Парочка искупалась, потом они сели на песок, стали разговаривать, а Катя с подружкой метрах в десяти за кустами примостились, и вдруг слышат:

— Ты регулярно менструируешь?

Девчонка вскочила на ноги, схватила пригоршню песка и как бросит ему в лицо! Он разорался, упал на четвереньки, пополз к воде. Стал воду руками зачерпывать, материться, а она его в бок ногой, и он плюх в воду! Это спасло девчонок — они убежали незамеченными. Катя потом часто вспоминала того соседа — внешне вроде нормальный парень, отец полковник, но от него веяло тщательно скрываемой липкой развязностью, граничащей с животным страхом быть уличенным в интересе к малолеткам, Катя уже тогда почувствовала это едва зарождающейся в ней женской интуицией.

И вот эту тщательно скрываемую липкую развязность Катя видела в гражданском муже мамы.

— Катерина, ты уже взрослая… — голос гражданского мужа дрожал от волнения.

— Я слушаю, — сказала Катя, косясь на учебник.

Николай Петрович откинулся на спинку дивана, широко расставил ноги, шумно сглотнул и стал пялиться на Катю. Верхняя губа у него покрылась капельками пота, а нижнюю он выпятил, как это делал Муссолини, обращаясь с балкона к своему народу. «Я не твой народ, — подумала Катя, — и слушать тебя не намерена».

— Николай Петрович, давайте быстрее, мне уроки надо делать.

Не сводя глаз с Кати, он вынул из кармана пластмассовую баночку — все его добавки были в таких баночках, больших или маленьких.

— Тебе надо это принимать, это очень важно для растущего женского организма.

Катя пожала плечами:

— Я себя нормально чувствую.

— Ты должна слушаться дядю Колю! — Он погрозил ей пальцем, как маленькой девочке, ухмыльнулся, подался вперед и положил руку на ее колено.

Катя вздрогнула и уставилась на него широко распахнутыми глазами.

— От этих пилюль микрофлора в твоем влагалище всегда будет в норме.

К ней потянулась другая его рука. Катя вскочила на ноги, стул упал.

— Уходите! — крикнула она. — Уходите, иначе я людей позову!

Огромный живот надвигался прямо на нее. Катя так и не поняла, как ей удалось проскользнуть между животом и шкафом, — она пришла в себя только в кухне, держа в руке сковороду.

— Не подходите! — крикнула она, когда Николай Петрович, гадко ухмыляясь и сверля ее маленькими злобными глазками, заслонил дверной проем. — Я окно разобью!

Этому ее учил папа: если в доме опасность, разбивай окно тем, что под руку попало, и зови на помощь. Николай Петрович сунул большие пальцы за ремень брюк, выставил вперед ногу и удивленно вскинул широкие брови:

— Ты что, с ума сошла? — Он снова выпятил нижнюю губу и шагнул к умывальнику. — Я за водой пришел. — Он набрал воды в стакан, медленно выпил и, не сполоснув, поставил стакан на сушку для посуды. — Что это с тобой, девка?

— Со мной? — Катя вся дрожала от негодования. — Это вы меня хватали… Это вы!

— Я тебя хватал? — Он прижал руку к груди и выпучил глаза. — Слушай, по-моему, тебе пора к психиатру.

— Я все маме расскажу… Все! Она вас прогонит!

— Маме? — Он изобразил на лице крайнюю степень удивления. — Что ты скажешь маме? Что приставала ко мне? — В его глазах сверкнула злость. — Попробуй…

Он вышел в прихожую, накинул куртку, сунул ноги в ботинки.

— Пойду прогуляюсь, а то с тобой опасно в одной квартире находиться.

Николай Петрович вызвал лифт, а Катя, схватив пальто, побежала вниз по лестнице. В ожидании мамы, сжимая кулачки, она металась по остановке, а Николай Петрович, покачиваясь с пяток на носки, выпятив живот и сцепив руки за спиной, стоял на одном месте, на троллейбусной остановке. Мама вышла из троллейбуса, он подал ей руку, обнял, поцеловал. Подбежала Катя, а он сказал:

— Вот, решили тебя встретить, — и посмотрел на Катю с улыбкой, ну просто отец родной.

— Я рада, мои дорогие! — Мама тоже улыбнулась, поцеловала его, потом Катю.

— Знаешь, Катя интересуется добавками, — сказал он, беря маму под руку.

— Правда? — радостно воскликнула мама. — Катюша, может, у тебя талант к торговле?

— Очень может быть, — пробасил Николай Петрович и сверху вниз посмотрел на Катю. — Думаю, Катерина, тебе нужно включаться в мою работу. Вдруг это твое? — И он увлек маму вперед.

Идя позади них, Катя думала о том, что вот сейчас они придут домой и она все расскажет маме. Все! Она смотрела на вальяжно шагающего Николая Петровича, выворачивающего носки ботинок наружу, на семенящую рядом маму, прильнувшую головой к его плечу, и вдруг поняла, что мама ей не поверит. Как обычно. Еще и накричит.

— Катерина, ты где? — обернулась мама, на лице счастливая улыбка. — Не отставай!

Она не отставала, а если честно, будь ее воля, вообще не пошла бы домой. Да и разве это дом? Дом — это особое место, где хорошо, куда хочется возвращаться, а эта квартира — вовсе не дом, хоть она и своя. Странно, в гарнизонах все квартиры были чужие, но в них было уютно, потому что там был папа. Он разговаривал с Катей, стихи читал — он очень любил стихи, знал их наизусть много-премного. Папа был особенный, и Катя никак не могла понять, за что мама любит Николая Петровича, ведь он на редкость неприятный человек, мерзавец, каких мало. Катя это поняла с первой минуты, потому что мерзость, как вонь из плохо вымытого унитаза, ничем не замаскируешь. Спрашивать у мамы, что она в нем нашла, Катя не осмелилась, а однажды случайно услышала разговор мамы с подружкой:

— Николай Петрович необыкновенный, он не пьет.

Да разве это достоинство? Лучше бы он пил, думала Катя, приближаясь к подъезду и ничего, кроме ледяной злости, не чувствуя. Вот сейчас мама накроет на стол, они сядут ужинать, включат телевизор, будут растягивать губы в улыбке, согласно кивать, пялиться в ящик, и никакой радости от ужина втроем не будет, потому что они чужие люди, волею случая оказавшиеся в одном помещении. Раньше в их семье был очаг, в который хотелось подбрасывать поленья доброты, любви, радости, а теперь очага этого не было, остался один лишь пепел. Кто в этом виноват? Как это исправить? Почему в семье не сложились нормальные отношения? Почему ко дню ее рождения Анна Ивановна не то что подарка не пришлет, но даже поздравительной открытки? Ответа на эти вопросы не было. И не будет.

Катя не заметила, как вошла в подъезд.

— Я почту посмотрю, на лифте не поеду, — сказала она и побежала на площадку между первым и вторым этажом.

— А я тоже пройдусь! — воскликнул Николай Петрович. — Катя, давай наперегонки!

Но он и не думал ее обгонять. Как только двери лифта за мамой захлопнулись, он схватил Катю за волосы, запрокинул ей голову и прошипел, брызгая в лицо слюной:

Конец ознакомительного фрагмента