-, блюграсс-, госпел-певица, музыкантша-мультиинструменталистка, киноактриса. Юджин Кёррэн Келли (1912–1996) — американский актер, режиссер, сценарист, продюсер, хореограф и певец ирландского происхождения.], глазом моргнуть не успеешь.

Март, очевидно, уловил, что у Кела сегодня что-то на уме, и решительно намеревается отговорить его — то ли из чувства соседского долга, то ли потому, что ему нравятся трудные задачки.

— Ты б двинул это на рынок, — говорит Кел. — Мартов Чудо-диет-бекон. Ешь больше — худей крепче.

Март хмыкает, явно довольный.

— Видал, ты вчера в город катался, — бросает он мимоходом. Прищуривается в сад, высматривает Коджака — тот не на шутку сосредоточивается на одном кусте, старается запихнуть в него себя едва ли не целиком.

— Ага, — говорит Кел, выпрямляясь. Известно, к чему Март клонит. — Погоди-ка. — Уходит в дом, возвращается с упаковкой печенья. — Сразу только всё не ешь, — говорит.

— Джентльмен ты, — говорит счастливый Март, принимая печенье через забор. — Сам-то их пробовал?

Печенье Марта — причудливые сооружения из розового пухлого зефира, повидла и кокоса, какими, по мнению Кела, хорошо подкупать пятилетку со здоровенным бантом в волосах, чтоб прекратила истерику.

— Пока нет.

— Ты макай их, друг ситный. В чаек. Зефир размокает, а повидла тает на языке. Лепота.

Март сует печенье в карман своей зеленой вощеной куртки. Заплатить за гостинец не предлагает. Сперва Март представил доставку печенья как одноразовую акцию, одолжение, какое украсит день бедному старому фермеру, да и Кел со своего новехонького соседа горсть мелочи требовать не собирался. Далее Март решил считать это давней традицией. Веселый взгляд искоса на Кела, когда тот протягивает печенье, сообщает, что Март проверяет соседа на вшивость.

— Я больше по кофе, — говорит Кел. — А это не то же самое.

— Норин не скажи про это, вот что, — предупреждает Март. — Ей только дай чем-нибудь меня обделить. Любит она думать, что ейная взяла.

— Кстати, о Норин, — говорит Кел. — Если собираешься в ту сторону, можешь мне ветчины прихватить? Я забыл.

Март протяжно присвистывает.

— Ты, что ль, к Норин в черные списки лезешь? Плохо дело, братец. Глянь, как оно теперь со мною. Что б ты ни натворил, дуй туда с букетом и извиняйся.

Штука в том, что Кел хочет сегодня побыть дома.

— Не, — говорит. — Она все пытается свести меня со своей сестрой.

Брови Марта взлетают ввысь.

— С какой сестрой?

— С Хеленой — кажется, так она сказала.

— Батюшки светы, друг ситный, езжай давай. Я-то думал, ты про Фионнуалу, да Норин, видать, глаз на тебя положила. У Лены голова на плечах будь здоров. Муж ейный-то был прижимистый, что гусья жопка, да и реку мог выхлебать досуха, господи упокой его душу, так что планочку она не задирает. Не сбесится, если ты в грязных сапожищах в дом войдешь или пернешь в койке.

— Похоже, мой тип женщины, — говорит Кел. — Если б я себе искал.

— И справная она дюжая девка к тому ж, не из этих тощих молодых, какую не разглядишь, коли боком повернуть. На женщине мясцо должно быть. Ай, ну-ка, — наставляет палец на Кела, тот посмеивается, — похабный умишко твой, вот что. Я не насчет кувыркаться толкую. Я насчет кувыркаться сказал разве что?

Кел качает головой, все еще смеясь.

— Не сказал. Скажу я вот что… — Март укладывает локти на верхнюю планку забора, устраивается поудобнее, чтоб растолковать дальнейшее. — Скажу я тебе вот что: если хочешь бабу в дом, нужно брать такую, чтоб сколько-то места в нем занимала. Ни к чему девка кожа да кости, с мышьим голосочком, да сама ни слова за весь день ни нынче, ни завтра. Такая — деньги на ветер. Заходишь в дом, надо, чтоб женщину видать было — и слыхать. Знать, что она тута, а то чего заводить-то ее вообще?

— Нечего, — широко улыбаясь, соглашается Кел. — Лена, значит, горластая, а?

— Про нее всегда знаешь, что она тута. Катись давай и сам забирай свою ветчину — да попроси Норин устроить свиданку. Сполоснись как следует, вуки [Вуки — очень мохнатые гуманоиды с планеты Кашиик из вселенной американской медиафраншизы “Звездные войны” (с 1977). Далее упоминаются и другие персонажи из этой же вселенной (Чубакка, Джабба Хатт).] с морды сбрей, надень сорочку модную. Вези в город в ресторан — в паб не води, чтоб на нее там эти греховодники зенки не пялили.

— Вот ты ее и вези, — говорит Кел.

Март фыркает.

— Я женат не был ни разу.

— То-то и оно, — говорит Кел. — Куда это годится, если я заберу себе шумных женщин больше положенного.

Март рьяно качает головой.

— Ой не-не-не. Эк через жопу ты все понимаешь. Лет тебе сколько? Сорок пять?

— Сорок восемь.

— В свои-то смотришься хорошо. Мясные гормоны, те молодости дают.

— Спасибо.

— Как ни поверни, все едино. Когда мужику к сорока, он либо имеет привычку женатым быть, либо нет. У баб свое на уме, а я ни к чьему на уме, кроме своего, не привычный. То ли дело ты. — Март добыл у Кела эти и другие жизненно важные данные на первой же их встрече, да с такой почти неуловимой ловкостью, что Кел сам себе показался дилетантом.

— Ты жил с братом, — возражает Кел. По части сведений Март, во всяком случае, взаимен, Кел узнал все о Мартовом брате: тому больше нравилось печенье со сливочным кремом, был он жутким фофаном, но с овцами помогал что надо, сломал Марту нос, врезав ему гаечным ключом в какой-то перепалке из-за пульта от телика; помер от инсульта четыре года назад.